– Принцесса Лидия.
Обессиленная, выкинутая на мель жизни, вытянутая в тонкую стеклянную нить, Бетти всё-таки собралась и предприняла последнюю на сегодня попытку:
– В одном царстве, в одном государстве жила-была принцесса Огонь-Одуванчик, и звали эту принцессу Лидия…
Глава восемнадцатаяБетховен
Стучась на следующий день на большой перемене в дверь кабинета миссис Грюнфельд, Бетти твёрдо обещала себе одно: не плакать.
– Привет-привет! – Миссис Грюнфельд с улыбкой распахнула дверь. – Ну, как прошли твои выходные с mentore?
Бетти заплакала. Спотыкаясь, она дошла до фортепианной скамьи и плакала, и плакала, а когда миссис Грюнфельд протянула ей несколько бумажных носовых платков и обняла её, заплакала ещё сильнее.
– Я не могу петь, я потеряла голос, – смогла наконец выговорить Бетти.
– То есть как потеряла?
Бетти просипела полторы строчки из «Иси-биси паучка» и заплакала опять.
– У тебя болит горло?
Бетти мотнула головой.
– Не в том дело.
– Дай-ка посмотрю. – Миссис Грюнфельд осторожно помассировала горло Бетти с двух сторон. – Миндалины не увеличены.
– Нет. – Бетти опять мотнула головой.
Миссис Грюнфельд теперь держала Бетти за плечи на расстоянии вытянутой руки и внимательно рассматривала её лицо.
– Знаешь, расскажи-ка мне, как ты провела эти выходные.
Бетти рассказала всё, что могла рассказать, умолчав, конечно, о Разговоре. Но даже без него история получилась печальная.
– Вот как. Значит, уехал твой Джеффри, – проговорила миссис Грюнфельд, когда Бетти закончила рассказ.
– Да. Но это не совсем его вина. Моя сестра его прогнала.
– Он мог остаться, мог её не послушать. Хотя, конечно, мальчики-тинейджеры – не самые надёжные из людей.
– Раньше он был надёжный, – грустно сказала Бетти. – Может, он не хочет больше быть моим mentore?
– Он тебе это сказал? Нет? Вот пока не сказал, тебя не должно это беспокоить. Но вообще-то, чтобы петь, наставник человеку не нужен. Нужны талант и желание, а у тебя есть и то и другое.
– Но голос!..
– Да, давай-ка посмотрим, что с твоим голосом. Встань так, чтобы я тебя видела, и дыши. Дыши глубоко. – Миссис Грюнфельд понаблюдала за тем, как Бетти дышит. – Наполняй лёгкие воздухом сверху донизу.
Бетти старалась наполнить лёгкие – как же она старалась! – но когда воздух сверху дошёл донизу, то там был тот узел в животе, и он давил и не давал дышать дальше.
– Всё, больше не могу… ах, миссис Грюнфельд! – И Бетти снова расплакалась. Миссис Грюнфельд не ахала и не суетилась, это помогало. Она просто протянула Бетти ещё пару носовых платков и сказала:
– Ты видишь, как вот это состояние, когда мы несчастливы, влияет на наше дыхание. Теперь попробуй ещё раз, вдохни медленно-медленно – хорошо… расслабься… думай только о своём дыхании… да, так лучше.
Бетти и правда почувствовала, что напряжение немножко спадает. Но этого было совсем недостаточно.
– Нет, я не выдержу, – сказала она.
– Выдержишь, – сказала миссис Грюнфельд. – Обязана выдержать. Знаешь, давай мы сегодня не будем пытаться петь, а вместо этого поговорим о ритме дыхания – о том, как разные певцы выбирают момент, когда пора делать вдох. Тебе это интересно? Да? Тогда начнём с одной песни, которую написали Энтони Ньюли и Лесли Брикасс. Эта песня – о большой, глубокой тоске. Я буду проговаривать слова, строчку за строчкой, а ты повторяй за мной всё, включая дыхание. А потом послушаем, как сам мистер Ньюли исполняет свою песню. Готова?
– Да.
– «Кто мне поможет…»[86] – Миссис Грюнфельд кивнула Бетти. – Теперь ты.
Но из глаз Бетти снова хлынули слёзы. Миссис Грюнфельд обняла всхлипывающую девочку обеими руками и долго, долго не отпускала.
Когда Бетти пришла из школы, Джейн крикнула, что ей посылка – лежит в кухне на столе. Первым желанием Бетти было немедленно развернуться и уйти – а посылка, может, как-нибудь исчезнет сама собой, пока Бетти будет гулять с Герцогиней и Кориандром. Значит, кто-то прислал ей подарок ко дню рождения, и этот день близился, и Бетти становилось всё страшнее. Но посылка ведь не исчезнет, а так и будет лежать на столе. К тому же это может оказаться посылка от тёти Клер, дяди Туррона, Энама и Марти. Бетти не заслуживает подарка от них, да и ни от кого другого, но Энам и Марти любят иногда разрисовывать подарочные пакеты тиграми и черепахами, было бы забавно на них глянуть.
Но обратный адрес на посылке был другой: Бостон, Джеффри.
Бетти потрогала коробку кончиком пальца и поспешно отдёрнула руку. Зачем ей сейчас какая-то посылка от Джеффри?
Позвонили в дверь, и Джейн впустила кого-то в дом – Бетти узнала голоса Арти и обоих Донованов. Сейчас Джейн примчится на кухню за крендельками и спросит, что в посылке и как это Бетти до сих пор не посмотрела, а если Бетти начнёт смотреть, то Джейн тоже захочет посмотреть и обсудить подарок, а потом, наверное, явится Скай.
Бетти двумя руками схватила коробку со стола и убежала с ней наверх, в свою комнату. Поскорее открыть, глянуть и забыть.
Азимов ждал её, зевая и потягиваясь, на своём законном месте между Фантиком и Гибсоном и явно интересовался, что она такое принесла. Он заинтересовался ещё больше, когда Бетти начала слой за слоем отдирать скотч, которым Джеффри обмотал коробку для надёжности. Дальше коробку надо было вскрыть, и, разгребая горы мятых газет, подложенных, чтобы внутри ничего не болталось, дорыться до содержимого, и – вот они, два пакета, каждый обёрнут подарочной бумагой и тоже обмотан крест-накрест скотчем. И к каждому прилеплена записка. Один пакет побольше, размером в точности с долгоиграющую пластинку, и на нём написано: «Открой меня первым!» А на втором, который поменьше, с небольшую книжку величиной, – «Открой меня вторым!»
Опять скотч – сколько же его! – но вот наконец богатства, заключённые внутри «Открой меня первым!», легли Бетти на колени. Да, так и есть, набор пластинок – совершенно новый, в коробке и в целлофановой обёртке. Бетти погладила обтянутую целлофаном надпись: «ЛЮДВИГ ВАН БЕТХОВЕН. 9 СИМФОНИЙ. БЕРЛИНСКИЙ ФИЛАРМОНИЧЕСКИЙ ОРКЕСТР. ГЕРБЕРТ ФОН КАРАЯН».
– Фон Караян! – сказала Бетти Азимову.
Когда-то Джеффри мечтал стать дирижёром оркестра – давно, когда Пендервики только ещё с ним познакомились. Правда, потом он отказался от этой идеи. Потому что дирижёру, чтобы творить музыку, нужна ещё куча музыкантов, которые согласятся, чтобы ими дирижировали, а пианисту – только его пианино, так он объяснил. Но у него осталось огромное восхищение перед всем дирижёрским цехом, и Бетти узнала от него много выдающихся имён. Бернштейн и Мути, Клемперен и Превин, Шолти и Одзава. И, конечно, один из величайших дирижёров двадцатого века – Герберт фон Караян.
А ведь этим записям наверняка уже несколько десятков лет. Как могло такое сокровище пролежать столько времени нетронутым – ждать, когда кто-то придёт и высвободит волшебство?
К целлофану Джеффри прикрепил кусочком скотча – к счастью, крошечным! – открытку: кошку, играющую на пианино. Бетти кошка очень понравилась. Правда, Азимов, когда Бетти ему её показала, откинул открытку лапой.
Написанное на обороте понравилось Бетти ещё больше.
«Беттик! Многие считают, что это самые лучшие – за все времена! – записи симфонической музыки. Мы с тобой послушаем их вместе, особенно третью, “Героическую”, мою любимую, как ты знаешь, – когда-нибудь… гм-м, когда мне дозволено будет вернуться в круг друзей и единомышленников. А пока – поздравления ко дню твоего рождения тебе шлют
Людвиг, Герберт и Джеффри.
P. S. Да уж, никудышный из меня получился mentore: пропустил наш с тобой завтрак. Надеюсь, ты сможешь меня простить».
– Я прощаю тебя, – выдохнула она.
Так, стоп, а что в том пакете?
Она пошарила рукой вокруг себя и нашла второй пакет – на покрывале, под обёрточной бумагой от симфоний. На нём, под «Открой меня вторым!», тоже оказалась открытка – ещё одна кошка-пианистка (Бетти не стала предъявлять её Азимову) и на обороте – ещё одна записка.
«Помнишь, что ты мне подарила на одиннадцать лет? Давным-давно, тебе тогда было четыре года. Это была самая твоя любимая фотография. И ты тогда сказала, что, может быть, когда-нибудь я смогу дать её тебе “взаймы”. Мне кажется, сейчас как раз подходящий момент.
Твой
Джеффри».
Волнуясь и торопясь, она сдирала обёртку. Это не книжка – Бетти уже начала вспоминать, она была уже почти уверена. Да. Фотография в рамке – та самая, которую она искала везде, которая – вот теперь вспомнила наконец – стояла у неё на тумбочке тогда, давно, до того, как она подарила её Джеффри.
Пёс.
Вечером после ужина Бен наклеил последний оставшийся отель из «Монополии» на Сент-Пол, столицу штата. Это был завершающий штрих, всё! Завтра нести Миннесоту в школу – Бену не терпелось похвастаться своей работой. Его штат будет самый лучший – ну, ещё Рафаэлева Флорида тоже будет самая лучшая, потому что настоящие друзья друг с другом не соревнуются.
Правда, появилась одна проблема: камней на территории штата было теперь столько, что Бен уже не мог поднять свою Миннесоту в одиночку. Честно говоря, поднять её он не мог уже с тех пор, как наклеил Пилообразные горы. Бетти тогда сказала, что поможет ему донести Миннесоту до школы, но всё-таки лучше ей об этом напомнить, подумал Бен.
Дверь её комнаты была закрыта, за дверью гремела музыка – причём классическая, целый оркестр. Бен постучал громко, потом ещё громче. Потом, когда она не ответила, попытался подёргать ручку – ручка не шевельнулась: что-то мешало с той стороны.
Ну ничего себе! Это Бен может иногда подпереть чем-нибудь свою дверь, чтобы снаружи её нельзя было открыть, а Бетти никогда так раньше не делала. Он стучал и стучал, пока дверь не распахнулась и Бетти не затащила его в комнату. Одного взгляда на сестру оказалось достаточно, чтобы Бену захотелось попятиться обратно в коридор. У неё был какой-то совсем отчаянный вид – примерно как у Рафаэля, когда он однажды спрыгнул с самого верха лазалки и сломал себе руку.