Розалинда заметила Бетти и помахала ей над чьими-то головами.
– Оливер приглашает всех в китайский ресторан. Поедешь с нами?
Розалинда с ума сошла? Она же знает: Бетти согласится на что угодно, хоть бегать босиком по битому стеклу, – только не ужинать со всеми этими людьми!
– А мне с вами можно? – спросил Бен. – Обожаю китайскую еду.
– Извини, Бен, – сказал мистер Пендервик. – Для вас с Лидией это будет уже слишком поздний час.
– Для неё, может, и поздний. – Бен негодовал, что его ставят на один уровень с Лидией, которая как раз вальсировала мимо, восторженно размахивая руками перед его носом. – Лидия, отстань от меня.
– Мы присмотрим за Беном, мистер Пендервик, – легко пообещал Оливер.
– Пап, это будет познавательно, – умоляюще сказал Бен. – Оливер объяснит мне всё про кино.
Кино, с ужасом осознала Бетти. Вот как Оливер охмурил её младшего брата! И что теперь, Бен тоже скоро заговорит про Бунюэля – и что там было второе… про семиотику?
– Чрезвычайно познавательно, – подтвердил Оливер. – Кстати, расскажу Бену, как в прошлом году я проходил курс по Кубрику. Все знают его как режиссёра «Космической одиссеи 2001 года», однако не менее интересными и неоднозначными работами отмечены и более ранние этапы его творчества. В шестидесятом году вышел его «Спартак», а в шестьдесят втором – «Лолита», и хотя в обоих фильмах прорабатывается опасная тема власти и порабощения…
– Да, спасибо, Оливер, – прервала его Ианта. – Всё это очень интересно.
– Бен, ты остаёшься дома, – добавил мистер Пендервик.
– Но…
– Никаких «но». Pater sum.
Все дети мистера Пендервика знали не только как переводится латинская фраза Pater sum – «Я отец», – но и что она на самом деле означает в этом доме: дальнейшие споры бесполезны и могут плохо кончиться.
– Бен, я тоже остаюсь, – сказала Бетти. – Хочешь, поиграем с тобой в «Отелло»?
– «Отелло», – горестно повторил Бен. Разве можно сравнивать настольную игру с китайским рестораном?
– Дети собираются играть пьесу Шекспира? – спросил Жером у Джейн.
– «Отелло» – это не пьеса Шекспира, ce n’est pas un drame[64]. Ну то есть c’est vrai[65], это, конечно, пьеса Шекспира, но «Отелло» – est aussi un jeu[66].
– Игра? Игра в Шекспира?
– Джейн, говори по-английски, – посоветовал Арти. – Так ты только путаешь Жерома.
– Oui! – От такого обилия прекрасных французских слов Лидия пришла в восторг. Она вертелась и кружилась, распевала своё «ля-ля-ля» и наскакивала то на Кейти, то на Пирсона, теряя одуванчики один за другим.
Розалинда собрала их с пола и, когда Лидия в очередной раз проносилась мимо, выловила её и сказала:
– Лидик, давай я вплету их обратно в твою корону?
– Мы найдём ей цветы получше одуванчиков. – Оливер тоже потянулся к короне, но, вместо того чтобы помочь Розалинде вплести выпавшие одуванчики, взял и выдернул оставшиеся.
Лидия не могла такое стерпеть. Она скорчила Оливеру страшную гримасу и на всякий случай от него отшатнулась – так резко, что чуть не встала на мостик.
– Non, – сказала она, – non, NON! Принцесса Огонь-Одуванчик.
– Эти одуванчики ей подарил Ник, а она очень его любит, – извинилась Ианта за дочь.
– О да, – сказал Оливер.
– Ой! – спохватилась Розалинда. – Надо же пригласить Ника! Сбегаю спрошу его, идёт ли он с нами в ресторан.
– О да, – снова сказал Оливер.
Бетти заворожённо пронаблюдала, как Розалинда высвободилась из-под его руки (была борьба, хотя и короткая) и выбежала на улицу. Не будь сама Бетти сейчас в таком смятении, она объяснила бы сестре, что у Ника сегодня вечером свидание с его бывшей девушкой. Впрочем, неважно. Бетти рада была убедиться, что Розалинда пока ещё способна отделиться от Оливера, хотя бы на несколько минут. Временно посрамлённый Оливер что-то сказал Бену и, взяв его за локоть, увёл в гостиную. Бетти пыталась рассмотреть их сквозь толпу – было похоже, что они тихо беседуют о чём-то личном. Бетти попыталась представить, как она беседует с Оливером о чём-то личном, но не смогла, только вся покрылась мурашками.
Спустя три минуты Розалинда вернулась без Ника – и наконец вся толпа, шаркая, вытеснилась за дверь, погрузилась в машины и уехала в китайский ресторан, оставив пустой дом и – о радость! – изумительно пустую гостиную.
И Бетти немедленно этим воспользовалась самым замечательным образом: села за пианино и играла и играла до ужина, а потом после ужина и иногда негромко пела – конечно, когда была уверена, что её никто кроме Лидии не слышит. Лидия танцевала, пока её не унесли спать, а родители время от времени заглядывали в гостиную, чтобы сказать Бетти, как прекрасно у неё получается. Потом Бен тоже начал заглядывать время от времени – правда, не затем, чтобы похвалить Бетти, а просто на улице стало уже слишком темно и нельзя копать камни, и Бен решил, что он всё-таки хочет поиграть в «Отелло».
– Прошлый раз ты же уснула посреди игры, – напомнил он, ставя коробку с «Отелло» на клавиатуру, прямо на большую октаву.
Бетти продолжала играть вокруг коробки, транспонируя, где надо, левую руку в малую и контроктаву.
– Ну пожалуйста, – сказал Бен.
После четвёртого или пятого «пожалуйста» Бетти сдалась – они разложили «Отелло» на полу, и вскоре комната наполнилась клацаньем фишек, переворачиваемых с чёрной на белую сторону и обратно. Потом в столовой заговорили родители – негромко, но всё же голоса доплывали через прихожую. Сначала голос мистера Пендервика:
– Я тебе не рассказывал про одного самовлюблённого индюка по имени Нейл-Не-Помню-Как-Дальше, с которым Клер некоторое время встречалась в университете? Он постоянно говорил про Гарсиа Лорку и цитировал его стихи, и это всегда звучало так, как будто Лорка – его друг-приятель. А когда я, не выдержав, напомнил ему, что Гарсиа Лорка вообще-то умер несколько десятков лет назад, он спросил, что я хочу этим сказать… Что, Ианта? Почему ты так на меня смотришь?
– Я правильно понимаю, что Оливер напомнил тебе этого Нейла?
– М-м, пожалуй.
– А чем?
Бетти подтолкнула Бена и приложила палец к губам, чтобы он потише клацал фишками. Кажется, сейчас будет что-то важное.
– Рембо, видите ли! Ха! А до этого Оливер мне сообщил, что невозможно постичь кино без глубокого понимания Жана Ренуара. И предложил мне взять в прокате «Великую иллюзию»[67] и посвятить выходные просмотру и обсуждению этого фильма. – Мистер Пендервик застонал. – Он что, волочится за нашей Розалиндой?
– Я не знаю, волочится или нет, но мне кажется, последние лет полтораста этим выражением никто ни разу не пользовался. Мартин, что на тебя такое нашло?
– Eheu fugaces, Postume, Postume, labuntur anni[68], – ответил он. – Чувствую себя глубоким стариком.
– Ты не старик, дорогой, на каком бы языке ты это ни повторял.
– Хм-м. Может, это Рози за ним волочится?
– Я не знаю, Мартин. Но он, конечно, очень привлекательный юноша.
– Ианта!
– Да, это так. Что-то есть в нём такое… скулы, наверное. Я просто констатирую факт.
Мистер Пендервик опять застонал, ещё громче, чем в первый раз.
– А нельзя нам вернуть Томми с его нормальными скулами? Как же мне не нравятся все эти перемены.
– Бедный мой муж, тебе придётся привыкать к переменам. У Розалинды может появиться ещё много парней, прежде чем она остановит свой выбор на ком-то одном, и потом со всеми остальными твоими детьми будет происходить то же самое.
– Это меня убьёт. Я не готов думать о потенциальных зятьях.
– И очень хорошо, потому что ни одна из твоих дочерей пока что не готова думать о потенциальных мужьях. Мартин, прошу тебя, успокойся.
– Но просто этот Оливер…
– Тсс! – прервала его Ианта. – Он наш гость. Кстати, где мы его сегодня положим? Можно было бы постелить ему на диване у нас в кабинете, но там все уже застелено твоими ботаническими образцами.
– Для этого мне и нужен кабинет, я же ботаник! А Оливер пускай поспит на диване в гостиной. Авось это немножко охладит его пыл.
Бетти пониже наклонила голову, пряча от Бена улыбку. Теперь она чувствовала себя не так ужасно из-за Оливера – раз папа и Ник относятся к нему точно так же, как она.
– Значит, Оливеру отдаём диван в гостиной, – согласилась Ианта. – А Джеффри где разместим, когда он завтра приедет? Мы собирались положить его в Розалиндиной комнате, но Розалинда теперь дома… Думаю, можно попросить Бетти временно перебраться к Лидии, на кровать для большой девочки, а Джеффри поспит у Бетти. Мне кажется, она не будет возражать.
Бетти точно не будет возражать! Ей бы не понравилось, если бы Оливер спал на её кровати, но Джеффри – да сколько угодно.
– Вот Джеффри мне нравится, – сказал мистер Пендервик. – Я бы даже пристроил специально для него отдельную комнату. Но если в эти выходные появятся ещё какие-нибудь юноши, предупреждай их сразу, что им придётся спать в гараже.
Видимо, разговор родителей на этом закончился – больше Бетти ничего не услышала. Слушал ли Бен, она не знала, но когда она посмотрела опять на игровое поле, ей показалось, что белые фишки на нём загадочным образом размножились.
– Жульничаешь? – спросила она, поскольку белыми играл Бен.
– Пендервики не жульничают. – Он перевернул поле, и фишки раскатились по полу. – Ну, может, самую чуточку. Давай ещё раз.
– Ладно, только чур этот будет последний. Я хочу ещё поиграть на пианино.
– Бетти, кто такие зятья?
Значит, всё-таки слушал.
– Тот, кто женится на Розалинде, или на Скай, или на Джейн… или на мне, наверное, – будет приходиться папе с мамой зятем. И тебе тоже.