полном порядке! Но люди продолжали задавать этот вопрос так часто, что я сам начал задаваться вопросом: действительно ли со мной все хорошо? Мы с Розе, стремясь начать вести «нормальный» образ жизни, попытались ходить в рестораны Сантуса и в городской округе. Это было довольно смелым решением: за редким исключением, мы не занимались этим уже лет десять, опасаясь, что нас сметет толпа доброжелателей. Даже когда я ушел из спорта, для выхода в город мне требовалось сделать над собой усилие. Первое время, когда мы приходили куда-то впервые, нас буквально поглощала толпа людей. Они подходили к нашему столику, желая поболтать о моих трех голах в матче против Франции в 1958-м, о Гарринче, о том, какая моя нога сильнее – правая или левая… и тому подобное. Я был бы совершенно счастлив просидеть с ними ночь напролет и вновь пережить те памятные моменты. Но не ради этого мы выходили из дома, и Розе, что вполне понятно, немного злилась. Тем не менее мы продолжали наши вылазки, и когда мы приходили в тот же ресторан во второй раз, люди обычно ограничивались просьбой получить автограф. Ну, а в третий раз они уже просто махали нам издали рукой.
Я попытался разделить свое время между семьей и бизнесом. Как-то раз за мной зашел мой деловой партнер Эдгар, чтобы отправиться вместе в Сан-Паулу. Когда я выходил из дома, ко мне подбежала моя дочь Келли-Кристина: «Ну что, папа, ты опять уезжаешь?»
Я молча стоял, будучи не вполне уверен, как реагировать.
Наконец, заговорил Эдгар: «Вообще-то так и есть. Но знаешь, Келли, поскольку твой отец перестал играть, он теперь будет больше времени проводить с тобой».
Подбоченясь, Келли проговорила: «Что ж, посмотрим, увижу ль я это!»
Ей было всего семь лет. Но она знала своего отца. Возможно, даже лучше, чем я сам себя знал.
И снова ученик
Я все силы потратил на то, чтобы выстроить приличную жизнь после ухода из футбола. И в мой план входило нечто, что ввергло бы в совершенный ужас девятилетнего Эдсона: возвращение в школу. С самого детства члены моей семьи, мои друзья и наставники твердили об отсутствии у меня должного образования. Все они сходились во мнении, что однажды это мне аукнется – независимо от того, стану ли я самым известным спортсменом в мире или нет. Вальдемар де Брито, мой молодежный тренер из Бауру, был особенно непреклонен. «Дико, – бывало, говорил он, – ты рожден, чтобы играть в футбол, сомнений нет. Но твоя карьера закончится, когда наступит лучший момент в твоей жизни. И тогда тебе потребуется школа!»
Я был также в курсе, что дети во всем мире смотрят на меня как на образец для подражания. Я взял на себя такую ответственность, и какой бы урок мог тогда преподать им тот факт, что Пеле так и не получил среднего образования? Разумеется, всем по всему миру это было известно, меня это смущало, я чувствовал себя так, будто всех подвел. Примерно в это же время поднялся шум вокруг одного швейцарского журнала, разместившего на своей обложке карикатуру на меня с подписью: «Нам, родителям, вскоре придется задаться вопросом, так уж ли нужно нашим детям учиться».
По мере приближения к тридцати годам я, все больше задумываясь над тем, какой будет моя жизнь после футбола, понял, что время, необходимое для решения этой проблемы, уходит. Было такое ощущение, будто в моей жизни не хватает чего-то главного. Во время моих поездок на протяжении многих лет мне довелось встречаться с различными людьми, способными вдохновлять других: римскими папами и профессорами, политиками и врачами. Я пытался изо всех сил не отставать от них, но подчас было трудно понять, о чем они говорили. Не думаю, что у меня не хватало интеллекта или чутья; но у меня действительно не было формального образования, и я понимал, что это обстоятельство будет со временем все больше вредить мне. Поэтому я решил получить диплом по физическому воспитанию и культуре в университете Сантуса. Большого напряжения эта задача не должна была потребовать – в конце концов, в этой области я работал в течение последних пятнадцати лет! Но, разумеется, для того чтобы получить университетскую степень, мне необходимо было освоить то, что я пропустил в средней школе.
Поэтому, еще продолжая выступать за «Сантос», я проводил выходные и многие ночи после матчей, занимаясь учебой с максимальным напряжением. Это было для меня солидным вызовом – если честно, то, когда в 1950-е годы я впервые стал играть в футбол, я едва знал, как правильно написать свое имя, раздавая автографы. Однако профессор Маццеи постоянно заглядывал мне через плечо, помогая с уроками и воодушевляя меня, как он всегда это и делал.
Я совладал с нервами и сдал экзамен, получив аттестат за среднюю школу. Я был очень горд, хотя времени для празднования вообще-то не оставалось – еще год я потратил на то, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам в колледж, которые включали в себя историю Бразилии, математику и тест на физическую выносливость. Что ж, вы, наверное, подумали, что последний предмет был для меня самым легким, тем не менее, когда подошло время его сдавать, я чуть было не провалился! Почему? Да просто потому, что этот тест включал, помимо прочего, заплыв на двадцать пять ярдов в бассейне. Ребенком я пропадал на реке Бауру, занимаясь ловлей рыбы, но я так и не научился хорошо плавать. В день экзамена я чуть было не утонул!
Спустя три года упорной работы я получил свой диплом. Я был так рад, что сделал это! Не для ребятишек, любящих футбол, не для болельщиков или моих наставников. Я сделал это для себя. Благодаря этому я стал лучше.
Не миллионер, а банкрот
Боже ж мой, если б я только занялся математикой на несколько лет раньше! Вскоре после моего последнего матча в составе «Сантоса» мы пригласили аудиторов, чтобы они провели полный анализ состояния моих финансовых дел. На протяжении прошедших лет я старался быть разумным, инвестируя крупные суммы, полученные от игры в футбол и рекламной деятельности, вместо того чтобы сорить наличными, скупая автомашины и особняки. Я никогда не забывал, что карьера спортсмена может оборваться в любой момент, и я не хотел, оставив футбол, тревожиться по поводу своего финансового положения. Я стал владельцем некоторых местных предприятий и недвижимости, и в значительной степени диверсифицировал свои инвестиции в точности так, как мне настоятельно советовали. Теперь, когда моя футбольная карьера, наконец, завершилась, у меня появится время для того, чтобы полностью посвятить себя бизнесу. И для начала я хотел получить полное представление о том, чем я владею и сколько это стоит.
До сих пор помню капельки пота на лбу бухгалтера, вошедшего в тот день в мой офис. Он выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Я тут же почувствовал неладное и попытался шуткой поднять настроение. «Итак, – спросил я, улыбаясь, – сколько там у нас миллионов?»
Бухгалтер стал еще бледнее! Мне надо было бы немедленно вызвать ему врача.
«Сложно сказать», – проговорил он.
На самом деле ничего сверхсложного не было. Я не владел миллионами. Я был их должен. Накопив внушительный портфель активов, я не придал большого значения тому, в чем они выражались, я позволил другим сделать это вместо меня. И одна компания полностью уничтожила все то, чего мы добились. Ее название – «Фиолакс», фирма – производитель запчастей. Неразумно поступив, я подписал за компанию гарантийное письмо под банковский заём, а заодно и ее обязательства, хотя я даже не был мажоритарным акционером. Когда компания оказалась не в состоянии выплатить долг, банк принялся за меня. Кроме того, компания нарушила некие таможенные правила, касающиеся импорта… короче говоря, «Фиолакс» задолжала несколько миллионов долларов, и счет был предъявлен мне.
Вы вправе спросить: «Эдсон, как ты мог быть настолько глуп?» Хотя еще лучше было бы спросить: «Как ты умудрился дважды сморозить такую глупость?»
Печально признаваться, но подобное со мной уже случалось. Примерно за десять лет до этого, в середине 1960-х, я также неожиданно обнаружил, что по уши в долгах. В тот раз я подписал доверенность на имя человека, которого считал своим другом и который поклялся позаботиться о моем бизнесе. В один прекрасный день, за несколько месяцев до нашего с Розе венчания, он пришел ко мне и попросил денег, что показалось мне немного странным, поскольку я уже и так дал ему приличную сумму. Я начал разбираться и в результате обнаружил, что остался без гроша в кармане.
У этих двух эпизодов много общего. В обоих случаях я доверился людям, которых я считал своими друзьями, но которые, как оказалось, главным образом хотели денег и признания для себя. В обоих случаях мое желание сосредоточиться на футболе и только на футболе привело меня к тому, что я проявил беспечность и глупо поступил со своими деньгами. В обоих случаях люди убеждали меня просто объявить о банкротстве и уклониться от плохих кредитов. И в обоих случаях я решил, что важно выполнить обязательства и полностью расплатиться с долгами. Частично я поступил так потому, что хотел подать хороший пример, а частично потому, что все это заставляло меня чувствовать себя крайне неудобно. Никто бы не поверил, что Пеле, из всех людей, живущих на Земле, действительно обанкротился – они могли предположить, что я проворачиваю некую жульническую аферу.
Сегодня рассказ о профессиональных спортсменах, которые транжирят свои состояния, кажется столь же древним преданием, как сама Библия. Но в то время это было просто немыслимо. Оказавшись одним из первых мировых спортивных суперзвезд, сколотивших миллионы на рекламе, я стал также одним из первых, кто потерял все, что имел. Тогда не существовало никаких инструкций или руководства, как поступать в подобных случаях, не было рядом мудрых старейшин, к которым я мог бы обратиться за поддержкой. Сочувствия никто не выразил – на самом деле у некоторых несчастье, обрушившееся на меня, похоже, вызвало странного рода удовольствие – эмоциональное состояние, которое я лично никогда не понимал. Ситуация моя была уникальной, и справиться с ней мог только я сам.