— Ясно, — протянул Ричард. — Просто любопытно было. Очевидно, ты не горел желанием жениться на ней. — Тут он умолк, и ужас исказил его черты. — Прости! Прости меня! — воскликнул он. — Прости меня, Морис, сам не понимаю, зачем сказал, просто вырвалось.
— Ну, конечно, мальчик мой дорогой, конечно, я хотел жениться на ней. Но она отказалась! Только начала свою карьеру в театре. Что я мог ей дать? Я, прапорщик с весьма скудным содержанием и переездами из одного гарнизона в другой? Естественно, она… вовсе не собиралась бросать свою карьеру и следовать за барабанным парнем.
— Ну а Чарльз?
— О, он занимал совсем иное положение.
— Был богат? Мог обеспечить ей стиль и уклад жизни, к которому она так стремилась?
— Не надо, не стоит говорить о ней так… — пробормотал Уорендер.
— Бедный Чарльз! — сказал Ричард, а потом вдруг добавил: — А он знал?
Уорендер отчаянно покраснел:
— Нет. К тому времени между нами всё уже было кончено.
— А он верил в эту историю с Дейкерсами?
— Думаю, — ответил после паузы Уорендер, — он верил каждому слову Мэри.
— Бедный Чарльз! — снова воскликнул Ричард и обернулся к Аллейну. — Наверное, ему говорить не стоит? Во всяком случае, не сейчас. Это его убьет. Да и потом, какая в том нужда?
— Насколько понимаю, никакой, — отозвался Аллейн.
— А ты? — спросил Ричард Уорендера.
— О, ради бога, Дики!
— Нет, конечно. Кто угодно скажет, только не ты.
Снова повисла долгая пауза.
— Помню, — заговорил вдруг Ричард, — как однажды она сказала мне, что это ты свел их вместе. Что за двойственные роли приходилось играть вам обоим в этой комедии времен Реставрации. Причем весьма искусно написанной.
Оба они словно забыли о присутствии Аллейна. И впервые за все время посмотрели друг другу прямо в глаза.
— Забавно, — заметил Ричард, — но я частенько думал: уж не приходится ли мне отцом Чарльз. Считал, что за всем этим стоит какая-то добрачная тайна. Казалось, я даже вижу сходство между нами — фамильное, разумеется. Впрочем, вы ведь с Чарльзом похожи, верно? И еще должен сказать — я не очень-то верил в этих Дейкерсов. Но почему мне никогда не приходило в голову, что именно она доводится мне матерью? Она поступила очень умно, блистательно отсекала саму возможность даже помыслить об этом.
— Не знаю, — воскликнул Уорендер, — что тебе и сказать, мальчик мой! Пожалуй что нечего.
— Ладно. Не важно.
— Ведь это ни на что не повлияет. Ни на твою работу. Ни на возможную женитьбу.
— Но я до сих пор не знаю, как отнесется к этому Аннелида. Разве что… — Тут он обернулся, вспомнив о присутствии Аллейна. — Разве что мистер Аллейн арестует меня за убийство родной матери, и это всех устроит, я прав?
— На вашем месте, — заметил Аллейн, — я бы не стал на это слишком сильно рассчитывать. Ну, допустим, все же арестовал бы. Как бы вы тогда стали оправдываться? Смогли бы?
— Черт, да откуда мне знать? И как вы будете доказывать, что я это сделал?
— Гораздо важнее выяснить, чего вы не делали. Вы где обедали? Здесь?
— Нет. У «Гаррика»[67]. То был деловой ленч.
— Ну а после этого?
— Пошел в свою квартиру, хотел поработать. Была приглашена машинистка.
— И до скольких вы работали?
— Закончил незадолго до шести. А потом ждал междугороднего звонка из Эдинбурга. Все время поглядывал на часы, потому что уже и так опаздывал. Я обещал подойти сюда к шести, помочь с напитками. Ну и в конце концов пришлось перевести звонок на этот номер. Я прибежал с запозданием, Мэри уже спускалась вниз. Из Эдинбурга позвонили без пятнадцать семь, как только я вошел.
— И где вы ответили на звонок?
— Здесь, в кабинете. Чарльз тоже был тут. Выглядел ужасно, и я о нем беспокоился. Говорить со мной желания не изъявлял. Нас то и дело разъединяли, приходилось ждать. Она… она была крайне недовольна. Уже стали пребывать первые гости, когда я закончил разговор.
— И что вы делали потом?
— Потом прошел с Чарльзом в гостиную, и мы занялись напитками.
— Это вы подарили ей букетик пармских фиалок?
— Я? Нет. Она ненавидела фиалки.
— Но вы видели эти цветы у нее в комнате?
— Я не поднимался к ней в комнату. Я же сказал вам, был здесь, в кабинете.
— А когда вы в последний раз заходили в ее комнату?
— Сегодня утром.
— Вы заходили к ней между утренним визитом и тем моментом, когда вернулись из «Пегаса», после чего и произошла эта скандальная сцена?
— Я же говорил вам. Да и как я мог? Я… — Тут голос у него изменился. — Я все время был здесь с Аннелидой. До тех пор пока она не ушла, и я последовал за ней в «Пегас».
— Что ж, — заметил после паузы Аллейн. — Если всему этому есть доказательства, а я не вижу причин, указывающих на обратное, вы вне подозрений.
Уорендер издал короткое восклицание и быстро отвернулся, а Ричард глухо заметил:
— Что-то я не понимаю.
— Если наше прочтение фактов верное, то преступление фактически произошло за отрезок времени между шестью вечера, когда миссис Темплтон опрыскал духами полковник Уорендер, и временем, зафиксированным фотографом из газеты — а было это без двадцати пяти восемь, — когда она вошла в свою комнату вместе с вами. Из этой комнаты она больше не выходила и скончалась через несколько минут после вашего ухода.
Ричард поморщился, услышав последнюю фразу, но, похоже, не обратил особого внимания на предшествующую ей часть высказывания. Впервые за все время он пристально смотрел на своего отца, который повернулся к ним спиной.
— Полковник Уорендер, почему вы решили зайти в «Пегас»? — спросил Аллейн.
Не оборачиваясь, тот ответил:
— Разве это имеет значение? Хотел прояснить обстановку. С девушкой.
— Но вы с ней так и не увиделись?
— Нет.
— Морис, — одернул полковника Ричард.
Полковник Уорендер повернулся к нему.
— Предлагаю не распространяться на эту тему, — сказал Ричард. — Наверное, не слишком красиво с моей стороны, но иначе не получится. Нам во многом предстоит разобраться, о многом поговорить, верно? Знаю, это будет нелегко для нас обоих. Никогда не знаешь, как поведет себя тот или иной человек в подобной ситуации. Но со временем все утрясется, ты только должен дать мне это время.
— Хорошо, — не слишком уверенно произнес Уорендер.
И сделал еле заметное движение, точно собирался протянуть Ричарду руку, но перехватил взгляд Аллейна и убрал ее.
— Полагаю, я должен вернуться к своей работе, — сообщил Аллейн. — Дам знать, если вы нам понадобитесь.
И с этими словами он вышел, оставив мужчин в растерянности.
В холле его поджидал Фокс.
— Занятная сцена там разыгралась, — заметил Аллейн. — Сын встречается с отцом. Оба страшно смущены. Во Франции такие истории утрясают проще. Ну а у тебя какие новости?
— Пришел доложить вам, сэр. Мистеру Темплтону опять стало хуже, и им занялся доктор Харкнесс. Пока его уложили в гостиной на диван, но доктор считает, что как только больному полегчает, его надо перевести в спальню и уложить в постель. Однако лично я думаю, пусть пока остается в гостиной. И еще нужно призвать этих двух — Флоренс и миссис Пламтри — чтобы все там обустроили. Доктор им поможет.
— Да. Правильно. Черт побери, ничего себе вечеринка! Ладно. Им придется отбиваться от этого вконец запутавшегося драматурга и его новоиспеченного папаши. Так что придется изолировать от них эту парочку. Так, где же разместить гостей? Наверное, в будуаре покойной мамочки. Или же пусть присоединяются к этому юмористическому шоу за большим столом? Не знаю… Никто ничего мне не говорит. Что у тебя еще?
— Похоже, ни один из них ничего не знает о пармских фиалках. Все в голос твердят, что миссис Темплтон терпеть их не могла.
— Разрази меня гром! Тогда кто, черт побери, поставил ей их на туалетный столик? Отвергнутый поклонник в порыве страсти и отчаяния? И вообще, какого дьявола мы зациклились на этом букетике пармских фиалок, точно они нарисованы на ободках наших тарелок?
Ну прямо как Шехерезада, подумал Фокс, однако промолчал.
— Простите, сэр, но вы вроде бы упомянули фиалки?
Это был изнуренный хлопотами Грейсфилд, он вошел в холл с другой стороны.
— Вы не ослышались, — мягко ответил Аллейн.
— Всегда рад помочь, сэр. Этот букетик фиалок доставили сразу перед началом приема. Я сам впустил этого джентльмена, сэр, и он вручил их мадам на лестнице, на первой площадке.
— Надеюсь, вы запомнили его имя, Грейсфилд?
— Разумеется, сэр. Это был пожилой джентльмен из книжного магазина. И имя его Октавиус Брауни.
— Что за чертовщина! — воскликнул Аллейн, когда Грейсфилд вышел. — Зачем это понадобилось Октавиусу заявляться сюда с фиалками в такое время дня? Проклятье! Мне надо срочно выяснить, а Марчант будет с минуты на минуту. Пошли.
Они вышли через главную дверь. Витрины «Пегаса» были задернуты шторами, но свет внутри горел.
— А ты, Фокс, пока держи оборону. Я буквально на пять минут. Пусть устраивают Темплтона в кабинете, а если появится Марчант, задержи его до моего прихода. Не оставляй его с этой шайкой экстравертов в обеденном зале. Береги его. Что за цирк!
Инспектор нажал кнопку звонка, и Октавиус открыл дверь.
— Снова вы! — воскликнул он. — Так поздно! А я уж думал, это Аннелида.
— Нет, не Аннелида, и извините, что так поздно, но вам придется меня впустить.
— Хорошо. — Октавиус посторонился, пропуская его. — Что стряслось на этот раз?
— Зачем, — спросил Аллейн, как только дверь за ним затворилась, — вам понадобилось дарить фиалки миссис Темплтон?
Октавиус покраснел.
— Мимо витрины, — начал он, — проходил мужчина с ручной тележкой. Фиалки у него были наисвежайшие, только что доставлены с Нормандских островов.
— Мне плевать, откуда они доставлены. Меня интересует, что сталось с ними дальше. Когда проехала мимо эта тележка?