пульс развитию отношений между двумя странами. Все это происходило в период «холодной войны», а автором послания был сам Генри Киссинджер! В общем, можно представить себе, какой эффект оно вызвало. После него все ворчание правительства относительно моего предстоящего отъезда внезапно прекратилось. Мы пришли к соглашению по деньгам – около миллиона долларов в год в течение семи лет. Договор также включал в себя всевозможные сделки, связанные с торговлей и рекламой. Одним из моих условий было приглашение профессора Маццеи, который был принят «Космосом» в качестве помощника тренера и советника по физической подготовке. И прежде чем я осознал, что происходит, я оказался на подиуме в ресторане «21», рядом с моим добрым профессором, который переводил для меня.
«Можете всех оповестить, – заявил я. – Футбол, наконец, прибыл в Соединенные Штаты». Все это звучало великолепно, но оставался один вопрос, ответа на который никто пока не знал: «Если говорить серьезно, придет ли кто-нибудь смотреть, как мы играем?»
Первый «Космос»
Я даже не уверен, хотел ли я поначалу быть свидетелем происходящего!
В день моей первой тренировки с командой «Космос» разразился ливень. Водитель не знал дороги к месту тренировки – небольшому спортивному помещению в кампусе университета Хофстра, учебного заведения Лонг-Айленда. Так что я опоздал почти на час. Выглядело это ужасно, ведь последнее, чего я хотел, – это создать впечатление, будто я считаю, что живу по другим правилам, чем мои товарищи по команде. Поэтому я обратился с глубокими извинениями к тренеру Брэдли. Он сказал, что не видит проблемы, и даже снял с меня обычно назначаемый при опоздании игроков штраф в двадцать пять долларов.
Я собрал команду и обратился к ним с короткой речью на своем ужасном английском. Правда, я заранее попрактиковался с профессором Маццеи, который помог мне с произношением. В то утро я еще успел порепетировать перед зеркалом.
«Для меня честь быть здесь, – сказал я. – Я всегда был человеком команды и остаюсь им по сей день. Прошу вас, не ждите, что я один буду выигрывать матчи. Мы должны работать сообща».
Все ребята закивали в ответ. Они подходили друг за другом и представлялись, улыбаясь и любезно приветствуя меня. Для меня важно было сразу запомнить их имена. Один из моих новых товарищей по команде, Гил Мардареску, полузащитник из Румынии, широко перекрестился и сказал: «Я мечтал, что однажды смогу пожать вашу руку. Играть же с вами – это просто чудо!»
Конечно, я был польщен. Но как раз от таких благоговейных чувств перед знаменитостью мы должны были избавиться на поле – как я сказал ребятам, команда не должна состоять из десяти игроков и Пеле. В футболе такое не прокатывает. Беспокойство мое росло.
Когда мы в первый раз вместе вышли на поле, результат оказался довольно шатким. К тому времени я уже восемь месяцев не играл в футбол в соревновательном режиме и знал, что успел проржаветь. А вокруг еще и топтались зеваки, вылупившие на меня глаза, пока я выполнял упражнения и удары по мячу. «Космос» был похож на бейсбольную команду с пустыря, к которой неожиданно присоединился Бейб Рут», – написал один репортер. Я вошел в команду в середине сезона 1975 года, и ее рекорд к этому времени составил всего три победы против шести проигранных матчей. Подход футболистов к игре был верным, но нам требовалось больше таланта. Во время той первой тренировки мы, разделившись на две группы, играли между собой; находясь против ворот, я получил пас на уровне пояса и ударил ножницами, послав в падении мяч через себя и мимо вратаря Курта Кьюкендалла прямо в сетку ворот.
В Бразилии я выполнял этот удар тысячу раз, однако у Кьюкендалла было такое выражение, будто он только что увидел человека, шагающего по Луне. «Что это было? – продолжал спрашивать он. – Что только что произошло?» Игроки с обеих сторон приветствовали меня, похлопывая по спине.
Нам надо было проводить время вместе. Но его не было, в конце концов, была середина сезона, и уже 15 июня нам предстояло сыграть матч с «Даллас Торнадо». Местом проведения должен был стать стадион «Даунинг», небольшая в весьма плачевном состоянии площадка на острове Рэндалла, на которой «Космос» проводил свои домашние игры. Этот матч – впервые в истории «Космоса» – должен был транслироваться по национальному телевидению. Перед началом игры сотрудники команды тщательно прочесали газон, чтобы привести его в порядок перед важным дебютом. Разумеется, мы понятия не имели, будет ли кто-то смотреть нас по телевидению, придет ли кто-нибудь на саму игру – средняя посещаемость матчей с участием «Космоса» в том году не превышала девяти тысяч зрителей за игру.
Я обрадовался, когда, выйдя на поле, увидел порядка двадцати одной тысячи болельщиков – почти максимум того, что мог вместить в себя этот маленький стадион. «Пеле! Пеле!» – кричала толпа. Вначале все складывалось так, что мы, пожалуй, могли и разочаровать зрителей – игроки «Торнадо» забили нам два гола в первом тайме. Каждый раз, когда я получал мяч, меня блокировали три или четыре защитника. Но вскоре после перерыва я смог отдать пас на Мордехая Шпиглера, нашего израильского форварда, игравшего в 1970 году в своей национальной сборной. Он быстро сделал счет 2:1. Девять минут спустя Шпиглер ответил услугой на услугу, высоким навесом послав мяч во вратарскую площадку. Я подпрыгнул – не так высоко, как в дни моей славы, но на достаточную для этого дня высоту – и послал головой мяч в верхний левый угол ворот. «Пеле! Пеле!» – скандирование усилилось, и я на какой-то момент почувствовал, будто я опять оказался на стадионе «Вила Белмиро» в Сантусе.
Окончательный счет – 2:2.
Ничья. Не тот результат, который обычно нравится американцам, но тем не менее начало было неплохим. Вообще-то в тот день у нас возникла лишь одна реальная проблема. Приняв душ после игры, я в панике бросился разыскивать вице-президента «Космоса», выходца из Кубы Рафаэля де-ла-Сьерра.
«Мне очень жаль, – сказал я, – но, думаю, это была моя первая и последняя игра за «Нью-Йорк Космос». Я не смогу больше играть». Де-ла-Сьерра уставился на меня, отркыв рот: «Но почему?»
Я рассказал ему, в какой ужас пришел, обнаружив, принимая душ, что мои ноги покрыты чем-то смахивающим на грибок зеленого цвета. Как я ни тер и сколько бы я ни намыливал свои ноги, эта гадость не сходила. Сбывалось мое худшее опасение – этот стадион-развалюха настолько прогнил, что навсегда погубит мое здоровье. Ни один футболист не может играть без ног.
По мере того как я объяснял, в чем было дело, хмурое выражение исчезало с лица де-ла-Сьерра, уступая место улыбке. Он спокойно выждал, дав мне закончить, а затем сообщил, что из-за ужасного состояния стадиона «Даунинг» перед матчем технический персонал команды «Космос» решил закрасить несколько проплешин на футбольном поле с помощью пульверизатора с зеленой краской. Сделали они это в надежде, что телезрители не заметят отличия и подумают, что «Космос» играет свои игры на красивом и пышном газоне.
«Это не грибок у тебя, Пеле, – проговорил он, сотрясаясь от смеха. – Это краска».
Футбольный «Бум»
Тот первый матч привлек внимание десяти миллионов зрителей – рекордный показатель для телевизионной трансляции футбольных встреч в Соединенных Штатах, в разы превысивший существовавшие на тот момент показатели просмотра любой игры во время Кубка мира или клубной встречи. Саму по себе трансляцию нельзя было назвать полностью успешной, телезрители пропустили первый гол «Космоса» из-за рекламной паузы, а второй, который забил я, поскольку в ту самую минуту им показывали повтор предыдущего игрового момента. Стало очевидно, что многим, в том числе и руководителям телеканалов, потребуется какое-то время для обучения и привыкания к футболу с его постоянным активным действием на поле и отсутствием длинных пауз, в противоположность «американским» видам спорта, являющимся, таким образом, куда более удобными для показа рекламных роликов.
Отзывы тем не менее были исключительно положительными. «За исключением боя за звание чемпиона по боксу в тяжелом весе, – написала одна газета, – ни одно спортивное мероприятие в Нью-Йорке не привлекало такого огромного внимания во всем мире». Весь мир неожиданно узнал, что такое «Космос». Ту первую игру обсуждали такие американские журналисты, как Том Броко, Говард Коселл и другие, сойдясь во мнении, что футбол, наконец, пришел в Соединенные Штаты. Ламар Хант, владелец команды соперников из Далласа, с которой мы провели тот первый матч, смотрел его по телевизору, сидя в номере мотеля в Тайлере, штат Техас. «Я наблюдал за той встречей, – вспоминал впоследствии Хант, – и думал: все-таки мы это сделали. И это стоило наших страданий и стольких лет лишений».
В самом деле, футбольный бум оказался намного внушительнее и наступил намного быстрее, нежели кто-либо – даже самые смелые мечтатели вроде Стива Росса или Клайва Той – мог себе вообще представить. После того первого матча «Космос» приступил к поездкам в места, считавшиеся «задворками» футбола – в Лос-Анджелес, Сиэтл и Ванкувер, а также на более развитые рынки вроде Бостона и Вашингтона, округ Колумбия. Где бы мы ни появлялись, в каждом городе мы побивали рекорды посещаемости. В Бостоне я был атакован толпой после того, как забил мяч, и у меня даже оказалась немного растянута связка в лодыжке, когда болельщики пытались стянуть с меня на сувениры мои бутсы. В Вашингтоне, округ Колумбия, на матч пришло около тридцати пяти тысяч человек, больше, чем когда-либо удавалось собрать Североамериканской футбольной лиге (спустя несколько дней на другой матч пришло всего лишь две тысячи сто зрителей). Даже в Лос-Анджелесе, где наша команда играла на крошечном стадионе двухгодичного колледжа в Эль-Камино, все двенадцать тысяч мест оказались заполненными под завязку. Везде, где бы мы ни играли, люди проявляли дружелюбие, энтузиазм и удивительную осведомленность о футболе. Казалось, будто футбольные фанаты Америки лишь ждали луча света, свидетельствующего о том, что наконец-то для их вида спорта настал рассвет.