Пендервики весной — страница 33 из 48

– Были разные мысли в голове.

– Например?

– Ну например… – Она подняла Чинук в воздух и стала медленно поворачиваться вместе с ним, как будто вела его на выполнение задания, но это не помогало, мысли всё равно путались и разбегались. – Бен, ты когда-нибудь думаешь про своего папу? Не того, который наш с тобой папа, а твоего биологического – ну, который передал тебе свои гены?

– Гены. – Пальчик Лидии указывал на Бена. – Гены-Бены!

– Тогда не гены-Бены, а гены Бена, – поправил её Бен.

– Бены-гены! – радостно возгласила Лидия.

– Нет, Лидия, ты ничего не понимаешь, – стал объяснять Бен. – Моего первого папу сбила машина, и он погиб – это ещё до того, как я родился. А потом наши с тобой мама с папой поженились, и наш папа меня усыновил. Ну да, я думаю про моего первого папу. Мама же мне про него рассказывала столько всяких историй.

– Ну вот, видишь. – Бетти повела Чинук на посадку, медленно и осторожно, потому что надо было ещё следить, чтобы слёзы не пролились.

– А почему мы заговорили про моего папу? И что у тебя с животом? Ты его всё время трогаешь вот так. – Бен положил руку на живот в том месте, где у него был бы узел, если бы он у него был.

– Ничего у меня с животом. Всё хорошо. – Бетти подложила руку под себя, чтобы она её не выдавала. – В общем, я заблудилась в Квиглином лесу, подвернула ногу, позвонила Нику, чтобы он за мной приехал, а там были эти близняшки.

– Няшки, – повторила Лидия: ей понравилась новая игра.

Но у Бена никак не связывалось одно с другим.

– Откуда ты узнала номер Ника?

– Он сам мне его написал. – Бетти закатала рукав и показала. – На случай если бы нас пришлось спасать от Оливера.

– Ух ты. – Бену ужасно захотелось, чтобы у него на руке тоже был записан номер Ника.

– Вот, и там были близняшки. – Бетти сделала паузу, вдруг Лидия опять захочет вставить своих «няшек», но Лидия не проявила интереса. – Их зовут Тесс и Нора. И, Бен, они тебя знают.

– Меня?

Бетти вынула из кармана и передала Бену два плотных бумажных квадратика. Бен долго и старательно их разворачивал.

– Это ещё что за сердечки?

– Дечки! – весело подхватила Лидия. Зажатый в её руке Декстер (или Спайк) начал карабкаться по стене дома.

– А это ты, что ли? – Он протянул Бетти один из двух рисунков.

На рисунке и правда оказалось множество красных сердечек и каких-то цветочков, между которыми торчала довольно уродливая фигурка с всклокоченными волосами, руками и ногами-палочками и в огромных сапогах, а рядом надпись: «БЭТИ».

– Ага, я. У меня был утром немного странный вид. А зачем сердечки, не знаю. Может, ты ей нравишься.

– И второй тоже весь в сердечках. Не могу же я им обеим нравиться? Я их даже не знаю.

Бетти вспомнила про Кейко и её Райана, который кинозвезда, и сказала:

– Так бывает.

– На́ тебе, Лидия. Можешь порвать, если хочешь. – Бен отдал Лидии рисунки, и она потыкала в них Декстером, а потом разодрала на клочки и засунула под камень.

– Вот и хорошо, – сказала Бетти. – Совещание закрыто.

– Что? – возмутился Бен. – И всё?! Да у нас ни разу в жизни не было такого странного совещания.

– Извини, Бен. Но я ничего больше сейчас не могу.


На этот раз сон был про школу. К пятиклассникам пришёл Ник и рассказывал им, что самый правильный инструмент для измерения истинной ценности человека – это таблица чтения. Класс три раза хором прокричал «ура» Джиневре и её истинной ценности и потом три раза хором противно проулюлюкал Бетти, про которую Ник сказал, что её истинная ценность такая же, как у червяка. Бетти пыталась защищаться, вернее она пыталась защитить червяка и объяснить, что у червяка точно такая же ценность, как и у всех, но Ник, не дав ей договорить, объявил, что сейчас они будут петь «Иси-биси паучок»[81] на французском, причём выяснилось, что все, кроме Бетти, французский знают прекрасно.

К середине песни Бетти, с трудом выпутавшись из французской паутины, проснулась и сначала не могла понять, почему она не у себя в комнате. Но потом она вспомнила, что Лидия уговорила её остаться ещё на одну ночь, – видимо, считала, что пока Бетти спит в кровати для большой девочки, никто не отберёт у её младшей сестры любимую детскую кроватку.

Значит, опять все в доме спят, кроме Бетти – как и вчера ночью. Точнее, как сегодня утром. Точнее – она посмотрела на часы: почти два, – нет, сейчас уже тоже почти утро, значит, то было вчерашнее утро, а не сегодняшнее. После всех этих странных пробуждений и засыпаний Бетти перестала понимать, где какой день.

– Сегодня понедельник, только ещё очень рано, – сказала она себе. – Значит, мне надо опять уснуть, а через пять часов – вставать и собираться в школу.

Уснуть, однако, оказалось не так-то легко – со всеми этими французскими пауками и с ужасным узлом в животе. Её взгляд стал скользить по комнате – Бетти надеялась, что он за что-нибудь зацепится и это отвлечёт её от несчастья. Созвездие Пса. Лидия лежит в кроватке, обняв одной рукой Зинго-Пупса, а другой – розового кролика, подарок Джеффри. На тумбочке возле кроватки – ночник в форме уточки, от него по стенам комнаты разбежались странные тени, и фотографии в рамках. На одной Лидиина группа в детском садике Голди – сияющая Лидия и вокруг неё друзья: Цина, Джорди, Грейди и Люси. На второй Азимов мотает головой, пытается освободиться от кукольного свитера, который Лидия только что на него натянула. И есть ещё третья фотография – Бетти встала и подошла посмотреть поближе, потому что это её любимая из трёх, на ней Лидии всего неделя от роду. Такой крохотный человечек, Ианта держит его на руках. Они стоят перед домом Пендервиков, под большим клёном, светит солнце, Ианта улыбается, её рыжие волосы развеваются. Бетти наклонилась и, вглядевшись, заметила то, чего раньше не замечала. Что это с краю, вот тут, где фото уходит под рамку? Она даже включила лампу на комоде, чтобы лучше было видно. А, это кто-то машет рукой. И хотя от всей руки осталась только ладонь, даже без запястья, Бетти внезапно вспомнила тот день: это же она, Бетти, стоит перед Иантой и машет малышке. Это её рука.

Бетти отвернулась, в животе у неё запульсировало. Глупая девочка, сказала она себе, расстроилась, что осталась за кадром. Ну и раньше она сто раз оставалась за кадром, таких фотографий полно.

– И что? Таких фотографий, где я есть, тоже полно, – сказала она комнате.

Бетти подождала, прислушалась, но комната молчала. Все в ней молчали: спящая Лидия, уточка-ночник, даже созвездие Пса.

– Хорошо, сейчас я это докажу.

Она выключила лампу на комоде, вышла из комнаты и спустилась вниз, в родительский кабинет. Здесь стоял стеллаж, забитый сотнями папиных биологических журналов и книг с невозможными названиями, и на самой его верхней полке, в углу, была картонная коробка. Чтобы добраться до этой коробки, Бетти подтащила к стеллажу папин стул, и даже со стула ей ещё пришлось тянуться и становиться на цыпочки. Несколько секунд положение Бетти оставалось шатким, и коробка чуть не выскользнула из её пальцев, но упорство и настойчивость победили, и Бетти вместе с коробкой устроилась на полу, в кругу света от папиной настольной лампы.

Надпись на крышке: «ФОТО». Более поздние фотографии – появившиеся уже после того, как в дом переехала Ианта, – были аккуратно разложены по альбомам, чтобы всё можно было легко найти и посмотреть. А эта коробка совсем не похожа на те альбомы – несколько лет жизни четырёх сестёр до Ианты, сваленные в одну кучу, не разберёшь, где что. Бетти просматривала всё это несколько месяцев назад, когда искала фотографии Пса, особенно одну, самую лучшую, которую Бетти помнила, а может, ей только казалось, что помнила. Но сегодня она будет искать кое-что другое, что именно – она пока была не уверена.

Погрузившись в процесс, Бетти сначала разглядывала каждую фотографию внимательно и подолгу. Всё шло вперемешку: лето и тут же зима, Рождество и День независимости[82], начало школьного года и сразу конец – и да, на многих фотографиях была она, Бетти: Бетти в детском садике, всё лицо в краске; Бетти в костюме моллюска – это перед началом спектакля в третьем классе; Бетти с Псом, Фантиком и красной тележкой.

– Вот видишь, – сказала она себе, – не всегда тебя оставляли за кадром.

Но что-то в этой коробке держало Бетти и не отпускало, и она продолжала смотреть дальше, хотя перекладывала теперь фотографии быстрее – то ли их было слишком много, то ли она уже устала на всё это смотреть: мама и Розалинда, мама и Скай, мама и Джейн – но стоп, а вот Пёс, совсем ещё щенок. Бетти смотрела долго, как и в прошлый раз, когда доставала эту коробку. Пёс, такой крошечный, на руках у Скай. И сама Скай – девочка с косичками, держит его, улыбается, вся сияет от счастья. Но, как и прошлый раз, Бетти решила оставить эту фотографию в коробке, не забирать себе. Она принадлежит Скай – если, конечно, Скай когда-то её захочет.

Быстрее, ещё быстрее. Школа, каникулы, какие-то спортивные соревнования, всё мимо, дальше, дальше – и вот наконец, почти на самом дне, она отыскала то, за чем и пришла сюда, – как она сейчас только поняла. Её мама сидит на больничной кровати, такая истощённая и обессиленная, что сходства со Скай не осталось почти ни капли. Но она улыбается, и она прижимает к себе младенца, за приход которого в мир пришлось заплатить такую цену. Кто вправе судить, слишком ли высока эта цена? Бетти, одна, среди ночи, застывшая с фотокарточкой в руках – единственной, где она вдвоём с мамой, – не знает ответа. И спросить некого.

Усталость захлестнула её как волна – надо поскорее вернуться в кровать, пока она не уснула прямо тут, на полу. Бетти сложила фотографии обратно в коробку, все, кроме одной, самой драгоценной, эта одна отныне будет принадлежать ей, – и, опасно балансируя, водрузила коробку обратно на верхнюю полку, а стул придвинула к папиному столу. Теперь всё как было, никто и не догадается, что она приходила в кабинет и что-то искала. Она отнесла похищенную фотокарточку наверх, в свою комнату, и подсунула под холщовую сумку Пса, спрятанную в глубине кладовки. Ещё одна тайна, которую она будет теперь скрывать от всех.