— Вы же сами понимаете, что оставите его у себя, — сказал Колен.
— Ну разумеется, — ответил антикватор. — Ладно, давайте пойдем на компромисс: две с половиной тысячи.
— Идет, — согласился Колен.
— Вот ваши деньги, — сказал антикватор.
Колен аккуратно сложил их в бумажник. Он покачивался.
— Я еле держусь на ногах, — признался он.
— Ничего удивительного, — сказал антикватор. — Вы будете ко мне приходить слушать музыку?
— Обязательно, — ответил Колен. — А теперь мне пора идти, а то Николя на меня наорет.
— Я выйду вместе с вами, — сказал антикватор. — Мне нужно кое-что купить.
— Как это любезно с вашей стороны! — воскликнул Колен.
Они вышли на улицу. Низкое синевато-зеленое небо едва не касалось асфальта. Белые облака разбивались о тротуар.
— Похоже, была гроза, — сказал антикватор.
Они прошли несколько шагов и остановились у магазина.
— Подождите меня здесь, — сказал антикватор.
Он вошел в магазин. Колен наблюдал за ним через стекло. Он видел, как антикватор долго рассматривает какой-то предмет и наконец кладет его в карман.
— Ну вот, — сказал он, выходя из магазина.
— Что это вы купили? — спросил Колен.
— Прибор для измерения уровня жидкости, — ответил антикватор. — Я хочу сегодня сыграть весь свой репертуар.
Николя разглядывал духовку. Он сидел перед ней с кочергой и паяльной лампой, пытаясь понять, что происходит внутри. Она вся как-то оползла, листовое железо размягчилось и походило на плавленый сыр. Услышав шаги Колена, Николя поднялся. Он чувствовал себя очень усталым. Колен толкнул дверь и вошел на кухню. Вид у него был довольный.
— Ну что? — спросил Николя. — Все в порядке?
— Продал, — сказал Колен. — За две с половиной тысячи…
— Трублон? — переспросил Николя.
— Да, — подтвердил Колен.
— Невероятно!
— Я и сам не ожидал. Ты изучаешь духовку?
— Да, — ответил Николя, — она постепенно превращается в обыкновенный котелок. Интересно, черт возьми, как это получается.
— Так странно, — сказал Колен. — Здесь вообще происходит что-то непонятное. Ты видел, что стало с коридором?
— Да, — ответил Николя. — Он теперь сосновый…
— Я не хочу, чтобы ты здесь оставался, Николя, — сказал Колен, — ты меня понял?
— Тебе письмо, — ответил Николя.
— От Хлои?
— Да, — ответил Николя, — на столе.
Колен распечатал конверт, и в ушах у него зазвучал нежный голос Хлои. Вместо того чтобы читать, он просто слушал. Письмо было таким:
«Мой милый Колен!
У меня все хорошо, погода прекрасная. Беспокоит меня здесь единственное — это снежные кроты. Эти зверьки ползают под снегом, у них оранжевая шкурка, и по ночам они очень противно кричат. Они делают горки из снега, и все спотыкаются. Здесь много солнца, и скоро я вернусь».
— Хорошие новости, — сказал Колен. — Итак, ты отправляешься к Глупарям.
— Нет, — возразил Николя.
— Так надо, — сказал Колен. — Им как раз нужен повар. Я не хочу, чтобы ты здесь оставался, ты ужасно стареешь, я уже подписал за тебя контракт.
— А как же мышка? — спросил Николя. — Кто ее будет кормить?
— Я, — ответил Колен.
— У тебя не получится, — сказал Николя. — К тому же я все равно разучился готовить.
— Неправда, — возразил Колен. — Просто здесь гнетущая обстановка. Никто из вас не выдерживает.
— Ты все время так говоришь, — напомнил Николя. — Это ничего не объясняет.
— Этот вопрос обсуждению не подлежит, — сказал Колен.
Николя встал. Вид у него был грустный.
— Ты забросил своего Гуффе, — продолжал Колен. — Ты не занимаешься кухней, ты опускаешься.
— Неправда, — запротестовал Николя.
— Дай мне договорить, — сказал Колен. — Ты больше не надеваешь парадную форму по воскресеньям. Ты даже бреешься не каждый день.
— Это не криминал, — возразил Николя.
— Я так не считаю, — сказал Колен. — Я не могу платить тебе достойное жалованье. Ты теряешь навыки, и в этом виноват я.
— Неправда, — ответил Николя. — Ты не виноват, что у тебя неприятности.
— Виноват, — сказал Колен, — это все из-за того, что я женился, и из-за того…
— И вообще, — продолжал Николя, — кто у вас будет готовить?
— Я, — сказал Колен.
— У тебя не будет времени. Ты будешь работать.
— Я не буду работать. Я продал свой шейкерояль за две с половиной тысячи.
— И надолго тебе их хватит?
— Ты поступишь к Глупарям, — сказал Колен.
— Хорошо, — ответил Николя. — Ты меня достал. Я пойду к Глупарям. Редкостное свинство с твоей стороны.
— Ты восстановишь свои хорошие манеры…
— Которые тебя так бесили…
— Потому что здесь они были ни к чему, — сказал Колен.
— Ты меня достал! — воскликнул Николя. — Достал! Достал! Достал!
В дверь постучали, и Колен побежал открывать. На одном из его тапочек зияла огромная дыра, поэтому ему пришлось спрятать ногу под ковер.
Вошел профессор Членоед.
— Как вы высоко поселились, — проговорил он, тяжело дыша.
— Здравствуйте, доктор, — сказал Колен и покраснел, потому что из-под ковра в этот момент показалась его нога в дырявом тапочке.
— Вы переехали? — спросил профессор. — Раньше вы жили ближе.
— Нет, — ответил Колен. — Мы всегда здесь жили.
— Послушайте, — сказал профессор, — когда шутите, нужно делать серьезное лицо и говорить остроумные вещи.
— Да, конечно, — согласился Колен.
— Как поживает больная? — спросил профессор.
— Лучше, — ответил Колен. — Выглядит неплохо, и боль вроде прошла.
— Гм! — сказал профессор. — Подозрительно.
Он прошел вслед за Коленом в комнату Хлои и пригнулся, чтобы не удариться о притолоку, но коварная притолока ловко извернулась, вследствие чего профессор грязно выругался. Хлоя, наблюдавшая из постели всю эту сцену, расхохоталась, увидев, как профессор сражается с притолокой.
Между тем комната заметно уменьшилась в размерах. Ковер же, напротив, уплотнился, так что кровать теперь стояла в маленькой нише с атласными занавесками. Оконный проем окончательно разбился на четыре маленьких квадратных окошка. В комнате царил полумрак. Было тепло.
— И вы утверждаете, что это та же самая квартира? — спросил профессор.
— Клянусь вам, доктор… — начал было Колен, но запнулся, поймав на себе беспокойный и недоверчивый взгляд профессора.
— Я пошутил, — проговорил он наконец и рассмеялся.
Членоед подошел к кровати.
— Раскройтесь, — сказал он, — я вас послушаю.
Хлоя приподняла меховую накидку.
— Так вот оно что! — воскликнул профессор. — Они вас там прооперировали.
— Да, — ответила Хлоя.
Под правой грудью у нее виднелся шрам совершенно круглой формы.
— Она завяла, и они ее вытащили? — спросил профессор. — Она была длинная?
— Около метра, — ответила Хлоя. — И цветок сантиметров двадцать.
— Какая гадость! — пробормотал профессор. — Все-таки вам решительно не везет. Такого размера эти кувшинки достигают крайне редко!
— Она завяла, потому что вокруг было много других цветов, — продолжала Хлоя. — А больше всего помог цветок ванили, который они мне принесли незадолго до операции.
— Странно, — сказал профессор. — Никогда не думал, что ваниль может так подействовать. Я был скорее сторонником можжевельника или даже акации. Как видите, в медицине все довольно по-дурацки, — заключил он.
— Это уж точно, — согласилась Хлоя.
Профессор послушал ее и поднялся.
— Все нормально, — сказал он, — если не считать последствий.
— Последствий? — переспросила Хлоя.
— Ну да, — подтвердил профессор, — одно из легких у вас теперь практически не работает.
— Ну и что, — сказала Хлоя. — Другое-то в порядке.
— Но если вы умудритесь подцепить что-нибудь еще во второе легкое, вашего мужа будет очень жаль.
— А меня? — спросила Хлоя.
— Вам тогда уже будет все равно, — ответил профессор. Он встал. — Не хочу вас зря пугать, — заключил он, — но будьте осторожны.
— Я и так осторожна, — сказала Хлоя. От страха ее глаза расширились. Она провела рукой по волосам и спросила застенчиво: — А я точно больше ничего не подцеплю? — Она почти плакала.
— Не бойтесь, дитя мое, — успокоил ее профессор. — С какой стати вы подцепите что-нибудь еще? — Он посмотрел по сторонам. — Честно говоря, ваша прежняя квартира мне нравилась больше, — сказал он. — В ней лучше дышалось.
— Да, — ответил Колен. — Но мы не виноваты…
— А чем вы, собственно, занимаетесь? — спросил профессор у Колена.
— Я наблюдаю за ходом вещей, — ответил Колен. — И люблю Хлою.
— Вы не зарабатываете деньги? — спросил профессор.
— Нет, — ответил Колен. — У меня нет работы в привычном смысле слова.
— Работа действует на нас пагубно, — сказал профессор, — но зарабатывать деньги тем, что нам нравится делать, невозможно, поскольку… — Он прервал свою тираду и спросил: — Помните, вы мне в тот раз показывали удивительный прибор? Он все еще у вас?
— Нет, — ответил Колен. — Я его продал. Но выпить мы можем и так…
Членоед просунул пальцы за воротник своей желтой рубашки и почесал шею.
— Пойдемте, — сказал он. — До свидания, милая барышня.
— До свидания, доктор, — ответила Хлоя.
Она забилась в угол кровати и натянула одеяло по самый подбородок. Ее лицо казалось светлым и нежным на фоне лавандового белья, отделанного ярко-красной каймой.
Шик миновал секретный контрольно-пропускной пункт и прокомпостировал персональную карточку учета времени. Дойдя до металлической двери, он, как всегда, споткнулся о порог коридора, ведущего в цех. Густой пар и черный дым грубо ударили ему в лицо. Звуки тоже были соответствующие: глухое гудение турбогенераторов, скрип мостовых кранов, ползавших по перекрестным рельсам, дребезжание кровельного железа под давлением хаотических воздушных масс. Коридор был очень темный, через каждые шесть метров с потолка свисали лампочки, излучавшие слабый красный свет, который лениво струился по гладким предметам и, прилипая к шероховатостям стен и пола, вычерчивал на их равнодушных поверхностях безликие контуры. Горячий металлический пол был весь во вмятинах, местами даже зияли дыры, сквозь которые виднелись багровые глотки каменных печей с нижнего этажа. Над головой по серым и красным трубам с бульканьем проносились всевозможные жидкости, а от каждого сокращения механического мотора-сердца, давление в котором нагнеталось специальными приборами, с некоторым запаздыванием прогибались и вибрировали металлические опоры, поддерживавшие потолок. От этого движения со стен срывались крупные капли и устремлялись Шику за воротник, и каждый раз Шик невольно вздрагивал. Капли эти были совершенно бесцветны и пахли озоном. На повороте коридор стал прозрачным, и Шик мог видеть все, что происходило в цехе.