– Нет. Я не хочу торта. – Она вернулась в комнату.
– Тогда что, разговаривать?
– Нет. – Она встала прямо, дважды глубоко вздохнула. – Петь.
Вот так вышло, что Большой Концерт Бетти Пендервик всё-таки состоялся. В комнате Джеффри позволил ей спеть только одну песню – «Я всегда гонюсь за радугой», а потом потащил её вниз, в гостиную, где Бетти спела снова, теперь для всей семьи. Принесли даже Лидию – её успели уже уложить, но подняли по настоянию Джеффри, чтобы она тоже присутствовала. Не было ни программы концерта, ни репетиций, ни специального концертного платья для Бетти. Но были гордость и изумление на всех лицах – ровно такие, каких Бетти так хотела и так ждала. И много слёз, особенно родительских и Розалиндиных.
А Бетти не плакала. Она решила, что ей уже хватит слёз на долгое, долгое время вперёд.
Глава двадцать четвёртаяКода. Следующей весной
Субботним вечером в конце марта Пендервики ждали второго возвращения лейтенанта Гейгера с войны. Джейн уже вывесила свеженарисованные приветственные плакаты, созданные, как и в прошлом году, при участии Арти, а также нескольких новых мальчиков, один из которых, к большому неудовольствию мистера Пендервика, опять оказался Донованом. Две старшие сестры прислали по записке, наказав младшим вручить их Нику, как только он приедет: Розалинда написала из своего университета в Род-Айленде, где она, ни на что не отвлекаясь, яростно училась, пока её сердце хранилось в Делавэре у Томми, верного и надёжного; а Скай – из университета в Калифорнии, где она училась так же яростно, но её сердце по-прежнему принадлежало только ей самой. Скай и Джеффри, который был теперь студентом университета в Бостоне, остались друзьями, несмотря на бесчисленные размолвки, то и дело омрачавшие их отношения весь последний год. Самая серьёзная размолвка произошла на выпускном вечере у Джеффри, и она была такая ужасная, что никто из тех, кому дороги эти двое, не хотел о ней вспоминать и говорить.
Бетти с Беном ждали в гостиной. Бен стоял у окна, высматривая знакомый синий пикап. Бетти сидела за пианино и, аккомпанируя себе, разучивала песни, которые мисс Хинкель – учительница вокала, которую Джеффри и миссис Грюнфельд выбрали для Бетти вместе, – задала к следующему уроку; Бетти, как всегда, поможет родителям этот урок оплатить. Лидия вбегала и выбегала, ища того, кто согласится смотреть, как она танцует степ: степ – пока, к счастью для окружающих, без туфель с набойками – был последней её страстью. Остальные Пендервики ждали и бдели каждый по-своему: Джейн в своей комнате нервно читала несколько книг вперемешку – пару страниц оттуда, пару отсюда; родители у себя в кабинете тихонько переговаривались.
– Ну как? – спросила Бетти в паузе перед следующей песней.
– Пока нет, – ответил Бен.
Весь этот год связь между улицей Гардем и далёкими горами, где воевал Ник, не прерывалась: в ту сторону летели записки, рисунки, посылки со всякой домашней едой, в эту – утешительные вести, посылавшиеся в передышках между боями. Зимой, в один из самых холодных дней, внезапно прилетела плохая весть: Ник ранен в плечо, потерял много крови, доставлен вертолётом в военный госпиталь, – но он выжил, выздоровел и вернулся в свою часть. С тех пор все ждали его приезда даже сильнее, чем прежде.
– Ну как? – опять спросила Бетти.
– Пока никак. Ой, подожди… кажется… Бетти, он здесь! Он приехал! Мистер и миссис Гейгер выходят его встречать!
Соскочив с фортепианной скамьи, Бетти крикнула Джейн, крикнула родителям, потом свистнула – негромко, но уверенно, зная, что её услышат и подчинятся. Нечто большое и лохмато-коричневое – сзади хвост султаном, спереди широконосая морда с глупыми-преглупыми выпученными глазами – поднялось со своего места перед диваном.
– Шпат, хороший мальчик, – сказала она.
Шпат (полностью – Полевой Шпат, но первая часть имени быстро отпала) обнюхал вторую собаку, появившуюся из-за дивана, серую и гладкошёрстную, – трудно было поверить, что это мать Шпата: ничего общего, разве что глаза у матери такие же глупые, как и у сына.
– Хорошая девочка, Соната, – сказала Бетти. – Наконец ты познакомишься с Ником.
Соната с обожанием смотрела на Бетти – свою хозяйку, своё всё, – но особой радости от обещанной встречи с Ником, похоже, не испытывала. Она была полудикая и пугливая, когда Пендервики привезли её из приюта для бездомных животных – привезли вместе со Шпатом, крошечным комочком, единственным оставшимся от помёта щенком, не хотели их разлучать. Теперь пугливость прошла, но всё же Соната предпочитала обходиться без новых встреч и прочих неожиданностей.
– Всё будет хорошо. – Бетти ласково положила ладонь на её серую голову. – Я с тобой.
В прихожей собрались уже все Пендервики, взволнованные и немного смущённые. Мистер Пендервик забыл обуться. Лидия забыла корону – правда, в последнее время это случалось всё чаще: принцессинский период её жизни, кажется, заканчивался.
– Все здесь? – спросила Джейн. – Папа, мама, три сестры, один брат, две собаки?
– Gato, – сказала Лидия.
– Нет, Азимов, ты остаёшься. – Ианта выставила за ближайшую дверь оскорблённого кота, который влюбился в Сонату и считал, что должен следовать за ней везде и всюду.
Бен подпрыгивал на месте, как йо-йо.
– Скорей, скорей, скорей, скорей, скорей!..
– Спокойнее, – посоветовал ему мистер Пендервик.
– Да, все здесь, – сказала Ианта. – Ну что, пошли?
Бетти крепко взялась за два собачьих ошейника.
– Пошли! – взорвался Бен.
Джейн распахнула дверь, и Пендервики – нет, не пошли, а побежали на другую сторону улицы Гардем, встречать своего героя.