– Спасибо. – Беата встала.
– Не за что, – отмахнулся Кляузен, проводил их до двери и протянул руку.
Хольм, замявшись на мгновение, пожал, а когда Кляузен протянул ее Беате, та слегка улыбнулась и покачала головой:
– Извините, но у вас кровь на пальцах. И на щеке.
Кляузен схватился за щеку.
– Ох, действительно! – с улыбкой сказал он. – Это все Трулс, моя собака. На выходных совсем разыгрался, на природе-то.
Он смотрел на Беату, и улыбка становилась все шире и шире.
– Всего хорошего, – попрощалась она.
Оказавшись на улице, Бьёрн Хольм вздрогнул, сам не понимая почему.
Клаус Торкильсен направил в лицо оба вентилятора, но те лишь гнали на него все тот же душный воздух. Он ткнул пальцем в толстый экран. Внутренний телефон службы криминалистической экспертизы. Абонент только что окончил разговор. Уже в четвертый раз ему звонили с одного и того же номера. Разговоры были непродолжительные.
Он дважды щелкнул по этому номеру, чтобы получить сведения об абоненте. На экране появилось имя. Двойной щелчок по имени – высветились адрес и место работы. Потом он набрал номер, на который ему было велено звонить, если появится какая-нибудь информация.
– Алло? – подняли трубку на том конце.
– Это Торкильсен из «Теленора». С кем я говорю?
– Не задавайте лишних вопросов, Торкильсен. Что вы хотите нам сообщить?
Торкильсен почувствовал, что рубашка прилипла к подмышкам.
– Я тут кое-что проверил, – начал он. – Мобильный телефон этого Холе найти невозможно: он постоянно перемещается, но есть другой номер, с которого несколько раз звонили на Кьёльберг-гате.
– Да? Чей он?
– Номер принадлежит некоему Эйстейну Эйкеланну. Он зарегистрирован как таксист.
– Ну и что?
Торкильсен оттопырил нижнюю губу и попытался сдуть капельки, собравшиеся на запотевших очках.
– Я подумал о возможной взаимосвязи между таксистом и телефоном, который постоянно перемещается по городу.
На том конце молчали.
– Алло? – позвал Торкильсен.
– Информация принята, – сказал голос. – Продолжайте слежение, Торкильсен.
Когда Бьёрн Хольм и Беата заходили в здание на Кьёльберг-гате, у нее зазвонил телефон.
Она быстрым движением вытащила его из-за пояса и, посмотрев на экран, прижала к уху.
– Харри? Пусть Сивертсен задерет левую штанину. У нас есть фото велосипедиста в маске с коричневым пакетом перед фонтаном, она была сделана в полшестого в прошлый понедельник. У велосипедиста на коленке пластырь.
Бьёрн еле поспевал за своей начальницей – они шли по коридору. Беата завернула в кабинет.
– Ни пластыря, ни раны? – переспросила она. – Да нет, это ничего не доказывает. К твоему сведению: Андре Кляузен с большой долей вероятности подтверждает, что именно велосипедиста на фото он видел у «Халле, Тюне и Веттерлида».
Она села за письменный стол.
– Что?
Бьёрн Хольм увидел, как она смешно хмурит брови.
– Вот как. – Она отложила телефон и посмотрела на него, будто не веря тому, что только что услышала. – Харри говорит, что знает, кто совершил все эти убийства.
Бьёрн не ответил.
– Проверь, свободна ли лаборатория, – сказала она. – Нам подбросили новую работу.
– Какую работу? – осведомился Бьёрн.
– По-настоящему дерьмовую.
Эйстейн Эйкеланн сидел в такси на стоянке неподалеку от Санкт-Хансхёуген и, полуприкрыв глаза, смотрел на длинноногую девушку, которая сидела в кресле на тротуаре перед «Явой» и обогащала свой организм кофеином. Шума кондиционера не было слышно из-за громкой музыки, раздававшейся из наушников.
«Faith has been broken, tears must be cried…»
Злые языки утверждали, что автор этой песни – Грэм Парсонс, а Кит и «Роллинг стоунз» украли ее для альбома «Липкие пальцы», пока были во Франции, пытаясь всеми мыслимыми и немыслимыми способами прослыть гениальными.
«Wild, wild horses couldn’t drag me away…»
Эйстейн вздрогнул: одна из задних дверей открылась. Человек, наверное, незаметно подошел сзади, выйдя из парка. В зеркале Эйстейн увидел загорелое лицо с мощными челюстями, глаза прятались за зеркальными солнцезащитными очками.
– До Маридальского озера. – Голос был приятным, но в нем чувствовались командные нотки. – Если не затруднит.
– Да нет, – пробормотал Эйстейн.
Он выключил музыку, в последний раз затянулся и выбросил окурок из окна.
– Куда именно к озеру? – спросил он.
– Поехали, потом скажу.
Они поехали вверх по Уллеволсвейен.
– Обещали дождь, – попытался завязать разговор Эйстейн.
– Потом поговорим, – отрезал голос.
«Это вместо чаевых», – подумал Эйстейн.
Через десять минут позади остались многоэтажные дома, и они оказались среди двориков и домиков близ Маридальского озера. Этот переход от города к деревне всегда ему нравился, а однажды пассажир-американец даже спросил его, не проезжают ли они музей под открытым небом.
– Там дальше поверни налево, – сказал голос.
– В лес? – спросил Эйстейн.
– Да, конечно. Что ты нервничаешь?
Эйстейн снова взглянул в зеркало, но мужчина пересел, и теперь можно было видеть только половину его лица.
Сбавив скорость, Эйстейн включил левый поворотник и свернул на гравиевую дорожку, поросшую травой.
Что-то ему не понравилось.
С обеих сторон дороги ветки, играя на свету зелеными листьями, словно приглашали их в чащу. Эйстейн ударил по тормозам. Колеса в последний раз шаркнули по гравию, и машина остановилась.
– Извините, – сказал он зеркалу. – Недавно чинил ходовую часть. К тому же здесь мы не ездим. Если хотите, я могу позвонить – и пришлют другую машину.
Казалось, человек на заднем сиденье улыбается. По крайней мере, одной половиной лица.
– А с какого телефона ты собираешься звонить, Эйкеланн?
Эйстейн почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.
– С собственного? – прошептал голос.
Мозг Эйстейна лихорадочно перебирал варианты ответов.
– Или с телефона Харри Холе?
– Не понимаю, о чем вы, мистер. Дальше я не поеду.
Человек рассмеялся:
– Мистер? Ты ошибаешься, Эйкеланн.
Эйстейн хотел было сглотнуть подступивший к горлу ком, но сдержался:
– Слушайте, раз уж я вас не довез, куда нужно, можете не платить. Выходите, а я пока вызову другую машину.
– Если верить твоему личному делу, ты головастый, Эйкеланн. Так что, думаю, понимаешь, что мне нужно. Ненавижу штампы, но я добьюсь своего во что бы то ни стало, и ты сам можешь выбрать: по-хорошему или по-плохому.
– Не понимаю, о чем… ай!
Человек ударил Эйстейна по затылку, чуть выше шеи, и он, невольно подавшись вперед, с удивлением заметил, что глаза наполняются слезами. Не из-за боли – нет, этот удар был из тех, какими обмениваются в школе, готовя настоящие побои на потом. Но слезные железы, наверное, уже поняли то, что отказывался признать мозг: начались серьезные проблемы.
– Где у тебя телефон Харри, Эйкеланн? В бардачке? В багажнике? Может быть, в кармане?
Эйстейн не ответил. Его мозг продолжал в бешеном темпе отбрасывать варианты. Кругом – лес. Что-то подсказывало, что человек на заднем сиденье хорошо натренирован и догонит Эйстейна за считаные секунды. Есть ли у него сообщники поблизости? Может, стоит нажать кнопку тревоги и разослать этот сигнал остальным автомобилям? Имеет ли он право вовлекать в это других?
– Понятно, – сказал человек. – Значит, по-плохому. Знаешь что? – Эйстейн не успел среагировать, а он уже обхватил его за шею и вдавил в кресло. – Так я и думал.
Очки у Эйстейна слетели. Он протянул к ним руку, но не достал.
– Поднимешь тревогу – я тебя убью, – прошептал мужчина ему в ухо. – Не в фигуральном, а в самом буквальном смысле. Умертвлю.
Хотя в мозг Эйстейна Эйкеланна не поступал кислород, он слышал, видел и чувствовал запахи на удивление хорошо: видел сеть капилляров на обратной стороне собственного века, различал запах одеколона своего пассажира и слышал в его голосе повизгивающие радостные нотки.
– Где он, Эйкеланн? Где Харри Холе?
Эйстейн беззвучно открыл рот, и человек ослабил хватку.
– Я не понимаю…
Горло сжали снова.
– Последняя попытка, Эйкеланн. Где твой собутыльник?
Эйстейн почувствовал боль и мучительное желание жить, но он знал, что скоро все закончится. В подобных переделках он бывал и раньше. Это просто переходная стадия. Скоро разговор пойдет куда спокойней и приятней. Шли секунды. Мозг начал отключать отделы, отвечающие за чувства. Первым отказало зрение…
Хватка опять ослабла, и к мозгу хлынул поток кислорода. Зрение вернулось. Боль тоже.
– Мы все равно его найдем, – произнес голос. – А уж ты выбирай, хочешь ты пережить это событие или нет.
Эйстейн почувствовал, как что-то холодное и твердое скользнуло по виску, по кончику носа… Вестернов Эйстейн в жизни пересмотрел немало, но видеть револьвер сорок пятого калибра на таком близком расстоянии ему еще не доводилось.
– Открой рот.
А на вкус пробовать – уж тем более.
– Считаю до пяти и стреляю. Если захочешь что-то сказать, кивни. Желательно раньше, чем я скажу «пять». Раз…
Эйстейн пытался совладать со страхом смерти. Говорил себе, что люди мыслят рационально и этот человек ничего не выиграет, если убьет его.
– Два…
«Логика – на моей стороне», – думал Эйстейн. У дула был вкус металла и крови, и от этого начинало подташнивать.
– Три. И не расстраивайся о машине, Эйкеланн. Я тщательно все уберу и вымою после себя.
Эйстейн почувствовал, как тело начинает дрожать, это была непроизвольная реакция, и он мог только отметить ее, но не прекратить. Вспомнилась ракета, которую он как-то видел по телевизору. Та тоже подрагивала за несколько секунд до того, как ее отправили в холодное и пустое космическое пространство.
– Четыре.
Эйстейн кивнул. Энергично и несколько раз.
Револьвер исчез.
– Он в бардачке, – задыхаясь, сказал он. – Харри сказал, что я не должен ни выключать его, ни отвечать на звонки. А сам взял мой.