— С ума сошли? Я ведь психолог. — Раздался смех, Эуне с довольным видом поклонился. — Конечно, Волер, все вам будет. Но сначала хочу сказать, что если кто-то уже подустал, то крепитесь, впереди вас ждут еще более суровые испытания. Судя по опыту, поймать серийного убийцу не так просто. Особенно если он не того типа.
— Какого именно? — раздался голос Магнуса Скарре.
— Давайте посмотрим на классификацию ФБР. Убийцы-психопаты и социопаты. Психопат обычно — маргинал, без работы, без образования, с запятнанной биографией и рядом социальных проблем. Социопат, напротив, умен, удачлив и живет нормальной жизнью. Психопат выделяется, его легко заподозрить. А социопат теряется в толпе. Например, для соседей и знакомых социопата раскрытие его — всегда потрясение. Однажды я разговаривал с сотрудницей ФБР, которая составляет профили серийных убийц, и она сказала, что в первую очередь всегда смотрит на время убийства. Ведь чтобы совершить такое преступление, нужно время. Для нее важно было понять, совершаются ли убийства в будни, в выходные или в сезон отпусков. Последнее указывает на то, что у убийцы есть работа. А значит, растет вероятность, что перед нами социопат.
— То есть, если наш преступник убивает в пору всеобщих отпусков, значит, у него есть работа и он социопат? — уточнила Беата Лённ.
— Разумеется, пока рано делать такие выводы. Но вкупе с остальными фактами — вполне вероятно.
— Если я вас верно понял, это дурные новости, — сказал Волер.
— Правильно. Наш преступник — совсем неправильного типа. Он социопат.
Эуне обвел собрание взглядом, дал информации усвоиться и продолжал:
— Американский психолог Джоэль Норрис утверждает, что в связи с каждым убийством серийный убийца проходит шесть фаз. В первую — фазу «ауры» — человек перестает адекватно осознавать действительность. Следующие опустим, а вот пятая — «тотемная» — это само убийство, точка кульминации. Или, вернее, антикульминации. Потому как убийство никогда не приносит маньяку желаемого катарсиса, обновления, с которым он связывает умерщвление себе подобного. Поэтому за убийством следует шестая фаза — «угнетения», которая плавно перетекает в первую — «ауры».
— Стало быть, круговорот, — сказал Бьярне Мёллер, который появился незаметно для собравшихся и некоторое время внимательно слушал лекцию. — Как перпетуум-мобиле.
Эуне кивнул:
— Похоже, но вечный двигатель повторяет свои действия без каких-либо изменений. А серийный убийца со временем меняет свой подход. Связано это — что радует — с потерей самообладания и вместе с тем — что совсем не радует — с растущей жаждой крови. Первое убийство — это всегда психологический порог, через который нужно переступить, поэтому после него он долго «остывает» — длинная первая фаза и тщательная подготовка к следующему убийству. Если серийный убийца уделяет большое внимание деталям и ритуалам и почти не рискует быть раскрытым, значит, он пока находится на ранней стадии: оттачивает технику, чтобы действовать еще эффективнее. На этой стадии ловить его — занятие неблагодарное. Но чем больше он убивает, тем короче становится первая фаза, и времени на подготовку, как правило, он дает себе все меньше. Места преступления выбирает небрежно, ритуалы выполняет кое-как, рискует больше. Все это говорит о росте фрустрации, или, выражаясь иначе, об эскалации агрессивности. Он теряет самообладание, и поймать его становится легче. Впрочем, если вы подберетесь к нему достаточно близко, но не поймаете, то можете просто спугнуть. Маньяк на время затаится, а потом начнет по новой. Надеюсь, от этих примеров вы не почувствовали себя угнетенными?
— До этой фазы пока не дошли, — ответил Волер. — А можете ли вы сказать что-то конкретное по нашему делу?
— Хорошо, — согласился Эуне. — Итак, уважаемые, мы имеем три убийства.
— Два! — снова встрял Скарре. — Лисбет Барли пока что числится без вести пропавшей.
— Три убийства, — повторил Эуне. — Поверьте мне, молодой человек.
Некоторые из присутствующих переглянулись. Скарре, похоже, собирался что-то сказать, но передумал. Эуне продолжал:
— Эти три убийства совершены с равными временными интервалами. Во всех трех случаях проведены ритуалы с расчленением трупа жертвы и его украшением. Он отрезает один палец и компенсирует это бриллиантом. Компенсация при членовредительстве — черта, за редким исключением, присущая убийцам, которые воспитывались в семье со строгими моральными устоями. Кстати, верный след, поскольку в этой стране не так уж много таких семей.
Никто не засмеялся.
Эуне вздохнул:
— Юмор висельника. Возможно, я кажусь циничным, да и шутки могли бы быть куда лучше — просто не хочу похоронить себя в этом деле еще до начала расследования. И вам советую мыслить так же. Но вернемся к теме. Судя по ритуалам и временным промежуткам между убийствами, в данном случае уровень самообладания достаточно высок — убийца находится еще на ранней стадии.
Раздалось покашливание.
— Да, Харри? — откликнулся Эуне.
— Выбор жертвы и места.
Эуне приложил палец к подбородку, подумал и кивнул:
— Ты прав, Харри.
Присутствующие снова переглянулись — теперь с озадаченным видом.
— Прав в чем? — выкрикнул Волер.
— Выбор жертвы и места преступления указывает на обратное, — ответил Эуне. — Убийца быстро переходит в фазу, когда он теряет самообладание и начинает безудержно убивать.
— Как так? — удивился Мёллер.
— Харри, может, сам объяснишь? — предложил Эуне.
— Первое убийство произошло в квартире Камиллы Луен, где она жила одна, верно? — Харри говорил, не поднимая взгляда от стола. — Преступник мог войти и выйти без особого риска быть пойманным или узнанным. И убийство с ритуалами мог совершить спокойно. Но уже во второй раз он начинает сильно рисковать. Лисбет Барли он похищает в жилом районе, среди бела дня, очевидно, он был в автомобиле. А у автомобиля, как известно, есть номера. Третье преступление — просто игра в рулетку. Дамский туалет в офисном здании. Конечно, после установленного рабочего дня, но вокруг было столько народу, что ему прямо-таки повезло, что его не заметили или, по крайней мере, не запомнили.
Мёллер повернулся к Эуне:
— И какой из всего этого вывод?
— Главный вывод состоит в том, что выводы делать рано. Пока что можно предположить, что перед нами расчетливый социопат, и неизвестно, держит ли он ситуацию под контролем или вот-вот сорвется.
— А надеяться на что?
— Если согласиться с предположениями Харри, убийца скоро, потеряв голову, устроит бойню. В этом случае его будет легко поймать. В другом случае — убийства будут не столь частыми, но, судя по опыту, поймать его в обозримом будущем не удастся. Выбирайте сами.
— И где, по-вашему, начинать поиски?
— Верь я в статистику, как многие мои коллеги, сказал бы: среди энуретиков, живодеров, насильников и пироманов. Особенно пироманов. Но в статистику я не верю. А поскольку альтернативных богов у меня нет, отвечу: понятия не имею. — Эуне закрыл фломастер колпачком. Тишина стала гнетущей.
— Хорошо, ребята, — вскочил Том Волер. — Придется немного поработать. Для начала мне нужно, чтобы вы еще раз взяли показания у всех, с кем уже говорили, проверили всех ранее осужденных за убийство и представили мне список тех, кого судили за изнасилование или поджигательство.
Наблюдая за тем, как Волер распределяет задания, Харри отметил про себя его уверенность, умение прислушаться к дельным практическим замечаниям подчиненных, а по отношению к прочим — силу и решительность.
Часы над дверью показывали без четверти девять. День только начинался, а Харри уже чувствовал себя без сил. Как старый, умирающий лев перед прайдом, где он когда-то мог претендовать на роль вожака. Не то чтобы ему когда-нибудь хотелось им стать, но падение все равно было ужасным. Все, что ему теперь оставалось, — это тихо лежать в надежде, что кто-нибудь бросит ему кость с остатками мяса.
И ведь бросили. И неплохую кость.
От приглушенной акустики комнаты для допросов Харри начинало казаться, будто он говорит в перину.
— Импорт слуховых аппаратов, — ответил невысокий толстячок и огладил правой рукой шелковый галстук, крепившийся к белоснежной рубашке незаметной золотой булавкой.
— Слуховых аппаратов? — переспросил Харри, разглядывая выданный Волером протокол допроса. В графе «имя» было записано «Андре Кляузен», а в «профессии» — «индивидуальный предприниматель».
— Проблемы со слухом? — осведомился Кляузен с сарказмом.
— Хм… Значит, вы приходили в «Халле, Тюне и Веттерлид» обсудить слуховые аппараты?
— Я хотел провести оценку договора о посредничестве. Один из ваших любезнейших коллег вчера вечером снял с него копию.
— Эту? — Харри указал на папку.
— Именно.
— Я посмотрел на дату подписания договора. Два года назад. Вы собирались его обновить?
— Нет, просто хотел удостовериться, что не остался в дураках.
— Только сейчас?
— Лучше поздно, чем никогда.
— А постоянного юрисконсульта у вас нет, Кляузен?
— Есть, но боюсь, к старости он начал сдавать. — Улыбка Кляузена сверкнула золотым зубом. — Я попросил устроить ознакомительную встречу, чтобы услышать, что эта контора может мне предложить.
— Вы договорились о встрече перед выходными? С конторой, которая специализируется на взыскании долгов?
— Я понял это только в ходе встречи. Вернее, того короткого урывка, после которого началась вся эта суета.
— Но если вы ищете нового адвоката, то встречу наверняка назначили нескольким. Можете назвать их фамилии?
В лицо Кляузену Холе не смотрел. Еще здороваясь с ним, Харри понял, что его собеседник не из тех, чье выражение лица выдает мысли. Возможно, из-за природной скрытности, или профессии, для которой нужна невозмутимость преферансиста, или полученного воспитания, привившего ему мысль о том, что выдержка — великая добродетель. Поэтому Харри искал другие признаки, чтобы догадаться, лжет Кляузен или говорит правду. Например, не проведет ли он лишний раз рукой по галстуку. Не провел. Кляузен просто сидел и смотрел на Харри из-под полуопущенных век, как будто происх