– Дело первостепенной важности, мы…
– Не-воз-мож-но! Понимаете? – Отто нервно засмеялся, и кровать под ним заходила ходуном. – Если это настолько срочно, мы займемся этим на выходных, Волер. В таком случае гарантирую, что все будет готово к утру понедельника.
– Ясно, – произнес Волер. – Извини мою наивность.
Отто так хотелось выторговать себе дополнительные часы работы и избавиться от спешки, но он хорошо разбирался в интонациях клиентов, поэтому уловил, что последнюю фразу инспектор произнес как-то не так.
– Хорошо-хорошо, может быть, договоримся. – Отто пошарил под кроватью, но там были только ящики из-под пива и пыль. – Тогда надо учесть надбавку за ночное время и, конечно, за выходные.
Пиво! Может, купить ящик да пригласить Эуд Риту отпраздновать окончание дела? Или – если она не согласится – Нильса.
– Еще небольшой аванс за оборудование, которое мне самому придется арендовать. Ведь у меня здесь не все.
– Разумеется, – согласился Волер. – Что-то, очевидно, стоит у Стейна Аструпа из Аскера.
Отто Танген чуть не выронил трубку.
– Ой! – издевательски добавил Волер. – Задел за больное? Ты забыл о чем-то рассказать? Часом, не о гостинцах из Роттердама?
Кровать с треском рухнула.
– С установкой тебе помогут наши сотрудники, – продолжал Волер обычным голосом. – Суй тело в брюки, бери свой чудо-автобус, встречаемся в моем кабинете для ознакомительной беседы и просмотра планов.
– Я… я…
– …премного благодарен? Отлично. Старые друзья снова работают вместе, верно, Танген? Если постараться, собраться и выложиться по полной, все будет замечательно.
Глава 25Пятница. Глоссолалия
– Это вы здесь живете? – удивился Харри.
Удивился он сходству – настолько разительному, что, когда дверь открылась, он вздрогнул, увидев ее старое бледное лицо. И глаза. Такие же спокойные, такие же теплые. В первую очередь – глаза. Но еще – голос, которым она подтвердила, что она и есть Олауг Сивертсен.
– Полиция. – Харри показал удостоверение.
– Да? Надеюсь, ничего такого не случилось?
Скрещение морщинок и складочек на ее лице приняло обеспокоенное выражение. Харри она так напоминала его бабушку, которая вечно хлопотала за других.
– Нет, что вы, – автоматически соврал он и подкрепил ложь кивком головы. – Можно войти?
– Конечно.
Она открыла дверь и шагнула в сторону. Харри и Беата вошли в дом, где пахло зеленым мылом и старой одеждой. Ну разумеется. Харри зажмурился, а когда открыл глаза, она с полуулыбкой смотрела на него. Харри улыбнулся в ответ. Она ведь не знала: он ожидает, что старушка вот-вот обнимет его, потреплет по голове и прошепчет, что дедушка в комнате ждет их с сюрпризом.
Она провела Харри и Беату в гостиную, но там никого не оказалось. Зато в комнате (вернее, в комнатах – их было три в ряд) висели хрустальные люстры и стояла массивная старинная мебель. И мебель, и обои были чистыми, но затертыми – так обычно и бывает в доме, где живет один человек.
– Присаживайтесь, – пригласила она. – Кофе?
Это больше походило на мольбу, чем на предложение. Харри сдержанно кашлянул, не зная, стоит ли сразу рассказывать, зачем они явились.
– Было бы здорово, – улыбнулась Беата.
Старушка улыбнулась ей в ответ и зашаркала на кухню. Харри с благодарностью посмотрел на Беату.
– Она похожа на… – начал было он.
– Понимаю, – сказала Беата. – По тебе видно. Она и мне напомнила бабушку.
Харри хмыкнул и посмотрел вокруг.
Семейных фотографий было немного. Серьезные лица на двух черно-белых снимках – очевидно, довоенных – и еще четыре фотографии одного и того же мальчика, сделанные в разные годы. На одной из них было прыщавое юношеское лицо с модной – по меркам шестидесятых годов – стрижкой, такими же игрушечными глазками, как и те, что встретили их в дверях, и улыбкой – именно улыбкой, а не той гримасой, которую постоянно корчил Харри, когда его в таком возрасте сажали перед объективом.
Старушка вернулась с подносом, сев, налила кофе и предложила пирожные. Харри дождался, пока Беата поблагодарит за двоих, потом спросил:
– Фру Сивертсен, вы читали в газетах об убийствах молодых женщин в Осло?
Та покачала головой:
– Я о них знаю по заголовкам, ведь в «Афтенпостен» про это пишут на первой странице, но я такие статьи никогда не читаю. – Она улыбнулась, морщинки вокруг глаз сделались глубже. – И смею заметить, я не «фру», а всего лишь старая «фрёкен».
– Прошу прощения, я решил, что… – Харри кивнул на фотографии.
– Да, – сказала она. – Это мой сынок.
Возникла пауза. Ветер донес до них далекий лай и металлический голос, сообщающий, что поезд на Халден отправляется с семнадцатого пути. Донес и бросил перед занавесками у открытых балконных дверей.
– Извините. – Харри взял чашку, но вспомнил, зачем пришел, и поставил ее обратно. – У нас есть основания полагать, что убийца женщин – серийный маньяк и одной из следующих жертв он выберет…
– Какие замечательные у вас пирожные, фрёкен Сивертсен. – Беата встряла внезапно, даже не успев как следует прожевать. Харри удивленно посмотрел на нее. Со стороны балкона донесся шум приближающегося поезда.
– Они покупные, – смущенно улыбнулась хозяйка.
– Давайте я попробую начать еще раз, фрёкен Сивертсен, – поняв, почему Беата перебила его, произнес Харри. – Во-первых, скажу: причин беспокоиться нет, ситуация полностью под контролем. Во-вторых…
– Спасибо, – поблагодарил Харри, когда они шли вниз по Швейгордсгата мимо депо и низких заводских зданий, на фоне которых сад и вилла были похожи на оазис в черной пустыне.
Беата улыбнулась и даже не покраснела.
– Просто подумала, что не стоит вот так – обухом по голове. Есть же правило: надо походить вокруг да около. Представить вещи не в таком мрачном свете.
– Да, слышал про такое. – Харри прикурил сигарету. – Никогда у меня не получалось разговаривать с людьми. Вот слушать – другое дело. А может… – Он осекся.
– Что «может»?
– Может, я уже ни на что не годен? Может, я уже работаю без отдачи? Может, надо заняться… чем-нибудь другим? Ты не против сесть за руль?
Он бросил ей ключи через крышу машины.
Она поймала и посмотрела на них с каким-то удивленным выражением лица.
В восемь часов в зале для совещаний снова собралась четверка ведущих следователей и Эуне.
Харри доложил о встрече на вилле Валле и сказал, что Олауг Сивертсен отнеслась к делу довольно спокойно. Разумеется, она испугалась, узнав, что, возможно, попала в зону внимания серийного убийцы, но паниковать не стала.
– У Беаты возникла мысль: пускай она какое-то время поживет у сына, – добавил Харри. – По-моему, мысль здравая.
Волер покачал головой.
– Почему нет? – удивился Харри.
– Преступник может наблюдать за будущим местом преступления. Если мы начнем что-то там менять, рискуем его спугнуть.
– То есть ты предлагаешь использовать старую, ни в чем не повинную женщину как… как… приманку? – Беате хотелось скрыть свою злость, но лицо заливалось краской.
Волер некоторое время смотрел на Беату, а она смотрела на него. Когда пауза затянулась, Мёллер открыл рот, чтобы сказать хоть что-нибудь – не важно, что и каким голосом, – но Волер его опередил:
– Главное для меня – поймать этого человека, чтобы все могли спать спокойно. А за бабулей, насколько мне известно, придут только на следующей неделе.
Мёллер рассмеялся – неестественно и громко, потом, почувствовав эту неестественность, еще громче.
– Все равно она никуда не уедет, – сказал Харри. – Ее сын давно живет где-то за границей.
– Вот и хорошо, – ответил на это Волер. – Что до общежития, оно почти пустое, как обычно в каникулярное время. Мы переговорили с оставшимися и попросили их завтра быть дома. Лишней информации давать не стали, сказали, что хотим поймать домушника на месте преступления. Всю аппаратуру наблюдения установим ночью. Надеюсь, в это время наш преступник спит.
– А отряд быстрого реагирования? – спросил Мёллер.
Волер улыбнулся:
– Радуются.
Харри выглянул в окно, пытаясь вспомнить, каково это – радоваться.
Когда Мёллер завершил совещание, Харри отметил про себя, что пятна пота под мышками у Эуне по очертаниям стали напоминать Республику Сомали.
Они остались втроем. Мёллер достал из холодильника четыре бутылки «Карлсберга». Эуне радостно кивнул, Харри коротко покачал головой.
– Зачем он дает нам ключ к коду, чтобы мы смогли разгадать его следующий шаг? – спросил Мёллер, открывая бутылки.
– Он пытается рассказать нам, как его поймать, – ответил Харри, открывая окно.
С улицы тут же ворвались мошки-однодневки, отчаянно стремящиеся продлить свое существование, и звуки летнего городского вечера: прошумела машина, прозвенел чей-то смех, чьи-то каблучки быстро простучали по асфальту. Люди радовались жизни.
Мёллер недоверчиво посмотрел на Харри, потом на Эуне – в поисках подтверждения, что Холе окончательно свихнулся.
Психолог сложил пальцы шпилем перед своим бантом и высказал свое просвещенное мнение:
– Возможно, Харри прав. Не новость, что серийный убийца иногда рискует и помогает следствию, потому что в глубине души хочет, чтобы его остановили. Если верить психологу Сэму Вакнину, серийные убийцы желают быть пойманными и наказанными, чтобы удовлетворить свое садистское суперэго. Я же больше склоняюсь к теории, что им нужна помощь, чтобы остановить чудовище внутри себя. Желание быть пойманным – это в какой-то степени объективное осознание собственной болезни.
– Так они в курсе, что психи?
Эуне кивнул.
– Наверное… – тихо сказал Мёллер, поднимая бутылку, – паршивое ощущение. – И он отправился перезвонить журналисту из «Афтенпостена», интересовавшемуся, поддерживает ли полиция Комитет по охране материнства и детства, который не рекомендовал выпускать детей на улицу без присмотра.
Харри и Эуне остались слушать у окна звуки незасыпающего Осло. Шум, крики с вечеринки вдалеке, песни «Stroke» временами прерывались криком муэдзина, призывающего мусульман на молитву. Неизвестно почему его голос приобретал какое-то металлическое звучание – это казалось кощунственным, но по-своему завораживало.