— Скорее всего, нельзя со всей определенностью утверждать, что мистер Дейкерс домой не вернулся, — продолжил меж тем Аллейн. — Ведь на празднике было так много народа. Разве не мог он проскользнуть в дом незамеченным или выйти из него снова с какой-то вполне объяснимой целью? Кстати, слуги могли заметить. Если вы не возражаете…
Уорендер тотчас ухватился за эту идею.
— Ну, разумеется! И я подойду вместе с вами. — И через секунду добавил: — Ты не против, Чарльз?
Тут с неожиданной горячностью Чарльз ответил:
— Делай что хочешь. Если он вернулся, видеть его не желаю. Я… — Он провел дрожащей рукой по лицу. — Прошу прощенья, — сказал он, обращаясь к Аллейну. — Просто это для меня… уж слишком.
— Мы оставим вас в покое, — тут же пообещал Аллейн. — Может, хотите, чтобы сюда пригласили доктора Харкнесса?
— Нет, нет, нет. Хочу побыть один. Вот и все.
— Ну, разумеется.
Они вышли. В холле — ни души, если не считать констебля, который, стараясь держаться как можно незаметнее, тихо дежурил в углу.
— Прошу прощенья, — сказал Аллейн, — я на секунду. — Он подошел к констеблю и шепотом спросил: — Кто-нибудь входил?
— Никак нет, сэр.
— Прессу не пускать, а все остальные пусть входят, но выходить им не позволяйте. Записывайте имена и объясняйте всё тем, что где-то поблизости произошел инцидент, и полиция проводит рутинную проверку.
— Понял вас, сэр.
Аллейн вернулся к Уорендеру.
— Здесь никто не входил, — сообщил он. — Где можно спокойно поговорить?
Уорендер взглянул на него.
— Ну, не здесь же. — Он провел инспектора в пустующую гостиную, где уже навели порядок, но где пахло как в цветочном магазине, после того как Берти Сарацин бросил здесь все изготовленные им гирлянды, и еще немного тянуло сигаретным дымом и спиртным. Двери в обеденный зал были распахнуты настежь, а дальше, за стеклянной перегородкой оранжереи был виден доктор Харкнесс, мирно похрапывающий в полотняном кресле под присмотром инспектора Фокса. Увидев их, Фокс вышел и затворил за собой стеклянную дверь.
— Доктор вырубился, — сообщил он, — но разбудить можно. Думаю, лучше оставить его здесь, пока не понадобится.
Уорендер обернулся к Аллейну.
— Послушайте! — воскликнул он. — Ради чего все это? Вы что же, хотите выяснить, имело ли место… — тут он запнулся немного, — какой-то подвох или мошенничество?
— Вряд ли это можно расценивать как несчастный случай.
— Почему нет? Это же ясно, как божий день!
— Наша работа, — терпеливо принялся объяснять Аллен, — заключается в сборе всей доступной информации, после чего ее представят на рассмотрение коронера. На данный момент никаких выводов мы еще не делаем. Идемте же, сэр, — позвал он Уорендера, который упрямо застыл на месте. — Уверен, вы, как солдат, сможете сразу оценить позицию. Мы занимаемся вполне рутинной процедурой. И потом, если уж быть честным до конца, множество самоубийств, а также убийств зачастую маскируются под несчастный случай.
— Все эти ваши предположения просто чудовищны.
— И мы надеемся в самом скором времени выяснить, так это или нет.
— Но бог мой, с чего вдруг у вас вообще возникло такое предположение? — Уорендер умолк и удрученно покачал головой.
— Какое именно предположение?
— Ну, что это могло быть самоубийством или даже убийством.
— О да, — кивнул Аллейн. — Вполне могло. Очень даже могло.
— Но с чего вы взяли? Какие доказательства…
— Боюсь, я не вправе обсуждать с вами детали.
— Это еще почему, черт побери?
— Господи боже ты мой! — воскликнул Аллейн. — Ну, вы подумайте сами! Допустим, это было убийство. И, насколько мне известно, его мог совершить кто угодно, в том числе и вы. А потому вы никак не можете рассчитывать, что я сделаю вам подарок, раскрою все карты полиции, все улики, которые имеются у нее против вас.
— Думаю, вы совсем с ума сошли, — с негодованием заметил полковник Уорендер.
— Сошел или нет, но свою работу выполнять должен. И мы с Фоксом намерены поговорить со всеми этими несчастными, которых здесь удерживаем. Может, вы вернетесь к мистеру Темплтону, сэр?
— О нет, только не это! — воскликнул полковник, и в его голосе прозвучало такое отчаяние, что Аллейн сразу насторожился.
— Почему нет? — холодно спросил он. — Вы что, поссорились с ним?
— Нет!
— В таком случае, боюсь, выбор у вас невелик. Или идете к нему, или остаетесь со мной.
— Я… Черт побери! Ладно, остаюсь с вами.
— Хорошо. Тогда идемте.
Похоже, Берти, Пинки и Таймон Гэнтри не сдвинулись с места с тех пор, когда они видели их в последний раз. Берти спал в кресле и походил на разряженную куклу. Пинки плакала. Теперь уже Гэнтри читал «Какая жалость, что она шлюха». Увидев вошедших, он отложил пьесу в сторону и встал.
— Не хотелось показаться невежливым, — начал Гэнтри, — но очень хотелось бы знать, на каком основании вы обращаетесь с нами в столь недопустимой и невыносимой манере.
Он употребил «запугивающий тон» — так это называется в театре. И двинулся прямо на Аллейна, который был ростом почти с него.
— Эта комната, — открыв глаза, пробормотал Берти, — населена какими-то рассерженными гигантами.
— Вас посадили под замок, — довольно жестко произнес Аллейн, — потому что в доме имела место смерть. А причина смерти, к вашему сведению, до сих пор не совсем ясна. Не знаю, сколько еще времени придется продержать вас здесь. Если проголодались, мы пошлем за едой. Если вам душно, можете прогуляться по саду. Если хотите с кем-то поговорить, к вашим услугам телефоны в комнатах по правую руку, в самом конце холла.
В помещении повисла пауза.
— И что самое худшее, Тимми, ангел мой, — проговорил Берти, — этому человеку никак не объяснить, что кастинг прошел из рук вон плохо. Ну и как обычно, дать понять, что ему непременно позвонят, если вдруг понадобится.
Пинки уставилась на Аллейна.
— Вот уж не ожидала, — пробормотала она, — что когда-нибудь доживу до этого дня.
Нет на свете диктатора, чей конфуз не доставил бы хотя бы небольшой радости даже самым пылким и преданным его поклонникам. Берти и Пинки против собственной воли выдали свою реакцию. В их высказываниях прозвучала плохо скрытая язвительность.
Гэнтри окинул их выразительным взглядом, предназначенным невнимательным актерам. Оба тотчас изобразили полное равнодушие.
Гэнтри глубоко вздохнул:
— Что ж, так тому и быть. Остается одно — подчиниться. Естественно. Возможно, мы предпочли бы знать хоть немного больше, но очевидно, что любые разъяснения не входят в арсенал загадочной политики Ярда.
Стоявший в дверях Уорендер заметил:
— Нечестная игра. Вот чему это равносильно. Они предлагают нам нечестную игру.
— О господи! — в унисон воскликнули Пинки и Берти. Оба побледнели, как полотно. Фокс достал блокнот.
Аллейн поднял руку, и шум тут же прекратился.
— Ничего подобного, — строго заметил он. — Ситуация в точности такая, какой я пытался ее обрисовать. Есть необъяснимые пока противоречия. Они могут говорить в пользу как несчастного случая, так и самоубийства или убийства, и уж кому как не мне знать, какой ответ даст любой из вас. А теперь, с вашего позволения, хотелось бы сосредоточиться на анализе нескольких, возможно, не имеющих особого значения фактах.
В этом, к своему удивлению, он нашел поддержку.
— Мы слишком разволновались и устали от неизвестности, — сказал Таймон Гэнтри. — Не обращайте внимания. Так что за факты?
Аллейн принялся терпеливо объяснять:
— Без всяких намеков и предположений о криминальных намерениях, мне бы хотелось по возможности точно проследить за всеми передвижениями группы людей, которые разговаривали с мисс Беллами последние десять минут ее жизни или около того. Полагаю, все вы ad nauseam[59] наслышаны о так называемой полицейской рутине. И это классический ее пример. Знаю, что все вы были вместе с ней в оранжерее. Знаю, что каждый из вас до наступления финальной торжественной части вечеринки выходил в холл с каким-то намерением. И полковник Уорендер любезно объяснил мне, что именно это было за намерение. Вы хотели попрощаться с двумя относительно малознакомыми людьми, которые по какой-то причине отказались остаться на торжественную церемонию разрезания торта и произнесения речей. Среди вас был также мистер Ричард Дейкерс, воспитанник мисс Беллами. Мистер Дейкерс выбежал из дома вслед за этими двумя гостями. На то у него могли быть вполне личные мотивы, с моей точки зрения, не имеющие отношения к делу. Но я должен это выяснить. Так, теперь следующее. Кто-то из вас знает, почему ушли эти двое и почему ушел мистер Дейкерс?
— Конечно, — тут же выпалил Гэнтри. — Он не равнодушен к Аннелиде Ли. Ну и, понятное дело, хочет видеть ее чаще.
— И в такой момент тоже? Ладно! — быстро добавил Аллейн. — Тогда оставим эту тему, хорошо? И сделаем вид, будто нет ничего особенного в том, что Октавиус Брауни с племянницей так рано покинули праздничную вечеринку, правильно? И воспитанник мисс Беллами поступил вполне естественно, повернувшись к ней спиной и бросившись вслед за этими гостями. Вроде бы так получается? Все согласны?
— О боже, боже, боже ты мой! — Берти дрогнул первым. — Эта ваша манера так излагать факты…
— А я слышала, — заметила Пинки, — как дядя напомнил племяннице, что им надо уйти пораньше.
— Он сказал, почему?
— Нет.
— Кто-то из вас встречался с ними раньше?
Тишина.
— Как, никто? Тогда почему же все вы сочли необходимым выйти в холл и попрощаться с этими людьми?
Пинки и Берти едва заметно переглянулись, Уорендер откашлялся. Гэнтри, похоже, принял решение.
— Обычно я не обсуждаю такого рода вещи вне стен театра, — начал он, — но, думаю, в подобных обстоятельствах все же стоит вам сказать. Я хотел послушать, как мисс Ли читает реплики главной героини в… — тут он запнулся буквально на секунду, — в новой пьесе.