Неустойчивый мир не мог продолжаться долго, и подтверждением тому было возвращение Бедеграна уже в сумерках. Ярость одевала его, как пылающий плащ.
— Видит Бог, я долго терпел оскорбления Моркана! — вскричал Бедегран, врываясь в свои покои. — Я избегал кровопролития, я закрывал глаза на мелкие обиды. Но теперь он взялся выгонять моих людей из их селений! И как я могу это терпеть?!
Король был так разъярен, что не сразу осознал наше присутствие.
— О, приветствую тебя, Мерлин Эмбриес. И тебе привет, Пеллеас. Добро пожаловать. Рад видеть вас снова. Прости мой гнев. Не так развлекают гостей у своего очага.
Я махнул рукой.
— Нам известно о предательстве Моркана. Твой гнев оправдан.
— Он хочет войны, — объяснил Бедегран. — Я долго сдерживался, но для мира нужны две стороны. Если война — я готов сражаться, хотя и не хотел бы этого. — Он принялся расхаживать взад-вперед перед нами. — Но это же прямое оскорбление, Мерлин! Я не могу оставаться в стороне. Я обещал защиту своему народу. И не вздумай убеждать меня в обратном.
— Если считаешь нужным защищать их, защищай. Я пришел не для того, чтобы учить тебя твоим королевским делам.
— Как раз твою опеку я вынесу. Ты единственный человек, которого я был бы рад выслушать. — Бедегран впервые улыбнулся. — Итак, что скажешь?
— Немногое. Но вот что мне известно. Моркан пошел в набег на Дубуни. Говорят, что часть земель Мадока захвачена, а сын Мадока убит. Но Мадок не хочет сражаться.
— Мадок стареет. Он знает, что не сможет победить Морканта. Тем более, он помнит, что у него на фланге Дюно. А вдвоем эта парочка хуже змей.
— Так они заодно?
— Если они и сговорились, то я об этом не слышал. Но с другой стороны, я и о Мадоке до сих пор не слышал. — Он помолчал. — Мне жаль его сына.
«Напрасное убийство», — размышлял я, и мне показалось, что передо мной на мгновение возникла фигура молодого человека, протягивающего руку умоляющим жестом. Но это был не сын Мадока; парень помоложе, ровесник Артура, наверное. «Сын… сын… я не подумал о сыне…»
Бедегран поднял брови.
— Мерлин?
— У Моркана есть сын?
— Да, — кивнул Бедегран. — Молодой парень. Кажется, зовут Сердик. Да, Сердик. Почему ты о нем спрашиваешь?
Я вдруг все понял. Теперь я понимал, о чем говорили пастухи Мадока, упоминая долг крови. Глупец же я был! Моркан избавляется от соперников, расчищая дорогу собственному сыну. Об Артуре на севере он пока просто не думает. Значит, я был прав, когда увез Артура.
Мы еще поговорили о разных вещах, и вскоре пришло время ужинать. За мясом Бедегран спросил:
— Что будешь делать, Мерлин Эмбриес?
— Все, что смогу. Пока главная моя забота — не допустить, чтобы война захватила юг. Надеюсь, ты обещаешь сохранять мир?
— Да, Мерлин, — подумав, ответил Бедегран, но добавил: — Если ты сможешь заставить Моркана и этого змея, Дюно, сидеть в их собственных землях, все будет хорошо.
Позже, когда мы остались одни в комнате, я сказал Пеллеасу:
— Все плохо, как я и опасался. Однако, к счастью, мы не опоздали. Эта работа для меня одного, Пеллеас. Кто еще сможет свободно ходит от двора одного короля к другому? Между Британией и катастрофой стою я один.
За обедом я выпил вина, и я поверил своим словам! А не следовало. Хотя в то время я еще верил, что между этими тявкающими собаками, называющими себя дворянами, действительно возможен мир. Я хорошо отдохнул в ту ночь и на следующий день выехал в полной уверенности, что смогу спасти Британию, не дам ей рухнуть в войну, от которой польза будет лишь саксам.
Мадок, угрюмый, напуганный и убитый горем из-за потери сына, принял нас со всей любезностью, на которую был способен в данных обстоятельствах. Ему было больно, и я надеялся, что смогу его утешить.
— С чем ты пожаловал? — спросил он, когда формальности приветствия были соблюдены. — Что понадобилось Амвросию Британскому от старика?
Он был готов вести резкий разговор, поэтому я не стал ходить вокруг да около.
— Не позволяй Моркану втянуть себя в войну.
Король резко задрал подбородок.
— Втянуть в войну? Я не собираюсь воевать с ним, но если ты думаешь отговорить меня от взыскания долга крови, побереги дыхание. Я должен получить удовлетворение.
— Именно на это и рассчитывает Моркан. Он только ждет, когда ты дашь ему повод для открытого удара.
— А тебе-то что до того, великий Амвросий? — прорычал стареющий король. — Что у тебя здесь за корысть?
— Я думаю только о безопасность Британии. Считаю, что об этом должны думать все здравомыслящие люди. Я хочу сохранить мир и намерен сделать для этого все, что в моих силах.
— Тогда отправляйся к саксам! — закричал король. — Поговори с ними о мире. И вообще, оставь меня в покое!
Не стоило даже пытаться убеждать его. Я ушел, сказав напоследок:
— Тебе не победить Моркана и Дюно. Затеешь войну, не надейся, что Бедегран тебе поможет; я уже говорил с ним, и он не будет сражаться.
— Мне не нужна ничья помощь! Ты слышишь? — выкрикнул король на прощание.
Мы с Пеллеасом поехали к Дюно, чтобы упрекнуть его в двуличности. Приняли нас так же сердечно и фальшиво, как у Моркана. Король сидел в большом кресле и улыбался, как кот, дорвавшийся до сливок. Ни на один вопрос он серьезно так и не ответил. Наконец, потеряв терпение, я с вызовом сказал:
— Значит, ты отрицаешь, что вы с Морканом заодно? Отрицаешь, что вы замыслили войну против ваших соседей-королей?
Дюно поджал губы.
— Что-то я тебя не пойму, Мерлин, — рассеянно ответил он. — Мы согласились с твоим глупым судом. Меч Британии все еще в камне, ждет, когда его заберут. Ты должен быть доволен. А ты вместо этого пристаешь к нам с обвинениями в войне. Появляешься то тут, то там, а это, согласись, подозрительно. — Он сделал паузу, напустив на себя обиженный и огорченный вид. — Возвращайся-ка ты лучше на свой Стеклянный остров, или куда там еще. Нам ты здесь не нужен. Без тебя управимся!
Ничего другого я от него не добился, предпочел отрясти прах с ног и оставил змею в ее гнезде. И так ясно: Моркан и Дюно настроились на войну. Слепые от амбиций и глупые от жадности, они готовили падение Британии.
Да поможет нам Бог! С маленькими королями всегда одно и то же. Стоит саксам дать им передышку, они тут же бросаются рвать друг друга на части. Безнадежно!
— Плохо, Пеллеас. Сердце болит, — признался я спутнику, когда мы ушли.
— А что у нас с Теодригом? — задумался Пеллеас через некоторое время. — Скорее всего, то же, что и с Морканом. Может, все-таки навестить его? Если он примет нашу сторону, то сможет уладить это дело раз и навсегда.
Я ненадолго задумался.
— Нет, цена слишком высока. Нам не хватит сил воевать между собой да еще и отбиваться от саксов. — Это я хорошо понимал. Хуже понимал, как добиться мира от тех, кто ни о каком мире и не помышлял. — Мы должны заставить их понять, Пеллеас.
Так получилось, что все лето ушло у нас на то, чтобы убедить мелких южных лордов, что междоусобная война ослабляет Британию и обрекает нас всех на поражение.
— Как долго, по-твоему, саксы будут откладывать захват земель, оставшихся без зашиты? — пытался я вразумить очередного лорда. — Зачем им сражаться с королями севера, если под боком есть те, кто послабее?
Мои вопросы, как и мои обвинения, оставались без внимания и без ответа. Я говорил слова правды, а в ответ получал ложь. Я убеждал и уговаривал, угрожал и очаровывал, просил, уговаривал и подталкивал. Моргануг пренебрегал мной, Коледак от гордости вообще ничего не услышал, а остальные… Мадок, Огриван, Рейн, Оуэн Виндду и все прочие притворялись невинными овечками или напускали на себя безраличный вид, замышляя в сердцах предательство. Мои усилия ни к чему не привели.
Измученный телом и духом, я, наконец, вернулся в Инис Аваллах. Я давно не бывал в этом благословенном царстве. Мне очень хотелось повидаться с Аваллахом и Харитой, я надеялся найти у них утешение и сочувствие. По правде говоря, я отчаянно нуждался в бальзаме, чтобы успокоить свой мятежный дух.
Дворец Короля-Рыбака оставался, как всегда, неизменным. Зеленое подножие скалы возвышалось над тихим озером, вершина отражалась в неподвижных водах. Яблони поднимались по крутым склонам к высоким изящным стенам. Мир и покой окутывали остров, как туман над поросшим тростником озером, все дышало спокойствием, мягким, как свет на тенистых дорожках. Заходящее солнце упиралось в высокие крепостные валы и башни, отчего белый камень покраснел, словно расплавленное золото. Сияние разливалось в воздухе — живой свет превращал низкие элементы в более тонкое, более чистое вещество.
Царственный и смуглый Аваллах с завитой и смазанной маслом бородой с радостью приветствовал нас с Пеллеасом. Харита, Владычица Озера, буквально светилась любовью; ее зеленые глаза сияли, а длинные золотистые волосы блестели, когда она вела меня, рука об руку, среди яблонь, лежавших на ее попечении. Мы гуляли по тенистым рощам или плавали на лодке по вечернему озеру, засыпали под пение соловьев в ночном воздухе.
Ничего не помогало. Я плохо ел и плохо спал. Даже на рыбалке с Королем-Рыбаком я не мог расслабиться. Даже матери я открыться не мог. Харита утешала меня, как могла. Все тщетно. Не в помощи я нуждался, а в видении. Вот что мне действительно необходимо.
Прошу тебя, о Душа Мудрости, скажи мне, если можешь: как излечиться от недостатка видения?
День за днем мой дух становился все холоднее. Я чувствовал, как будто замерзаю изнутри, как будто сердце во мне ожесточается, душа цепенеет и тяжелеет, как мертвая конечность. Конечно, Харита видела это. Она знала меня лучше любого другого человека на земле.
Однажды вечером я сидел за столом перед нетронутой тарелкой и слушал, как Харита говорила о работе добрых братьев в ближайшем аббатстве; она надеялась превратить его в место исцеления.
— Так должно быть, — сказала она. — Так видел Талиесин Летнее Царство: болезням и немощам там не место. Уже сейчас многие приходят сюда за помощью в своих бедах. Аббат привел монахов из Галлии и других мест — людей, которые хорошо разбираются в лечении и снадобьях.