– То есть если наш преступник убивает в пору всеобщих отпусков, значит у него есть работа и он социопат? – уточнила Беата Лённ.
– Разумеется, пока рано делать такие выводы. Но вкупе с остальными фактами – вполне вероятно.
– Если я вас верно понял, это дурные новости, – сказал Волер.
– Правильно. Наш преступник – совсем неправильного типа. Он социопат.
Эуне обвел собрание взглядом, дал информации усвоиться и продолжил:
– Американский психолог Джоэль Норрис утверждает, что в связи с каждым убийством серийный убийца проходит шесть фаз. В первую – фазу «ауры» – человек перестает адекватно осознавать действительность. Следующие опустим, а вот пятая – «тотемная» – это само убийство, точка кульминации. Или, вернее, антикульминации. Потому как убийство никогда не приносит маньяку желаемого катарсиса, обновления, с которым он связывает умерщвление себе подобного. Поэтому за убийством следует шестая фаза – «угнетения», которая плавно перетекает в первую – «ауры».
– Стало быть, круговорот, – сказал Бьярне Мёллер, который появился незаметно для собравшихся и некоторое время внимательно слушал лекцию. – Как перпетуум-мобиле.
Эуне кивнул:
– Похоже, но вечный двигатель повторяет свои действия без каких-либо изменений. А серийный убийца со временем меняет свой подход. Связано это – что радует – с потерей самообладания и вместе с тем – что совсем не радует – с растущей жаждой крови. Первое убийство – это всегда психологический порог, через который нужно переступить, поэтому после него он долго «остывает» – длинная первая фаза и тщательная подготовка к следующему убийству. Если серийный убийца уделяет большое внимание деталям и ритуалам и почти не рискует быть раскрытым, значит, он пока находится на ранней стадии: оттачивает технику, чтобы действовать еще эффективнее. На этой стадии ловить его – занятие неблагодарное. Но чем больше он убивает, тем короче становится первая фаза, и времени на подготовку, как правило, он дает себе все меньше. Места преступления выбирает небрежно, ритуалы выполняет кое-как, рискует больше. Все это говорит о росте фрустрации, или, выражаясь иначе, об эскалации агрессивности. Он теряет самообладание, и поймать его становится легче. Впрочем, если вы подберетесь к нему достаточно близко, но не поймаете, то можете просто спугнуть. Маньяк на время затаится, а потом начнет по новой. Надеюсь, от этих примеров вы не почувствовали себя угнетенными?
– До этой фазы пока не дошли, – ответил Волер. – А можете ли вы сказать что-то конкретное по нашему делу?
– Хорошо, – согласился Эуне. – Итак, уважаемые, мы имеем три убийства.
– Два! – снова встрял Скарре. – Лисбет Барли пока что числится без вести пропавшей.
– Три убийства, – повторил Эуне. – Поверьте мне, молодой человек.
Некоторые из присутствующих переглянулись. Скарре, похоже, собирался что-то сказать, но передумал. Эуне продолжал:
– Эти три убийства совершены с равными временными интервалами. Во всех трех случаях проведены ритуалы с расчленением трупа жертвы и его украшением. Он отрезает один палец и компенсирует это бриллиантом. Компенсация при членовредительстве – черта, за редким исключением присущая убийцам, которые воспитывались в семье со строгими моральными устоями. Кстати, верный след, поскольку в этой стране не так уж много таких семей.
Никто не засмеялся.
Эуне вздохнул:
– Юмор висельника. Возможно, я кажусь циничным, да и шутки могли бы быть куда лучше, – просто не хочу похоронить себя в этом деле еще до начала расследования. И вам советую мыслить так же. Но вернемся к теме. Судя по ритуалам и временны́м промежуткам между убийствами, в данном случае уровень самообладания достаточно высок – убийца находится еще на ранней стадии.
Раздалось покашливание.
– Да, Харри? – откликнулся Эуне.
– Выбор жертвы и места.
Эуне приложил палец к подбородку, подумал и кивнул:
– Ты прав, Харри.
Присутствующие снова переглянулись, на этот раз с озадаченным видом.
– Прав в чем? – выкрикнул Волер.
– Выбор жертвы и места преступления указывает на обратное, – ответил Эуне. – Убийца быстро переходит в фазу, когда он теряет самообладание и начинает безудержно убивать.
– Как так? – удивился Мёллер.
– Харри, может, сам объяснишь? – предложил Эуне.
– Первое убийство произошло в квартире Камиллы Луен, где она жила одна, верно? – Харри говорил, не поднимая взгляда от стола. – Преступник мог войти и выйти без особого риска быть пойманным или узнанным. И убийство с ритуалами мог совершить спокойно. Но уже во второй раз он начинает сильно рисковать. Лисбет Барли он похищает в жилом районе, среди бела дня, очевидно, он был в автомобиле. А у автомобиля, как известно, есть номера. Третье преступление – просто игра в рулетку. Дамский туалет в офисном здании. Конечно, после установленного рабочего дня, но вокруг было столько народу, что ему прямо-таки повезло, что его не заметили или, по крайней мере, не запомнили.
Мёллер повернулся к Эуне:
– И какой из всего этого вывод?
– Главный вывод состоит в том, что выводы делать рано. Пока что можно предположить, что перед нами расчетливый социопат, и неизвестно, держит ли он ситуацию под контролем или вот-вот сорвется.
– А надеяться на что?
– Если согласиться с предположениями Харри, убийца скоро потеряет голову и устроит бойню. В этом случае его будет легко поймать. В другом случае – убийства будут не столь частыми, но, судя по опыту, поймать его в обозримом будущем не удастся. Выбирайте сами.
– И где, по-вашему, начинать поиски?
– Верь я в статистику, как многие мои коллеги, сказал бы: среди энуретиков, живодеров, насильников и пироманов. Особенно пироманов. Но в статистику я не верю. А поскольку альтернативных богов у меня нет, отвечу: понятия не имею. – Эуне закрыл фломастер колпачком.
Тишина стала гнетущей.
– Хорошо, ребята, – вскочил Том Волер. – Придется немного поработать. Для начала мне нужно, чтобы вы еще раз взяли показания у всех, с кем уже говорили, проверили всех ранее осужденных за убийство и представили мне список тех, кого судили за изнасилование или поджигательство.
Наблюдая за тем, как Волер распределяет задания, Харри отметил про себя его уверенность, умение прислушаться к дельным практическим замечаниям подчиненных, а по отношению к прочим – силу и решительность.
Часы над дверью показывали без четверти девять. День только начинался, а Харри уже чувствовал себя без сил. Как старый, умирающий лев перед прайдом, где он когда-то мог претендовать на роль вожака. Не то чтобы ему когда-нибудь хотелось им стать, но падение все равно было ужасным. Все, что ему теперь оставалось, – это тихо лежать в надежде, что кто-нибудь бросит ему кость с остатками мяса.
И ведь бросили. И неплохую кость.
От приглушенной акустики комнаты для допросов Харри начинало казаться, будто он говорит в перину.
– Импорт слуховых аппаратов, – ответил невысокий толстячок и огладил правой рукой шелковый галстук, крепившийся к белоснежной рубашке незаметной золотой булавкой.
– Слуховых аппаратов? – переспросил Харри, разглядывая выданный Волером протокол допроса. В графе «имя» было записано «Андре Кляузен», а в «профессии» – «индивидуальный предприниматель».
– Проблемы со слухом? – осведомился Кляузен с сарказмом.
– Хм… Значит, вы приходили в «Халле, Тюне и Веттерлид» обсудить слуховые аппараты?
– Я хотел провести оценку договора о посредничестве. Один из ваших любезнейших коллег вчера вечером снял с него копию.
– Эту? – Харри указал на папку.
– Именно.
– Я посмотрел на дату подписания договора. Два года назад. Вы собирались его обновить?
– Нет, просто хотел удостовериться, что не остался в дураках.
– Только сейчас?
– Лучше поздно, чем никогда.
– А постоянного юрисконсульта у вас нет, Кляузен?
– Есть, но, боюсь, к старости он начал сдавать. – Улыбка Кляузена сверкнула золотым зубом. – Я попросил устроить ознакомительную встречу, чтобы услышать, что эта контора может мне предложить.
– Вы договорились о встрече перед выходными? С конторой, которая специализируется на взыскании долгов?
– Я понял это только в ходе встречи. Вернее, того короткого урывка, после которого началась вся эта суета.
– Но если вы ищете нового адвоката, то встречу наверняка назначили нескольким. Можете назвать их фамилии?
В лицо Кляузену Холе не смотрел. Еще здороваясь с ним, Харри понял, что его собеседник не из тех, чье выражение лица выдает мысли. Возможно, из-за природной скрытности, или профессии, для которой нужна невозмутимость преферансиста, или полученного воспитания, привившего ему мысль о том, что выдержка – великая добродетель. Поэтому Харри искал другие признаки, чтобы догадаться, лжет Кляузен или говорит правду. Например, не проведет ли он лишний раз рукой по галстуку. Не провел. Кляузен просто сидел и смотрел на Харри из-под полуопущенных век, как будто происходящее было ему не то чтобы неприятно, но скучновато.
– Большинство адвокатских контор, которые я обзвонил, не собирались планировать встречи до окончания сезона отпусков, – ответил он. – А «Халле, Тюне и Веттерлид» оказались куда отзывчивее. Скажите, меня в чем-то подозревают?
– Подозревают всех, – сказал Харри.
– Fair enough[13], – отозвался Кляузен с великолепным английским произношением.
– На родном языке, я заметил, вы говорите с небольшим акцентом.
– Да? Хотя в последние годы я часто бываю за границей. Наверное, поэтому.
– А куда вы ездите?
– Вообще-то в основном по Норвегии. Посещаю больницы и разные учреждения. Остальное время провожу в Швейцарии, на заводе-изготовителе. Продукция совершенствуется, нужно быть в курсе. – И снова в его голосе послышалась насмешка.
– У вас есть жена? Дети?
– Если вы ознакомились с бумагами, которые уже заполнил ваш коллега, то знаете, что я не женат.