Тут ей пришлось отвлечься от своих мыслей: в дверь опять постучали, точнее заколотили – часто-часто и очень маленькими, судя по звуку, кулачками. Бетти подскочила и бросилась открывать, пока Лидия не успела вляпаться в коридоре или на лестнице в какую-нибудь очередную неприятность. Но оказалось, что опасности нет: Лидия, уже умытая и в пижамке, висела на руках у мамы.
– Мы пришли спросить, хороший ли у тебя был день рождения, – сказала Ианта.
– Очень хороший, мам. – Бетти обняла их сразу обеих, получился такой сэндвич с Лидией посерёдке. – И спасибо тебе опять за подарки.
С подарками Ианта постаралась и даже, наверное, немного перестаралась: Бетти получила целую стопку книг, в том числе несколько – Фрэнка Коттрелла Бойса, отличную клетчатую курточку с капюшоном и большими удобными карманами и – плюс ко всему этому! – подарочный сертификат вутонского книжного магазина, где продаются ноты.
– Меня застряли, – сказала Лидия.
Бетти разжала руки.
– Тебя не застряли, а обняли, глупыш.
– Бетти петь?
– Не сегодня, Лидия.
Потом они тоже ушли, и Бетти опять улеглась на пол. Интересно, подумала она, скоро ли у Лидии выветрится из памяти, как Бетти ей пела? Пожалуйста, поскорее. Хотя это сомнительно: вон как Лидия до сих пор цепляется за бедного мёртвого Фрэнка в коробке.
И когда лучше рассказать Джеффри про эту идею с контрабасом? Хотя вряд ли у неё в ближайшее время появится возможность что-то ему рассказать. И она почти рада, что долго его не увидит. Нет, не так: она рада, без всяких «почти». Пусть сперва поблёкнут некоторые воспоминания и она перестанет скучать по пению. А в следующий раз, когда они с Джеффри встретятся – когда Скай смягчится или когда рак на горе свистнет, – она будет уже нормальная, всем довольная и ни о чём не жалеющая Бетти, а может, уже успеет даже немного продвинуться с контрабасом.
И кстати, один из её вопросов тогда решается сам собой: она не будет отказываться от выгуливания собак. Наверняка контрабас – штука дорогая.
Так, опять стук в дверь. Бетти даже не успела встать – дверь приоткрылась, в комнату заглянула Джейн.
– Я подумала, тебе будет интересно: Розалинда и Томми только что ушли гулять. Когда уходили, они держались за руки! Здорово, правда?
– Да! Бен знает?
– Я ему скажу. И можно я угощу Арти твоим тортом?
– Только мне тоже оставь кусочек, ладно?
Есть ещё один вопрос – но тут уж решение будет зависеть от миссис Грюнфельд. Бетти надеялась, что учительница позволит ей и дальше каждый вторник на большой перемене приходить в музыкальный класс. Пусть даже просто разговаривать о музыке – раз петь она теперь не может.
И опять тук-тук-тук. Ага, подумала Бетти, родственники заканчиваются. Стучавший дверь не распахивал, вежливо ждал, когда Бетти откликнется, поэтому она встала и открыла сама. Вошёл папа.
– О, одна из моих многочисленных дочерей. Интересно, которая?
– Самая лучшая, – сказала Бетти и обняла его. Как же ей повезло иметь такого папу.
– Вот и славно. Также сообщаю тебе, что Розалинда и Томми недавно ушли гулять, держась за руки.
– Джейн мне уже сказала.
– Гм-м. Интересно, она ещё не начала писать об этом книгу?
– Может, и начала. Пап, ты тоже хочешь кусочек моего торта?
– Нет, благодарю. Я просто заглянул сказать ещё раз: с днём рождения. Люблю тебя. И хочу для тебя всё, что есть чудесного на свете.
– Спасибо, папа.
– И больше никаких страшных тайн, да?
– Да, – сказала она.
Ну разве что одна маленькая тайночка, и она совсем не страшная – про дивный голос, который у неё был, но недолго.
– И парни тебя пока тоже не интересуют?
– Пап. Они меня совершенно не интересуют, честное слово.
– Хорошо. – Он тихо закрыл за собой дверь.
Можно ложиться обратно на пол? Розалинда ушла гулять с Томми, так что в доме точно уже не осталось никого, кто мог бы к ней заглянуть. Только Скай, но Скай никогда не заглядывает. Даже если сейчас они начинают что-то друг о друге понимать – это-то не изменится. Слишком мало у них общих тем для разговора.
Бетти уже собралась опуститься на пол – ну вот, опять кто-то стучит. И сразу, не дожидаясь ответа:
– Это я, Скай, я знаю, что у Розалинды был для тебя ещё один подарок, и у меня тоже есть ещё один, только мой гораздо лучше.
– Но мне и твой первый очень понравился, – сказала Бетти через дверь. Сегодняшний подарок Скай и правда был один из лучших: пожертвование приюту для бездомных животных, сделанное от имени Бетти Пендервик.
– Этот другой. Он жуткий, конечно, и ты не сможешь держать его всегда у себя, и ему строго-настрого велено оставить меня в покое, но это меня, а тебе, я подумала, может, как раз он и нужен. Так что вот, приятного вечера. Говорите о музыке.
Дверь открылась, вошёл Джеффри, дверь за ним закрылась.
– Привет, – сказал он. – С днём рождения.
Бетти приросла к полу, не могла двинуться. Она была не готова.
Это – подарок?
– Скай отдала мне последний кусок твоего торта. – Джеффри держал в руке тарелку с тортом – с последним куском, пока нетронутым. – Это ничего?
– Ну… ничего.
– Эй. Ты, кажется, совсем мне не рада. Не простила, что я тогда сбежал с нашего завтрака? Правильно вообще-то. Получилось по-свински.
– Нет, я тебя простила.
Он отправил в рот кусочек торта.
– Но?..
Бетти обвела глазами комнату, она искала какой-нибудь источник силы. И да – на столе, на крышке проигрывателя, лежали симфонии Бетховена, подарок Джеффри.
– Никаких «но». Спасибо за подарки. Я даже хотела добраться до Бостона – сказать тебе это спасибо… но немного не получилось.
– Да, я слышал. Это был храбрый поступок. И безумный.
– Знаю.
Он сел на край кровати, поздоровался с Фантиком и Гибсоном и отделил вилкой ещё кусочек торта.
– Ну вот, я тоже решил не оставаться в долгу. А то важное, что ты хотела мне рассказать, когда у Скай был день рождения… Мы можем поговорить о нём сейчас?
– Нет. – Она поморщилась. То важное – её Большой Концерт к Одиннадцатилетию – пропало и сгинуло, всё.
– Слишком поздно?
– Да, слишком поздно. – И тут, к ярости Бетти, её глаза опять наполнились слезами. Подлые, гадкие слёзы, залили всё лицо, как это стыдно, ну сколько можно?
– Бетти, скажи мне, что случилось.
– Не могу.
– Можешь.
– Нет, нет, нет. – Как он смеет чего-то требовать от неё после того, как сам бросил её так надолго? – Я тебя не звала, и я не собираюсь тебе ничего говорить. И это мой кусок торта, а ты его ешь!
– Я съел только чуть-чуть. Вот, видишь? Остальное тебе. – Он аккуратно поставил тарелку на стол. – Бетти, ты должна мне сказать, я должен понимать, в чём дело. Я ведь твой mentore, ты помнишь?
– Я могу тебя уволить… Вот, я увольняю тебя, ты больше не мой mentore. Уходи.
– Знаешь что, никуда я не пойду. Мне это уже надоело: не успею приехать, и тут же кто-нибудь из Пендервиков гонит меня прочь. Бетти, умоляю тебя, это я, твой старый друг Джеффри.
– Если ты не уйдёшь, тогда уйду я. – Но из-за этих дурацких слёз она не могла даже выйти в коридор. Тогда она ушла в кладовку, села там на коробку с играми и слушала между всхлипами, как Джеффри ходит и ходит по комнате. Будто что-то ищет.
– Бетти, где фотография Пса, которую я тебе отправил? Она не повредилась при пересылке?
– Нет. С ней всё хорошо. – Вот за это Бетти была ему благодарна.
– Где она?
– Здесь.
– В кладовке? А почему?
– Не твоё дело. Джеффри, пожалуйста, уходи.
– Нет.
Дверь распахнулась, он стоял и смотрел на неё.
И она тоже смотрела на него, в пелене слёз знакомые черты расплывались. Но её злость уже проходила, утекала. Да Бетти никогда и не умела злиться на Джеффри дольше нескольких минут. Даже тогда, год назад, когда он случайно бросил Фантика в корзину с грязным бельём и Бетти в ужасе ждала, что стиральная машина разорвёт голубого слоника на куски, и сам Джеффри был в таком же ужасе. Но Фантик вернулся после стирки целым, невредимым и даже бодрее, чем раньше. И гораздо чище.
– Джеффри, Скай говорит, это не моя вина, что Пёс умер.
– Конечно не твоя.
– И Ник то же самое мне сказал.
– Да с чего ты взяла, что это может быть твоя вина? Пёс был старый, и у него было больное сердце. И он прожил прекрасную жизнь.
– Но…
– Бетти, послушай меня. Собаки умирают. Люди умирают. Морские свинки умирают! Пока они живы, мы делаем для них всё что возможно, но они всё равно умирают. Я прав или нет? Скажи мне, что я прав.
– Ты прав, – прошептала она.
– Спасибо. – Он улыбнулся. – Ну что, слушаем Бетховена?
– Да. Думаю, да.
Он прошёл к проигрывателю, открыл коробку с симфониями Бетховена, достал одну из пластинок и поставил на вертушку.
Два мощных коротких аккорда, и сразу же после них, очень тихо, струнные вводят тему, волнующую и прекрасную. Это одна из самых сильных тем у Бетховена.
«Героическая», любимая симфония Джеффри.
Вот он стоит сейчас у неё в комнате, дирижирует. Бетти подалась вперёд, чтобы лучше видеть. За его дирижированием она наблюдала много лет, сам он всегда говорил, что это просто игра, клялся, что ничего в этом не понимает, – но ей всё равно казалось, что он и правда в этот момент оживляет музыку во всём её великолепии, и сам же проживает её, наслаждается ею – он весь в ней. И Бетти тоже теперь вся в ней, её подхватил этот поток, сотворённый гением двести лет назад, но по-прежнему живительный. Она смотрела, и слушала, и главная тема возвращалась опять и опять, делаясь с каждым разом всё величественнее, растворяя наконец последние клочки боли, омывая Бетти восхитительной, спасительной, чистой музыкой.
Закончилась первая часть, Джеффри опустил воображаемую дирижёрскую палочку и низко склонил голову.
– Джеффри, – сказала Бетти. – Теперь я готова.
– Доедать торт? – Он остановил пластинку, пока не началась вторая часть.