Синяки на шее вновь заныли. Словно от самих воспоминаний. Потянулась пальцами к ним, чтобы успокоить кожу. Иногда, например, прошлой ночью, я очень сильно захотела, чтобы он сжал со всей силы. Так, чтобы я не смогла сделать даже вздоха и умерла. О, он точно мог сделать так. Своими ручищами-то. Мне нужно было всего-то немного перетерпеть. Немного боли взамен на вечный покой. И тогда мои мучения бы прекратились. Вчера ночью, кажется, я даже попросила его об этом. Даже смогла закричать.
— Ну давай…чего тянешь? Придуши, покончи со шлюхой Воронова! Ты, грёбаный урод!
Я думала, он придет в ярость. Я думала, он разозлится и сделает это, наконец…потому что я устала жить в страхе ожидания…я устала ждать, когда, наконец, придёт отец и спасёт меня. Выведет отсюда, убьёт этого ублюдка. Я слишком устала ждать. Я перестала верить в спасение.
А Нармузинов лишь ухмыльнулся. Громко так. В самое ухо. И процедил медленно:
— Неееет, Карина. Ты будешь жить. Ты будешь жить, чтобы я убивал тебя каждый день. Убивал, трахая тебя в мягкой кровати, пока твой отец подыхает там от переживаний.
А потом пришло оно. Отчаяние. Но не то, от которого опускаются руки или хочется на себя их наложить. Пришло отчаяние, требовавшее действий. Любых. Уставшее от немой тишины и беспомощности. Возможно, вызванное голодом. Или болью от унижений. Сначала оно заставило пододвинуть к себе тарелки с едой и съесть мясо. Потом тонкие кусочки теста, скорее напоминавшие червяков. Кажется, Лекса говорила, что любит это блюдо. Она его как-то готовила даже. На подносе еще была соусница с томатным соусом. Но я не стала трогать её. На самом деле я даже не ощущала вкуса еды. Просто тупо набивала живот, требовавший пищи. Любой и немедленно. Мозг же требовал физических сил. Он беспощадно крутил в голове мысли. Одну за другой.
Вытереть жирные от мяса пальцы салфетками и подойти к окну, чтобы вновь увидеть за тонким тюлем охранников. Охрана сменяется каждые четыре часа. Приезжает большой чёрный минивэн, откуда выгружаются все бородачи в чёрном и занимают свои посты. Затем в авто запрыгивают другие охранники, и уезжают. Их хозяин прибывает не раньше восьми-девяти часов. В последние дни — вообще за полночь. Позавчера я видела, как две женщины в чёрном, дождавшись пересменки, садились вместе с двумя мужчинами в чёрный джип и уезжали. А еще раньше, три дня назад, в машину садились другие женщины. Вернулись уже с объёмными сумками в руках, которые бородачи заносили в дом. Скорее всего, они были в магазине и, скорее всего, покупками занимаются не определенные люди, а те, кто свободен в данный момент.
Открыла шкаф, стоявший у стены, и обнаружила в нём одежду. Наверное, от старой обитательницы этой комнаты. Несколько тёмных платьев в пол с длинными рукавами и аккуратными воротниками. А еще там были платки. По типу того, что завязывала здешняя прислуга.
Она кстати приносит ужин в шесть часов, заходит за ним со стопкой шмоток в девять вечера. Сейчас примерно час дня, если предположить, что сегодня у женщин так же «базарный» день, то у меня есть три часа, чтобы покинуть маленькую клетку и пройтись по большой, оглядеться в ней и попробовать найти возможность сбежать из этого ада.
Прости. Ещё один день, девочка моя. Подожди ещё один день. Я прошу тебя. Не сломайся. Не теряй веру. Я обязательно приду. Папа найдёт тебя, где бы ты ни была. Я знаю, я чувствую, что ты жива. Потому что если бы тебя убили, я бы уже нашёл тебя…твоё тело. Но его нет, а значит, ты жива. Потому что, если бы ты сбежала и спряталась сама, я бы уже нашёл тебя. Я нашёл бы тебя, если бы тебя похитили обычные зарвавшиеся придурки, желающие получить кругленькую сумму за дочь олигарха. Но нет, тварь, что забрала тебя у меня, преследует другие цели. Пока я не знаю, какие именно. Но они напрямую касаются меня. И, зная это, никто, ни один человек на этом свете не посмеет убить тебя. А значит, ты всё ещё жива. И ждёшь меня. И продолжай ждать. Продолжай верить, что я приду. Ещё на один день я стал ближе к тебе. Теперь я точно знаю, что ты в России. Круг подозреваемых сузился ещё больше.
Этот разговор произошёл не так давно. На самом деле я бы даже не смог точно сказать — когда. Потому что я давно перестал следить за цифрами календаря. День месяца, день недели…какая разница, какой шёл по счёту, если для меня время неслось вперёд с огромной скоростью. Время, в течение которого я по-прежнему всё ещё не вернул Карину домой. Тогда ещё я верил в то, что Макс будет со мной заодно.
«— Дагестан?
— Да, её видели в Дагестане в последний раз. Около десяти дней назад.
— Это бессмысленно? Не находишь?
Я посмотрел быстро на брата, молча отстукивавшего указательным пальцем по своей нижней губе. Задумался, но будто почувствовав мой взгляд, встрепенулся.
— М?
— Арам. Сказал. Что. Карину. Видели. В. Дагестане.
Иногда он раздражал. Макс. Точнее, он раздражал всегда, но иногда, сегодня, например, больше обычного. Когда вместо помощи, которую мог бы оказать, тормозил.
— Нууу, — тянет, подбирая слова, и Бог видит, правильно делает, потому что в последнее время Макс Воронов вызывает только желание причинить ему боль, — вся наша с тобой жизнь, Граф, последние годы напоминает полную бессмыслицу. Так что…хрен его знает. Её могли ведь перевозить через Дагестан? Он может не быть конечным пунктом.
Какой умный, мать его! Будто я сам этого не понимал. Но у Зарецкого есть все возможности, чтобы похищать и перевозить людей по воздуху, например. На вертолёте. Ещё до того, как её спохватились и начали отслеживать воздушное пространство. А парень утверждает, что её видели садящейся в машину. Точнее, её вёл под руку какой-то подонок. Буквально тащил в машину, выйдя из лесопосадок.
— Видел один из дальнобойщиков, проезжавших по той трассе. Остановился неподалёку отлить и обратил внимание на явно русскую девушку и высокого кавказца, который втолкнул её в авто. — и, не дожидаясь вопроса, продолжил, — Установить владельца автомобиля пока не удалось. Пока. Мужик не запомнил номера. Но мы ищем.
— Это не обязательно должен быть Зарецкий, Граф. Или же Волков.
Голос брата звучит обманчиво мягко. Так, будто он тоже с большим трудом скрывает своё раздражение. И бросил недовольный взгляд на Арама. Один из моих людей, который искал Карину в кавказском направлении. Впрочем, Макс всегда не доверял новеньким. Точнее, он не доверял никому. Вот сейчас, например, — не доверяет мне и моей теории. Лелеет свои старые обиды, наверное. А мне наплевать. Не до него сейчас. Не до психологических игр с роднёй на доверие и прочую ерунду. Он может сомневаться в принятых мной решениях, он и все остальные, но поддержать меня обязаны. Я нутром чуял, Зарецкий здесь замешан, пусть даже сукин сын-турчонок, сманивший Карину, ничего не сказал о нём, я был уверен, он был слишком мелкой сошкой, чтобы посвящать его в детали плана.
— Да мне плевать, кто это. Я просто найду эту суку, трахну его в зад и прикончу. Но пока мы разрабатываем ВСЕ версии. Совместно, так?
И выждать паузу, прожигая брата взглядом, пока медленно не кивнёт, соглашаясь. Вот только хрена с два я поверил, что он готов действовать сообща. Иначе не мутил бы свои делишки на пару с Радичем тайком от меня.
— В таком случае почему бы тебе не поделиться информацией от Радича.
И вновь взгляд, полный недоверия, брошенный на Арама. Который, к его чести, продолжает невозмутимо и молча смотреть на самого Зверя, будто не знает, за что его так прозвали в свое время. Всё он знал. Но, если и напрягался внутри, то внешне никак не показывал своего страха.
— Пока ничего особенного, — ну и как после этого мне верить во всю эту лажу про братство, семью и прочую лабуду, если мой родной брат скрывает от меня информацию о похищении МОЕЙ ДОЧЕРИ?!
Ииии, кажется, Макс Воронов научился читать мысли, по крайней мере, мои, иначе бы не прищурился, словно услышал их. Быстро встал со своего места и широкими шагами приблизился ко мне.
— Вышел вон!
Сквозь зубы, и не глядя, бросил Араму, и тот благоразумно исчез с поля зрения.
— Слышь, Граф, не знаю, о чём ты сейчас думаешь, но выкинь эти свои идиотские мысли из головы! Ты не один! И я тебе не дам одному окунуться в это дерьмо снова. Просто доверься мне.
— КАК? Как, твою мать, мне тебе доверять, если мои источники сообщают, что Стефан ошивается в Чечне.
Недовольно скривился.
— Что, Зверь, думал, не узнаю? Почему Радич там? Почему не обсудил этот вопрос со мной? Что ты там роешь в одиночку?
— То же, что и ты в Дагестане.
— Ты знаешь о каждом моём шаге, Макс! А я не знаю даже, чем именно ты занят.
Ухмыляется, вызывая непреодолимое желание врезать прямо по белым зубам.
— А нет, конечно, знаю, исследуешь семейку Нармузиновых. По-новой!.
— Тебе-то что? Ты вцепился в этого Зарецкого, вот и рой там. А я время терять не хочу. Но это не значит, что я не помогаю тебе.
— Ты теряешь время. Наше. Время Карины! Я говорил тебе, займись Волковым. Посмотри, что там по Лондону и по чехам. Насколько возможно, что они замешаны. Ты же хотел вывезти семью из страны, так?
И да, придурок, мне не нужно иметь жучки в твоем доме, чтобы догадаться о твоих планах, можешь не испепелять меня глазами.
— Так что сделай это. И сам отдохни. А я разберусь.
— Не переживай, я не отказывался от этого. Но Нармузиновы… почему ты отметаешь даже малейшую мысль об их причастности? Дьявол, Анд, да у них сотня причин похитить нашу девочку. Ты пытаешься развязать войну не с теми и не в то время…ты рискуешь всем…нашими семьями из-за неподтверждённых…
— Хватит, Макс, — вдруг почувствовав, как на плечи что-то резко стало давить. Хрен знает что…усталость, вина, тревога, страх…что-то невыносимо тяжёлое, почти неподъёмное…
— Оставь меня пока. У меня ещё сегодня две встречи.
— По поводу Волкова?
— Кто-то же должен этим заниматься? Выборы никто не отменял.
— Тебе до них сейчас?