Шаги прекратились. Миссис Тифтон перестала кричать, а заговорила тихо, почти умоляюще.
– Разве это так плохо? Что у меня будет муж? А у тебя – отец?
– Но он не хочет быть моим отцом. Он хочет от меня избавиться, отослать меня в Пенси на целый год раньше!
– Мы с ним это пока ещё не… – Из тихого, умоляющего голос миссис Тифтон вдруг сделался подозрительным и враждебным. – Одну минуту, юноша. А откуда тебе это известно?
– Мы… я слышал, как вы с ним говорили.
– Мы? – Повисла долгая пауза. – Ответь мне, Джеффри: ты следил за мной? Подслушивал? Когда? И кто такие «мы»? Кто был с тобой – Черчи? Кегни?..
– Нет!.. Что ты. Конечно нет.
– Значит, опять Пендервики. Что ж, можно было догадаться.
– Мы не специально подслушивали, мама. Просто так получилось. Вечером после моего дня рождения мы случайно оказались рядом, когда вы говорили с Декстером на террасе.
– Случайно! Я уверена, что это всё та же нахалка Джейн, которую я только что выгнала отсюда, вас подбила. Только и ищет, где бы напакостить…
– Её зовут Скай, и она не…
– Не перебивай меня! Какая разница – Джейн, Скай, все они одинаковы!.. Наглые, грубые, невоспитанные. И так всегда бывает, когда родители отлынивают от своих родительских обязанностей. Отец мямля, а мать вообще сбежала от своих непутёвых дочурок неизвестно с кем! Ну, её можно понять, я бы тоже такой жизни не выдержала.
Для девочек за дверью это был кошмар. Скай не волновало, что её только что назвали нахалкой, которая ищет, где бы напакостить, – пусть. В конце концов она и правда не ангел: сейчас-то она стоит за дверью и шпионит. Так что пусть себе миссис Тифтон говорит что хочет. Но стоять и молча терпеть, как она обзывает их папу? И – хуже, гораздо хуже! – говорит гадости про их маму? Вот этого Скай не могла вынести. Внутри у неё вдруг всё вскипело, руки сами сжались в кулаки, а в ушах так зазвенело, что она с трудом расслышала голос Джеффри:
– Мама, миссис Пендервик…
– А Розалинда? Бегает за Кегни, как влюблённая собачонка. Если она собирается и дальше вести себя так с парнями, то скоро они с ней перестанут церемониться, и тогда прости-прощай вся её невинность с наивно распахнутыми глазками… А их младшая? Это что, нормальный ребёнок? Нацепила на себя какие-то задрипанные крылышки, смотрит так странно… и молчит.
Скай понимала, что она не должна сейчас врываться в комнату – ни один джентльмен на её месте так бы не поступил, а миссис Тифтон потом только возненавидит её ещё сильнее. Да, она всё понимала, и даже Бетти тянула её за руку, пытаясь удержать. Но удержать Скай было невозможно. Миссис Тифтон оскорбила честь семьи Пендервиков – мамину честь! Скай обязана была вступиться за тех, кого она любит. Она глубоко вздохнула, словно готовясь к бою, распахнула дверь и устремилась прямиком к врагу.
Миссис Тифтон отшатнулась.
– Что ты здесь…
– Вы не должны так говорить о моей семье! – выкрикнула Скай. – Вы должны взять свои слова обратно.
– Я должна? Да как ты… как ты смеешь?! В моём доме! – Миссис Тифтон подбежала к двери и высунулась в коридор. – Черчи!.. Сюда, в музыкальную комнату, немедленно!
Скай тоже подбежала к двери.
– Смею. Потому что я – Пендервик. Но вам этого не понять!
– Джеффри, ты видел? Она опять стояла под дверью и подслушивала!
– Да, подслушивала, я этого не отрицаю, – гордо сказала Скай. – Мне надо было убедиться, что с Джеффри всё в порядке.
– Ей надо было… Зарвавшаяся девчонка!.. ЧЕРЧИ!
– И я рада, что я слушала… что я всё слышала… и что теперь…
Чья-то тёплая ладонь легла на её плечо.
– Идём, Скай. – Разгорячённая, запыхавшаяся тётя Черчи успела подхватить на руки Бетти, которая опять обливалась беззвучными горючими слезами. – Пойдём к сёстрам, пойдём к папе…
Но Скай, кажется, её даже не заметила. Стоя чуть ли не вплотную к миссис Тифтон, она говорила, глядя ей прямо в лицо:
– А про мою маму вы никогда в жизни ничего не поймёте. Хоть миллион лет пытайтесь – ничего у вас не выйдет. Наша мама никогда, никогда бы нас не бросила! Она умерла. Ясно вам? Наша мама умерла!
– Я не знала… Мне же никто не говорил…
– Джеффри пытался, но вы его не слушали, вы никогда не слушаете, что он вам…
– Скай, ну будет тебе, – уговаривала тётя Черчи. – Сестричка твоя вон уже вся измаялась, ей пора домой, пойдём.
– Да, Черчи, прошу тебя, – пробормотала миссис Тифтон. Казалось, что сейчас колени у неё подогнутся и она упадёт прямо на пол. – Уведи её отсюда.
– Я сама уйду, – сказала Скай. Всё ещё дрожа от гнева, она подошла к Джеффри. Его тоже трясло, будто мимо только что пронёсся ураган. – Прости меня, – сказала Скай тихо, чтобы никто больше не слышал. – Прости. Я должна была это сказать.
– Знаю.
Она быстро вытянула вперёд сжатую в кулак руку, и он не задумываясь сделал то же самое.
– Друзья навеки? – спросила она.
– Друзья навеки.
– Клятва чести Пендервиков, – сказали они вместе.
Скай шла с высоко поднятой головой. Дождевые потоки стекали по её лицу и волосам, футболка и шорты давно уже промокли и липли к телу. Тётя Черчи закутала Бетти в свой жёлтый клеёнчатый дождевик. Она и на Скай пыталась набросить какой-то плащ, но Скай слишком спешила – прочь из этого дома, прочь от его ужасной хозяйки. Сейчас сёстры уже подходили к мраморному громовержцу. Им осталось лишь перебраться через тоннель – и кругом снова воцарятся мир и здравомыслие.
– Я хочу спросить. – Бетти смотрела снизу вверх из-под клеёнчатого капюшона.
– Ну?
– Я ненормальный ребёнок, да? Я слышала, миссис Тифтон сказала. Я неправильная, да?
Скай остановилась, опустилась на колени, прямо в мокрую траву, и посмотрела Бетти в глаза.
– Балда ты, вот ты кто. Ты нормальный ребёнок. Ты самый правильный ребёнок на свете. А миссис Тифтон ничего не понимает.
– Точно?
– Железно.
– Хорошо, – сказала Бетти.
– Ещё вопросы есть?
– Пока нет.
– Тогда идём к папе. – Скай взяла в руку ладошку Бетти и не выпускала до самого летнего домика.
Глава четырнадцатаяНочная прогулка
– Расскажи ещё один, – попросила Бетти.
– Хватит с тебя, ты уже выслушала целых три, – сказала Розалинда. – Ты же знаешь правило: один рассказ – и спать.
– Ну пожалуйста, Розалинда. Видишь, Пёсику сегодня грустно и одиноко.
Услышав, что про него говорят, Пёс бросил недогрызенную кость и, прыгнув одним махом через всю комнату, приземлился на кровати.
– Оно и видно, какой он грустный и одинокий, – сказала Розалинда, спихивая Пса на пол. И всё-таки, в пятнадцатый раз подумала она, что же у них там такое произошло? Вернувшись из Арундел-холла, Скай весь день просидела у себя в комнате, а Бетти, наоборот, ходила за Розалиндой как приклеенная, и глаза у неё были красные и опухшие от слёз. Но о том, что было утром, обе молчали.
– Расскажи мне про маму и дядю Гордона, когда они были маленькими, – сказала Бетти.
– Хорошо. Ещё один рассказ – только если ты обещаешь, что потом сразу же уснёшь.
– Обещаю.
– Какой ты хочешь, про ореховую пасту на стене или про бобслей?
– Оба.
– Бетти! – строго сказала Розалинда.
– Про бобслей.
– Когда дяде Гордону было семь лет, а маме пять, – начала Розалинда, – дядя Гордон прочёл книжку про бобслей. И тоже решил научиться съезжать на санях.
– Но было лето.
– Было лето, и снега не было. Тогда он снял матрас со своей кровати и подтащил его к лестнице, чтобы съехать на нём сверху вниз. Правда, он не был уверен, что матрас будет скользить так же хорошо, как боб – так называются сани в бобслее. Поэтому он сказал, чтобы мама съехала первой.
– А мама не соглашалась, – сонно сказала Бетти. Глаза у неё начали слипаться.
– Да. Но дядя Гордон пообещал ей двадцать пять центов, и она согласилась. Он обмотал матрас одеялами и простынями, чтобы было больше похоже на боб, мама залезла под одеяло, и дядя Гордон столкнул матрас с верхней ступеньки. – Розалинда подождала минутку, но Бетти молчала и не подсказывала, что будет дальше. Тогда Розалинда продолжила шёпотом: – А лестница у них в доме была такая: сверху двенадцать ступенек, потом ровная площадка, а потом ещё двенадцать ступенек, но уже в другую сторону. И, конечно, когда матрас доехал до ровной площадки, он там застрял и сложился в гармошку, а мама запуталась в простынях и одеялах и громко-громко закричала… Бетти?
Но Бетти наконец уснула. Розалинда подоткнула ей одеяло со всех сторон, поцеловала её в щеку и окинула Пса суровым взглядом: на кровать ни-ни! В ответ он послал ей невиннейшую улыбку: на какую такую кровать? Да никогда в жизни!.. Но не успела Розалинда выключить свет и затворить за собой дверь, как пружины на кровати жалобно скрипнули. Вздохнув, Розалинда направилась к лестнице – пора было проведать больную.
Весь день Джейн просидела у себя наверху: дремала, писала, читала, опять дремала. Сейчас в её комнатке горел свет, поверх одеяла лежала раскрытая книга «Волшебство у озера»[17], но сама Джейн крепко спала, разметав волосы по подушке. Розалинда переложила книгу на тумбочку и потрогала лоб Джейн. Уже не горячий. Вот и хорошо, можно будет папу обрадовать.
Джейн вдруг шевельнулась и забормотала:
– Отныне ты свободен, Артур… Скажи, в какие края ты хотел бы отправиться? Хочешь, полетим на воздушном шаре в Россию? В Австралию? Или в Бразилию?..
– Джейн, это я, Розалинда. Тебе что-нибудь надо?
– Я готов лететь куда угодно, отвечал Артур, только бы там не было мадам Жютье…
– Тссс. Спи, спи. – Розалинда щёлкнула выключателем, тихо затворила дверь и спустилась к себе.
Осталось всего три дня и три ночи, подумала она, – и домой, в Камерон. Будет ли она там скучать по этой комнате? Дома у неё в спальне красивая мебель вишнёвого дерева. И яркие клетчатые занавески и покрывало – это всё мама шила, и то и другое. Хотя и здесь, в этой комнате, Розалинде было хорошо. Вот на кровати лежит книга про Геттисбергское сражение, скоро она её дочитает. Эту книгу ей принёс Кегни. В вазочке на комоде – белая бахромчатая роза Фимбриата, с того самого куста. А рядом целая стопка писем от Анны, и в каждом куча советов про то, как вести себя с Кегни. С двери кладовки свисает платье в полосочку – она