Прикурил сигару, разглядывая разноцветную карту в его руках. Мало, Граф, слишком мало нас теперь. С тем планом, что он мне сейчас выложил, мы могли в лучшем случае рассчитывать на скорую и безболезненную смерть. Причём всем кланом так сказать. Стиснул зубы, когда в голове неожиданно возникла фотография моей семьи.
— Ты показал мне жалкую кучку своих союзников и хочешь сказать, что искренне веришь, что с их помощью можешь победить Зарецкого, на стороне которого правительство, а сними — армия и полиция?! Очнись, Андрей! Он не просто фсбэшник! Он высший чин! Ты даже не представляешь, КАКУЮ опасность он представляет! Ты уже вне закона, Андрей! Уже! Все мы вне закона! Я уверен, что у генерала давно припасена необходимая бумажка с жалобой на тебя. Такая кляуза с компроматом, что мало тебе не покажется. Нам всем не покажется. Это человек, который смог втащить меня в заваруху в Чечне! И нам остаётся лишь ждать, когда он утопит нас всех. И что ты намерен делать тогда?
Андрей недовольно поморщился.
— Напасть первыми, Макс! Взять его гребаную усадьбу и найти доказательства его вины. Я не прощу этой суке смерти наших близких. Я не прощу ему ни одну смерть наших братьев. Он уйдет из нашего мира с позором и поджав хвост, но мне нужна ваша помощь. Ваше доверие.
Доверие? Он говорит о доверии, мать его! После того, как сам же благополучно проигнорировал вопрос о нём. Я смотрел на охваченного возбуждением Андрея и понимал, что он своего решения не изменит. Вот только Граф не осознавал, с кем начал эту игру. Или же слишком переоценивал свои силы и подготовку. А я знал, что это нельзя ни в коем случае делать. Я вспоминал об этом грёбаном ублюдке слишком часто, наблюдая, как веселятся и играют моя жена и дети. Почти каждый день голову посещали мысли, что всё могло обернуться совсем по-другому. Стиснул зубы, отгоняя мрачные образы.
— Андрей, ты просто не понимаешь, о чём говоришь! Ты даже не представляешь, с кем начал эту грёбаную игру! Если не веришь мне, спроси у Изгоя, что из себя представляет Зарецкий!
Брат озлобленно сжал руки в кулаки.
— Да плевать что он из себя представляет! У меня есть козыри. Есть план. И я хочу, чтобы ты пошел за мной. Мы ударим его так, как никто и никогда не бил эту тварь. Нас будет много. Со временем, но будет. В этом мире закон — это МЫ!
— И ты готов сейчас развязать встречную войну? Готов рискнуть всем? Оказаться один на один с Зарецким и ФСБ, с армией и полицией? Готов к тому, что возможно, всех нас отправят под суд или тихонечко казнят вместе с семьями? Готов? Если ты — да, то я — нет! У меня есть жена и дети! И я не хочу лишиться семьи из-за твоих великих планов мести, Андрей! Я пас! Все что я могу — это предоставить тебе пристанище на моей территории на Кавказе.
Андрей невольно отступил на шаг назад. В карих глазах читалось недоумение и неверие в происходящее.
— Твою мать, Макс, только не говори, что ты сейчас отворачиваешься от меня. Ты это серьезно? Что значит ты пас? А о чем забочусь я? Не о семье?
— Я не знаю, о чём ты заботишься! Может, и о семье, но твой ход в корне неверный, брат! Я уже побывал в том аду! — Схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. — Твою мать, Андрей, твоя сестра тоже там побывала. Нашей семье этого дерьма хватило по горло!
Брат сделал резкое движение вперёд и стиснул челюсти. Он был в ярости.
— Дьявол, Макс! Это наш шанс, наш единственный долбаный шанс избавиться от этого урода навсегда и на законных основаниях. — я покачал головой, поражаясь ходу его мыслей. — Не отворачивайся. Эй! Макс! Мать твою! Мы сколько прошли вместе этого дерьма. Эти суки вместе с Зарецким (а это он дергал за ниточки Нармузинова), Лена погибла по их вине. Вспомни, сколько наших братьев полегло, сгнило в тюрьмах? Вспомни! Он вышел сухим из воды! Вышел, чтобы забрать МОЮ ДОЧЬ! Макс, посмотри мне в глаза и скажи, что не пойдешь за мной. Посмотри мне, сукин ты сын, в глаза и скажи, что бросаешь меня сейчас!
Сердце сжали ледяные щупальца тоски и безысходности. Каждый из нас принял решение. Я уже знал, что не смогу его разубедить. Как знал и то, что через пару-тройку секунд жестоко разочарую своего брата. Брата, который связывал такие большие надежды со мной.
— Граф, каждое твоё слово — правда! И я абсолютно согласен с тобой! И так же, как и ты, я готов убить Зарецкого! Я готов делать это каждый день тысячами разных способов. Мочить этого гада…Но с меня хватит! Я устал трястись в страхе за свою семью. Мои дети слишком малы. Я не могу, брат! Я не принимаю твой план! Мы придумаем другой способ. Не сейчас. Позже. Давай сейчас бросим все силы на поиски Карины!
— Я больше не держу те позиции, Макс. Позже уже не будет никогда. Только сейчас. Я возьму его за яйца и буду сжимать так сильно, пока они не лопнут! Потому что к исчезновению моей дочери причастен именно он. Из-за политической гонки. Брат…, — Граф покачал головой, — я не верю, что ты говоришь мне это. Я не верю. Я рассчитывал на тебя. — следующие слова он практически выкрикнул мне в лицо — Я.РАСЧИТЫВАЛ. НА.ТЕБЯ. ЗВЕРЬ!!!! Ты бросишь меня в момент исчезновения Карины?
Посмотрел ему в глаза. Так и есть. В них всё ещё горит надежда. Сколько раз мы оставляли все разногласия за спиной и встречали опасность вместе? Плечом к плечу. Андрей имел все права требовать от меня этой поддержки. Слишком многое он когда-то сделал для меня. И понимание этого изнутри подтачивало уверенность в выборе правильного решения. Вот только я уже не имел никакого права так рисковать своими детьми и женой. Произнёс медленно, не повышая голоса. Он поймёт. Я надеюсь на это.
— Значит, в этот раз ты ошибся, Воронов! Я своё слово уже сказал! И это слово НЕТ!
На мгновение Граф закрыл глаза, смиряясь с поражением. Но когда открыл их в них царила всё та же решимость.
— Значит, я пойду в этот бой один, и я подниму наших без тебя, Макс. Я найду свою дочь… я знаю, что эта проклятая тварь Зарецкий в этом замешан.
— А я… я думаю Карину нужно искать в другом месте. Оставь пока политику, Андрей.
— Я отец… мне виднее, кто мог украсть моего ребенка!
— Я тоже отец. И я не хочу, чтобы моих детей сейчас закрутило в политической войне, Граф!
Глава 15. Андрей. Карина
Она вошла в комнату почти бесшумно. Если бы не щелчок дверной ручки, думаю, я бы даже не заметила её присутствия. Потому что эта женщина будто плыла по воздуху, а не шла. Неукоснительно соблюдала извечную тишину, которая, окутывала этот дом.
Мне не нужно поднимать голову и смотреть на неё, чтобы знать, что сейчас служанка Саида молча, без каких-либо слов или эмоций заберет завтрак, уже давно остывший и нетронутый, и оставит на тумбочке у кровати поднос с обедом. Наверняка, там что-то мясное, запах горячей варёной говядины нагло дразнит ноздри. Поднос с двумя тарелками, в одной из которых лежали какие-то кусочки теста, а в другой — пара кусков мяса, появился перед глазами. Служанка не ждёт от меня никакой реакции. Просто молча оставляет принесённое, поправляет маленький золотистый чайник, пододвигает к нему чашку и, забрав свою утреннюю доставку, так же безмолвно уплывает из комнаты. Словно у нас с ней игра какая-то, миссия, которую каждая из нас старается выполнить с максимальной сосредоточенностью и полностью придерживаясь правил этой самой игры. В ней служанке предполагалось тихо заходить в мою клетку четыре раза в день и так же тихо оставлять меня, естественно, плотно запирая дверь на ключ на ночь. Три раза она носила мне еду, а в четвертый — по вечерам, перед сном тащила и аккуратно складывала стопочкой на кровати полотенце и нижнее белье в комплекте с тонким шёлковым халатом. Каждый раз — новое, обязательно белого цвета. По крайней мере, из нас двоих только она знала, ради чего продолжается эта игра. Она за участие в ней получала зарплату. Я же…я понятия не имела, во имя чего продолжаю игнорировать подносы с едой, почему уже даже не вызывает желания попросить о помощи или хотя бы перекинуться парой слов с единственной душой, которая периодически навещала меня. Сама я не выходила из комнаты. Зачем? Мне просто не хотелось. Ничего. Абсолютно ничего. Только чтобы меня не трогали. Никто. Словами, взглядами или же, как он…своими грязными руками. Да, он тоже приходил. Каждую ночь после нашей свадьбы. Но он ведь ублюдок без души, поэтому его не стоит брать в расчёт.
И, как всегда, при мысли об этом мужчине пальцы начинаю дрожать. И мне приходится сильно-сильно сжимать их, чтобы унять эту боль, возвращающуюся вместе с воспоминаниями, другой, физической.
«В ту ночь он ушёл быстро. Оставив меня всхлипывать на этой же самой проклятой кровати. Просто резко встал с меня и, посмотрев долгим тягучим, каким-то тяжёлым, взглядом, прорычал низким голосом:
— А что ещё я ожидал от русской шлюхи?!
И ухмылка на губах. Страшная такая, что я невольно съёжилась, мечтая просто пропасть. Просто исчезнуть прямо на его глазах. И чтобы никогда и никто не нашёл.
Сжиматься от этой ненависти в глазах, лихорадочно думая, думая, думая…чего этот мужчина хотел от меня? Чего ждал? Приволок меня чёрт знает куда, запер, держал как пленницу, заставил выйти за него и изнасиловал…что ещё он от меня ждал?!
Я хотела, я очень старалась прокричать ему это в ответ, но проклятые слова будто застряли в горле, потонули в очередном всхлипе, а он и не стал ждать их. Просто привел в порядок свою одежду и вышел, заперев меня.
Он вернулся следующей ночью. Чтобы снова опрокинуть меня на кровать, не обращая внимания на сопротивление…хотя, каждое утро следующего дня я ненавидела себя ещё больше за то, что сопротивлялась недостаточно, раз он всё-таки получал своё. Он не бил, он не привязывал. Просто он был сильнее каждый раз. Молча. Грубо. Быстро. Удерживал за шею и брал сзади, словно его раздражало мое лицо, словно ему было противно смотреть в него. Никаких слов. Иногда — короткие рыки и тяжёлое дыхание, раздававшееся за моей спиной. Иногда — короткое «дрянь» или хлёсткое «шлюха Воронова»…и я не знаю, какое из двух последних слов раздражало его больше. Но, пока он произносил их, его пальцы словно наполнялись нестерпимой ненавистью, сжимая сильнее шею.»