— Циреле, что ты тут делаешь?
Прежде чем ответить, она смерила его взглядом и как-то странно, недобро улыбнулась.
— Куда это ты в такую рань?
— Я всю ночь не спал. Глаз сомкнуть не мог…
— Макс, нам надо поговорить, — перебила Циреле.
— Слушаю тебя.
— Я не могу разговаривать посреди улицы.
— Давай ко мне поднимемся.
— Нет, Макс. Я наедине с мужчиной в комнате не останусь.
— Тогда внизу посидим, в холле.
— А нельзя где-нибудь в тишине поговорить?
— В тишине — это в могиле, что ли? — Макс сам от себя такого не ожидал.
— Пойдем в Саксонский сад. Утром там тихо.
— Ну, пойдем.
Он взял ее под руку. Циреле не отдернула локоть, но всю дорогу они молчали, будто поссорившиеся муж и жена. Приблизились к саду, к той части, которую называют Одиннадцать Ворот, и вошли внутрь. Макс прекрасно понимал: давно пора поговорить с Циреле начистоту, но что ей сказать — понятия не имел. Он шел, опустив голову. Всю жизнь он вел игру с невидимым врагом, каким-то зловредным бесом, который ломал все, что Макс строил, разрушал все планы, сводил на нет все ухищрения. Циреле тут ни при чем. Это все та же нечистая сила, которая никогда не давала делать что хочется, мешала получать удовольствия, за которыми Макс гонялся, с тех пор как встал на ноги.
Глава V
Надо же, как легко спелись Макс и Райзл Затычка! Теперь он понял: она та, кого он искал много лет. Те же безумные фантазии, что у него, и при этом — решительная, опытная и практичная. За одну ночь они разработали план. Райзл заявила без обиняков, что готова бросить Шмиля Сметану. Он старый и жирный, у него жена, дети и внуки, а здоровье — далеко не богатырское. Зарабатывает он очень даже недурно, но деньги у него в руках не задерживаются. Почти все тратит на то, чтобы полицию подмазывать, ест с ними, пьет с ними, подарки покупает им и их бабам. А тут еще по врачам начал ходить. Ожирение, судороги. Того и гляди, загнется от сердечного приступа. Райзл с ним ловить нечего. Помрет — ни гроша ей не оставит.
У Райзл сестра в Буэнос-Айресе, та самая сеньора Шаевски. В каждом письме зовет Райзл к себе, предлагает перебраться в Аргентину. Между жаркими поцелуями, страстными словами и безумными ласками Райзл ввернула, что она, слава те господи, не нищая. Есть кое-какие драгоценности, и денег маленько скопила. Зачем Максу без цели болтаться по белу свету? Если его жена, Рашель, не согласится развестись, Райзл и так будет с ним жить. А если им удастся провезти в Аргентину несколько девиц, это точно не помешает. Макс может смело положиться на Райзл. Если бы не она, Шмиль Сметана не был бы тем, кто он сейчас. Сколько лет она ему помогала, сколько раз выручала, когда он попадал в очередную историю, а он даже не знал.
Скандал? Не будет он скандала устраивать, Райзл ему не жена, и перед полицейским начальством позориться не захочет, что баба обвела его вокруг пальца. Так что сделает хорошую мину при плохой игре. Будет молчать, как в рот воды набравши. В прежние времена, может, натравил бы блатных, чтобы они ее проучили, но Шмиль Сметана давно не якшается с уголовниками, ворами и «писарями». Все больше с торгашами, посредничает между ними и полицией. Да черт его знает, может, он даже обрадуется, что больше не придется оплачивать Райзл квартиру и содержать две семьи. Райзл ничего ему не должна. Она ему несколько прекрасных лет подарила. А если бы не Шмиль, может, у нее сейчас своя семья была бы: муж, дети…
За окном уже розовел рассвет, а Райзл все говорила и говорила. Потом оба забылись глубоким сном. Когда Макс открыл глаза, через окно ярко светило солнце. Он сам не понимал, сыт он или голоден. Райзл уже встала. Он слышал, как она хлопочет на кухне. Макс сел на кровати. Неужели это любовь? Да, любовь, великая любовь. Самая большая любовь его жизни!.. Он влюбился в сожительницу Шмиля, ту, про которую Слепой Майер рассказывал, что она стояла у ворот и зазывала пьяных… Второй раз в жизни Макс влюбился в шлюху.
«Ну, как говорится, из свиного хвоста шапки не сошьешь», — сказал себе Макс. Теперь о Циреле ему даже думать нельзя. Видать, он совсем умом тронулся. Выложил ей всю правду: у него жена в Буэнос-Айресе. Циреле плюнула ему в лицо, а он даже не утерся. Этой минуты он никогда не забудет. У нее слезы градом, каждая размером с боб, сверкают, что твои бриллианты. И говорит, словно прямо из Торы:
— Да будь же ты проклят! Проклят на веки вечные… И чтобы не было тебе прощения ни на этом свете, ни на том…
И пошла прочь. Несколько шагов пройдет, остановится, обернется. Все лицо мокрое, покраснело, глаза распухли. Райзл потом его успокаивала, твердила, мол, ерунда это, не сбываются проклятия. Вон, ее-то, Райзл, кто только не проклинал. Сбылась бы хоть тысячная доля того, что ей желали, она бы давно лежала ногами к двери. Но Макс знал, что эти проклятия сбудутся. Не Циреле его прокляла, а святой человек. Его манера, его голос. Слова обрушились на Макса, как град раскаленных камней. Он всем телом ощутил их обжигающие удары. Но нельзя же теперь сидеть сложа руки и ждать конца. Пока жив, надо урвать хоть немного счастья… Как он до этого предвидел, что придет день расплаты, так теперь знал, что без Райзл больше шагу не сможет ступить… За двадцать четыре часа она стала для него всем: женой и любовницей, компаньоном и проводником. Она снова и снова повторяла:
— Положись на Райзл. Со мной не пропадешь!
Она расспросила, как у него с деньгами, и он рассказал без утайки, сколько у него наличных, сколько стоят дома и земля. Впервые в жизни он разговаривал с женщиной, ничего не скрывая. Все получилось легко и просто: до сих пор он дурачил, кого только мог, а тут целую ночь проговорил с Райзл, и у него с языка не сорвалось ни слова лжи. И он знал, что она ему тоже не врет. Все точь-в-точь как рассказывал о ней Слепой Майер. Да, она подцепила заразу, до того как связалась со Шмилем Сметаной, но доктор Гольдблут все вылечил. Изменяла ли она Шмилю? Да, первые два года. И со сколькими мужчинами? Райзл задумалась. Макс увидел в сумраке, что она загибает пальцы, и услышал, как она бормочет:
— Йоселе Бац — один, Хаим Кишка — два, Хромой Берл — три… Четвертый… Кто же четвертый?.. Ну да, Лейзер Козел!
— Короче, сколько всего?
— Восемь!
— А не больше?
— С места не сойти!
— И Шмиль не знал?
— Черта с два он знал!
— А потом?
— А потом десять лет не изменяла. Пока ты не появился. Ели вру, чтоб мне года не прожить!
И вдруг разрыдалась и бросилась к Максу на шею. Целовала его и плакала, плакала и целовала. И все повторяла:
— Мои мать с отцом честные люди были. А дед, реб Мендл, старостой был в синагоге!
Макс немного посидел в кровати, вспоминая ночной разговор, и опять опустил голову на подушку. Да, отцы, деды, дядья, тетки. В Рашкове о грехе разврата знать не знали. Когда помощник меламеда обрюхатил дочь Мойше-водоноса, весь город ходуном заходил. Мясники ворвались к парню, вытащили его из кровати, напялили на него штаны и сюртук, а потом караулили, чтобы не сбежал, пока ставят свадебный балдахин. Да и позже этой парочке проходу не давали, пришлось им в Америку уехать. У самого Макса была тетка, овдовевшая в двадцать шесть лет. Она больше так и не вышла замуж, пятерых детей вырастила, зарабатывая тем, что потрошила кур и стирала белье. После смерти мужа ни разу парика не надела, даже по субботам и праздникам ходила в платке…
«Как же это? — задумался Макс. — Святые, что ли, они были или вообще ангелы, а не люди? Так силен у них был страх перед Богом?»
Он слышал, как Райзл гремит горшками. Уж сколько лет, как он уехал из Варшавы, но сейчас узнавал каждый звук: вот она колет тесаком полено, вот ломает лучину, передвигает сковородку на плите, мелет кофе мельницей. Он встал, накинул шлафрок Шмиля и сунул ноги в его домашние туфли: «Пускай теперь она командует. Я уже устал голову ломать». В дверях появилась Райзл. Еще никогда Макс не видел ее такой красивой. Она помолодела, черные глаза горели торжеством и любовью.
— Ну что, проснулся? С добрым утром!
Макс вздрогнул. Точно так же, слово в слово, говорила мама, царство ей небесное. «Мне надо в Рашков! Сейчас же!» — воскликнул он про себя. Ведь он только за этим и приехал! Как он мог забыть?
— Райзл, я в Польшу приехал, чтобы на могиле родителей побывать. И не уеду отсюда, пока не побываю.
— Ты в Польшу ко мне приехал. Я твоя могила… — Райзл подмигнула и хихикнула.
— Ты должна со мной поехать.
— Раз должна, значит, поеду. С тобой — хоть на край света.
— А как же Баша?
— Не волнуйся, милый, я уже все обдумала, пока ты спал. Мы ее с собой возьмем. Богатые люди всегда с прислугой ездят, а она нам пригодится. Будет мне помогать. И тебе, если захочешь. — Она снова подмигнула и хихикнула, как в прошлый раз.
— Чем после завтрака займемся?
— Дай мне твой паспорт.
Макс насторожился.
— Паспорт? Это еще зачем?
— Ты вчера пообещал, что не будешь ни о чем спрашивать. Сам сказал, я генерал, а ты простой солдат.
— А все-таки?
— Нам по два паспорта нужно. По одним мы муж и жена, по другим брат и сестра. Где-то так представимся, где-то так, по-разному может понадобиться. Есть у меня мастер, он хоть десять паспортов сделает, хоть сто, сколько пожелаешь. Это мой хороший друг, он лишних вопросов задавать не будет.
— Он знает испанский?
— Он все знает, даже турецкий. Не бойся, он твоего паспорта не испортит. Только копию сделает и мое имя впишет. Шмиль ему много работы дает. Раньше у него мастерская была, фальшивые трешки печатал. Кума на него донесла, а так был бы сейчас второй Ротшильд. Пять лет в Мокотове отсидел, вышел и опять за старое. Он за меня в огонь и воду готов.
— Любовник твой?
— Хотел, но хотеть не вредно.
— Когда я паспорт обратно получу? Я же пропаду без него.
— Через пару дней. Не беспокойся, ничего с твоим паспортом не случится. Иди умывайся, да позавтракаем. У нас куча дел, не будем время терять. Шмиль не сегодня завтра вернется, лучше бы ему не знать, где ты. Я скажу, ты уехал, а куда — не знаю.