Паскудник Харри не ответил. Молчание прервал писк его телефона.
Мариус Веланн смотрел на два чистых листа бумаги, которые он достал из конверта.
— Ближайшие родственники? — осведомился незнакомец.
В горле встал ком, Мариус хотел ответить, но голос не слушался.
— Я не стану тебя убивать, — заверил курьер, — если будешь делать, как я скажу.
— Мама и папа, — прошептал Мариус. Это прозвучало, как безнадежный сигнал о помощи.
Незнакомец попросил его написать на конверте их имена и адрес. Имена. Такие знакомые. И Бё-фьорд. Закончив, Мариус увидел, что буквы получились неровные, дрожащие.
Велокурьер начал диктовать письмо. Мариус безвольно водил ручкой по бумаге.
— «Привет! Замечательная новость! Я уезжаю в Марокко с Георгом, марокканским студентом, с которым подружился в Осло. Будем жить у его родителей в горном городке под названием Хассане. Меня не будет четыре недели. С мобильной связью там, похоже, проблематично, попробую написать, хотя Георг говорит, что с почтой — тоже так себе. Но обязательно свяжусь с вами по возращении. Удачи…» Подпись?
— Мариус, — сказал Мариус.
— Пиши «Мариус».
Незнакомец попросил его положить письмо в конверт, а конверт — в рюкзак.
— На втором листе напиши только: «Вернусь через четыре недели». Дата и «Мариус». Вот так, благодарю.
Мариус сидел в кресле, опустив голову. Незнакомец стоял прямо за спиной. Порыв ветра тронул занавеску. Истерично свистели птицы. Незнакомец подался вперед и закрыл окно. Теперь в комнате слышалась приглушенная мелодия из аудиоцентра на книжной полке.
— Что за вещь? — спросил он.
— «Like a blister in the sun», — ответил Мариус. Ее он поставил на повтор. Она ему нравилась, и он написал бы самый хороший отзыв. С теплой иронией.
— Я слышал ее прежде, — сказал незнакомец и, отыскав нужную кнопку, увеличил громкость. — Вот только не помню где.
Мариус поднял голову и посмотрел из окна на притихшее лето, на зеленый газон и березку, словно махавшую ему на прощание. В оконном отражении он увидел, как незнакомец поднимает пистолет и наводит на его затылок.
«Let me go wild!» — визжали маленькие колонки.
Незнакомец снова опустил пистолет:
— Извини. Забыл снять с предохранителя. Вот так.
«Like a blister in the sun!»
Мариус зажмурился. Ширли. Он думал о ней. Где она сейчас?
— Вспомнил, — сказал незнакомец. — В Праге. Кажется, группа называется «Вайолент Фэмз»? Моя любимая взяла меня с собой на концерт. Они не слишком хорошо играют, как ты думаешь?
Мариус уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент пистолет сухо кашлянул, и никто так и не узнал его мнения.
Отто смотрел на экраны. За его спиной Фалькейд на своем разбойничьем языке беседовал с «Браво-два». Паскудник Харри достал мобильный телефон. Говорил коротко и мало. Наверняка позвонила страшненькая дама, изнывающая без мужской любви, подумал Отто и навострил уши.
Волер вообще ничего не говорил, сидел, грыз кулак и смотрел, как уводят Одда Эйнара Лилле-бустада. Без наручников. Без всяких подозрений. Без сенсаций.
Отто тоже смотрел на экраны, потому что у него возникло ощущение, будто он сидит у атомного реактора. Снаружи ничего не ясно, но внутри кипит такое, с чем не хочется вступать в тесный контакт ни за что на свете. И он внимательно смотрел.
Фалькейд сказал:
— Конец связи, — и отложил свою говорилку в сторону.
Паскудник Харри продолжал односложно отвечать в трубку.
— Он не появится, — объявил Волер, глядя на изображения вновь опустевших коридоров и лестниц.
— Говорить об этом еще рано, — ответил Фалькейд.
Волер медленно покачал головой:
— Он знает, что мы здесь. Я чувствую. Сидит где-нибудь и смеется над нами.
«На дереве в саду», — подумал Отто.
Волер встал:
— Пора собираться, парни. Теория про пентаграмму не подтвердилась. Завтра начинаем с нуля.
— Подтвердилась.
Трое обернулись к паскуднику Харри. Тот уже закончил разговор и положил мобильный телефон в карман.
— Его зовут Свен Сивертсен, — продолжал тот. — Норвежский подданный, проживает в Праге, родился в Осло в тысяча девятьсот сорок шестом году, но наша коллега Беата Лённ говорит, что выглядит он намного моложе. Своей матери он подарил точно такой же бриллиант, как и те, что мы находили на жертвах. Мать утверждает, что в известные нам даты он был в Осло и посещал ее. В вилле Валле.
Отто заметил, как лицо Волера застыло и побледнело.
— Значит, мать, — почти прошептал Волер. — В доме, на который указывал последний луч звезды?
— Да, — сказал Харри. — Она ждет его сегодня вечером. На Швейгордс-гате уже едет машина с подкреплением, а моя стоит на улице тут неподалеку.
Он встал с кресла. Волер потер подбородок.
— Перегруппируемся, — сказал Фалькейд и схватил рацию.
— Стоп! — выкрикнул Волер. — Без моей команды ничего не делать.
Остальные посмотрели на него в ожидании. Волер закрыл глаза. Прошло две секунды, и он открыл их.
— Останови машину с подкреплением, Харри, — приказным тоном сказал Волер. — Я хочу, чтобы ни одной полицейской машины на километр не было от того дома. Если он почует хоть малейшую опасность, мы проиграли. Мне кое-что известно об этих контрабандистах. Они всегда — всегда! — готовят себе пути отступления. Стоит однажды их упустить, и больше они не покажутся. Фалькейд, со своими ребятами остаешься здесь — на всякий случай.
— Но ты же сам сказал, что он не…
— Делай, как я говорю. Может, это наш единственный шанс. Поскольку я отвечаю за дело собственной головой, хотелось бы держать руку на пульсе. Харри, принимаешь на себя командование. Хорошо?
Отто увидел, как паскудник Харри отсутствующим взглядом посмотрел на Волера.
— Хорошо? — повторил тот.
— Просто отлично, — ответил паскудник.
Глава 28Суббота. Имитатор
Олауг Сивертсен расширенными от испуга глазами смотрела, как Беата проверяет, все ли пули в револьвере на месте.
— Мой Свен? Господи, поймите же, это ошибка! Свен и мухи не обидит.
Беата защелкнула револьвер и отошла к кухонному окну, откуда открывался вид на парковку на Швейгордс-гате.
— Будем надеяться. Но чтобы это выяснить, нужно его сначала арестовать.
Сердце Беаты учащенно билось, усталость как рукой сняло. Вместо нее сейчас ощущались легкость и предвкушение чего-то особенного — словно она приняла допинг. Этот старый табельный револьвер принадлежал еще ее отцу. Однажды она услышала, как он сказал товарищу, что никогда не смог бы доверить свою жизнь пистолету.
— Так, значит, он не сказал, когда именно придёт?
Олауг покачала головой:
— Сказал, ему нужно кое-что уладить.
— У него есть ключ от входной двери?
— Нет.
— Хорошо. Значит…
— Я ее не запираю, когда знаю, что он придет.
— Дверь и сейчас не заперта?
Беата почувствовала, как кровь прихлынула к голове, а голос стал резким и грубоватым. Она не знала, на кого сердится больше: на старушку — за то, что к ней прислали охрану из полиции, а она оставила открытой входную дверь для сына, или на саму себя — за то, что не проверила элементарных вещей.
Она перевела дыхание, чтобы голос стал поспокойней:
— Олауг, прошу оставаться здесь. А я пройду в коридор и…
— Эй, есть кто?! — услышала Беата крик за спиной.
Сердце забилось еще быстрее, и она, развернувшись, протянула вперед руку, держа тонкий белый указательный палец на тяжелом гладком спусковом крючке. К двери из коридора двигался силуэт мужчины. Беата не слышала, как он вошел. Добрая-добрая, глупая-глупая…
— Ух ты! — Силуэт хохотнул.
Беата прицелилась в голову, но через долю секунды отпустила крючок.
— Кто это? — спросила Олауг.
— Легкая кавалерия, фрекен Сивертсен, — ответил человек. — Инспектор Том Волер.
Он протянул руку, бросил короткий взгляд на Беату и сказал:
— Кстати, фрекен Сивертсен, я позволил себе закрыть вашу входную дверь.
— Где остальные? — спросила Беата.
— Остальных не будет. Только ты и я, дорогая… — Том Волер улыбнулся, и у Беаты мороз пробежал по коже.
Миновало восемь.
По телевизору предупредили, что со стороны Англии надвигается холодный фронт и жара скоро закончится.
В коридоре редакции Рогер Йендем сказал коллеге, что последние два дня полиция жутко неразговорчива, а значит, что-то готовится. Прошел слух, что подняли отряд быстрого реагирования, а его командир Сиверт Фалькейд уже двое суток не отвечает ни на единое телефонное сообщение. Коллега ответил, что Рогер выдает желаемое за действительное, так же думали и в редакции, поэтому на первой странице оказался холодный фронт из Англии.
Бьярне Мёллер сидел на диване и смотрел «Такт за тактом». Ему нравился ведущий, Ивар Дюрхёуг, и песни, которые звучали в передаче. Пускай кое-кто на службе считает, что это шоу интересно только бабушкам и тетушкам, а ему нравится. Ему всегда казалось, что в Норвегии много талантливых певцов, которые остаются в тени. Но сегодня вечером у Мёллера не получалось сосредоточиться на словах песен: он сидел, бессмысленно уставившись в экран, и думал только о текущем докладе, который ему по телефону только что представил Харри.
В пятый раз за полчаса он посмотрел на часы, потом на телефон. Харри обещал позвонить, как только выяснится еще что-нибудь. Начальник криминальной полиции просил Мёллера доложить обстановку, как только операция будет закончена. Мёллер подумал, что у начальства, наверное, в летнем домике тоже есть телевизор, и он сейчас сидит точно так же, смотрит на открытые слова на экране (второе и третье: «just» и «called»), молчит и думает совершенно о другом.
Отто затянулся, закрыл глаза и. представил себе, как загорелся свет в окнах, ветер шумит в сухих листьях. К его разочарованию, шторы задернулись. Вторая жестянка давно уже лежала в канаве. Нильс убежал домой.