фавел, которыми усеяны холмы Рио и Сан-Паулу. Мало кто из бразильцев верил, что когда-нибудь настанут лучшие времена.
В 1994 году, когда в Соединенных Штатах проходил Кубок мира по футболу, в Бразилии развернулась кампания по выборам президента страны. Я не обращал на нее много внимания. Я недолюбливал цинизм и был уверен, что политика в Бразилии всегда будет частью проблемы, а не частью ее решения. Разумеется, этому меня научила история моей жизни.
Победитель тем не менее немного отличался от предыдущих бразильских лидеров. Им стал известный социолог из Сан-Паулу по имени Фернандо Энрике Кардозу. Он глубоко изучал проблемы нищеты и ее причины, проводил исследования еще в 1950-е годы, показавшие, как страдали чернокожие бразильцы от недостатка экономических возможностей. Фернандо Энрике, как звали его люди, во время диктатуры был левым и даже жил в изгнании в Чили и во Франции, однако со временем его взгляды претерпели дальнейшее развитие, и теперь он стремился сделать Бразилию современным государством с жизнеспособной, интегрированной экономикой. Он не был харизматичным парнем, и хотя мог бегло говорить по-французски, по-испански и по-английски, он иногда с трудом подбирал слова на том языке, на котором могли его понять бразильцы. Тем не менее ему, в качестве министра финансов в предыдущем правительстве, каким-то образом удалось укротить застарелую бразильскую проблему – инфляцию. В 1993 году, худшем за всю нашу историю, цены взлетели на ошеломляющие две тысячи пятьсот процентов. Однако к середине 1994 года они едва сдвинулись с места, перестав расти. Этот неожиданный успех сподвиг его баллотироваться на пост президента.
Фернандо Энрике не был против того, чтобы использовать футбол в своей политической деятельности. В этом отношении, по крайней мере, я считаю, он сильно походил на своих предшественников. Первого июля 1994 года, за три дня до матча в Калифорнии в рамках Кубка мира между сборными Бразилии и Соединенных Штатов, Фернандо Энрике ввел новую валюту под названием реал. Он рассчитывал, что она сможет еще больше стабилизировать цены. Разумеется, футбол не имел никакого непосредственного влияния на то, окажется ли новая валюта удачной или нет. Но как потом признавался Фернандо Энрике, он действительно полагал, что бразильцы с большей вероятностью примут реал, если будут находиться в хорошем расположении духа, чувствуя уверенность в своей стране. Что может лучше способствовать этому, чем завоевание Кубка мира?
Поэтому Фернандо Энрике решил поставить свою судьбу в зависимость от судьбы национальной сборной, пригласив к себе домой журналистов и других лиц, чтобы они увидели, как он сидит перед телевизором и подбадривает бразильскую команду. Это была своего рода рискованная ставка – в конце концов, Бразилия не завоевывала Кубок мира в течение двадцати четырех лет! Но, как вы уже знаете, все сложилось благополучно, и в тот день Бразилия победила Италию в финальном матче чемпионата на стадионе «Роуз-боул». Совпадение это или нет, но запуск реала в обращение тоже прошел успешно. Несколько недель спустя Фернандо Энрике с большим отрывом победил на президентских выборах. Политика и футбол в Бразилии вновь оказались вместе. Я поверить в это не мог.
Незадолго до инаугурации, в конце 1994 года, меня пригласили на встречу с Фернандо Энрике в Бразилиа. Я действительно не знал, чего ожидать. Он был очень вежлив и казался более доступным, чем я ожидал. «Одной из наших целей является привлечь в школу больше детей, – сказал Фернандо Энрике. – Мы думаем, со временем это поможет решить многие проблемы, стоящие перед Бразилией».
Это прозвучало великолепно, но я не совсем понимал, как это могло быть связано со мной, пока Энрике не перешел к сути. «Пеле, – сказал он. – я хотел бы, чтобы вы стали чрезвычайным министром по делам спорта в моем правительстве».
Ну, сама эта идея была не нова. Я, разумеется, был польщен, но за последние десять лет мне уже делали подобное предложение три предыдущих президента, я отклонил их и собирался поступить так же и на этот раз. Я сказал все это Фернандо Энрике, вежливо поблагодарил его и был готов откланяться.
«Что же, понимаю, – мягко сказал он, – но как быть с тем призывом, произнесенным вами после забитого тысячного гола, обращенного к детям Бразилии?» Фернандо Энрике сказал, что хочет сделать спорт основой своего плана, направленного на то, чтобы привлечь детей в школу. «Для вас появится возможность сделать что-то конкретное, что-то настоящее, чтобы помочь детям. Ну, давайте, Пеле. Что вы думаете?»
Помню, я подумал: да, парень, этот человек хорош! Может, и для меня пришло время перестать говорить о бразильской политике и на самом деле заняться чем-то, чтобы изменить ситуацию к лучшему? И я услышал, как отвечаю, будто не по собственной воле, «да» на предложение Фернандо Энрике. После стольких лет сетования на политику я готов был теперь стать частью системы.
Первые результаты
Я всегда был парнем, который держался очень непринужденно, неформально, даже по бразильским меркам – люди у нас в стране, скажем так, не привыкли повсюду ходить в костюмах с галстуками. Поэтому помпезность и респектабельность нашей столицы Бразилиа вначале шокировали меня. Это был город пышных и мудреных названий должностей, темных костюмов, черных седанов и речей, в которых вам надо было назвать поименно каждое присутствующее в зале важное лицо, прежде чем получить право хоть слово сказать по существу вопроса! Мои друзья теперь даже не знали, как ко мне обращаться. Министр Эдсон? Министр Пеле? За прошедшие годы у меня накопилось много всяких прозвищ, включая даже такие, в которых добродушно затрагивался цвет моей кожи, например, Negao и Crioulo («Ниггер» и «Креол»). Те, кого я знал десятки лет, подходили ко мне на протяжении моих первых нескольких месяцев работы в министерстве, окликая меня: «Эй, послушай, Креол, что случилось?»
А затем, побледнев, поправлялись: «Ой, простите, министр Эдсон…»
В ответ я просто смеялся и говорил: «Да, нет, ничего, расслабьтесь…»
Все это было для меня новым опытом, но я очень гордился своей новой должностью. Мне была оказана честь служить своей стране в официальном качестве, и я был благодарен за доверие президенту и моим согражданам – бразильцам. Я был также горд тем, что оказался первым чернокожим членом кабинета министров в истории Бразилии. То, что прошло почти два столетия после получения Бразилией независимости, еще раз продемонстрировало, как долго боролись афробразильцы за то, чтобы получить равные возможности в поиске лучшей жизни. Я был рад, что помог преодолеть этот барьер, чтобы больше людей могло последовать по моим стопам, что вскоре и произошло.
В раннем детстве Пеле мечтал стать не футболистом, а летчиком
Я на самом деле убедился, с удивлением и радостью, что, находясь в Бразилиа, можно сделать немало добрых дел. Как и было обещано президентом Фернандо Энрике, наше главное внимание было сосредоточено на том, чтобы убедить родителей отдать своих детей в школу. Это было связано с решением нескольких самых насущных проблем Бразилии, включая, как мы надеялись, крупнейшую из них – проблему бедности. Согласно исследованию 1992 года, у пятнадцати процентов бразильских детей в возрасте до пяти лет имелись признаки недоедания. Совершенно очевидно, что это таило в себе чудовищные последствия не только для настоящего, но и для будущего Бразилии. В общей сложности около тридцати двух миллионов детей по всей стране жили в нищете – это больше, чем все население Канады вместе взятое. Мы считали, что, если нам удастся отправить детей в школу и удержать их там, мы сможем в краткосрочной перспективе улучшить их питание, а также защитить от дурного влияния улицы, что зачастую приводило их в мир преступности. В более долгосрочной перспективе мы планировали дать им образование, что, очевидно, является важным шагом для того, чтобы вызволить людей из бедности.
Одной из идей Фернандо Энрике была программа под названием bolsa escola («школьный кошелек»), в соответствии с которой семьям, отправившим своих детей в школу, ежемесячно выплачивалась небольшая стипендия в размере нескольких сот долларов. Это было очень важно – в самом деле, это могло стать поворотным пунктом в бразильском образовании, а также в жизни многих бедняков. Но я из собственного опыта знал, что самим детям тоже требовалось что-то, что могло бы подсластить их школьную жизнь – нужно было больше привлекательных причин для того, чтобы они начали ходить в школу. В конце концов, если бы в моем детстве в школе Бауру была возможность играть в футбол, возможно, я бы реже прогуливал уроки!
Поэтому с помощью многих преданных идее людей в министерстве спорта и в других организациях мы приступили к реализации программы по устройству малозатратных спортивных сооружений, таких как футбольные поля и баскетбольные площадки, в беднейших районах. Мы называли эти объекты vilas olimpicas, «олимпийские деревни». Такое название придавало им ореол чего-то значительного, но стоимость каждой из «деревень» обычно не достигала миллиона долларов. Тем не менее, поскольку в то время у бразильского правительства было очень туго со средствами, мы стремились получить бо́льшую часть денег из частных источников, таких как американская компания «Ксерокс». Дети могли пользоваться этими «vilas» в любое время, но – в этом и заключалась наша идея – требовалось подтвердить, что они регулярно посещают школу, чтобы прийти поиграть. Такая необходимость имела два преимущества: у детей появился дополнительный стимул регулярно ходить в школу, а спортивные занятия после уроков отваживали их от улицы, наркотиков и прочих неприятностей, пусть даже всего на несколько часов.
Это было простой идеей, но, поверьте, весьма эффективной. Во многих районах и кварталах, где мы соорудили «vilas», школьная посещаемость намного увеличилась, а преступность среди молодежи сократилась в ряде случаев почти до нуля. В 1997 году в Рио прибыл президент США Билл Клинтон со своей супругой Хиллари. Посетив наиболее успешную