Я переступил с ноги на ногу, и понял вдруг, что это на самом деле лучший отмаз из всех возможных. Потому изобразил на своём лице эдакое «всё-то вы понимаете, гражданин начальник! Ничего-то от вас не укроется!» и ручкой эдак сделал, неопределённо. Кротовой выскочил из-за стола, подошёл и заговорил возбуждённо-покровительственно:
— Конечно оформим! С сегодняшнего дня! Тебе, Семён Петрович, не помешает отдохнуть чуть от приключений! Мы про враря все уже слышали! Скажу по секрету — губернатор прислал письмо, в коем приказал мне, как твоему непосредственному начальнику, к награде тебя представить!
Теперь брови удивлённо полезли вверх у меня, но начальник быстро успокоил:
— Да там грамота! — помолчал немного и добавил значительно: — Но от губернатора! Цени! Не каждому такая честь!
— Ценю, — промямлил я, а Кротовой приоткрыл дверь и крикнул:
— Ванька! Ну-ка отпускные оформи на Семёна! — повернулся опять ко мне и спросил: — Чем заняться думаешь?
— Во Вронжск хочу съездить, — решил я сказать правду. И председателю это ещё больше понравилось. Он вновь расплылся масляной улыбкой и зашептал горячо:
— Вот это правильно, Сёма! Наш человек! Там если и начудишь — никто не узнает! Мы, признаться, если покутить хотим хорошо, то тоже стараемся…
Кротовой воровато оглянулся, облизнул свои полные губы и зашептал ещё тише:
— Если бы ты знал, как мы с исправником и председателем думы покутили полгода назад! — и подкатил свои близко посаженные глазки куда-то вверх, в недра черепной коробки.
— Представляю, — аккуратно сказал я.
— Даже не представляешь! — горячечно зашептал начальник, и проговорил решительно: — Обязательно во Вронжске зайди в ресторацию «Мадам Брюли!»! Не пожалеешь!
Я пообещал. Потом написал заявление. Затем получил отпускные в размере шестидесяти рублей — зарплата за месяц. И вышел на свежий воздух. Тут же закурил, глянул на свою дмамеду, стоящую рядом с нашей управой, и спросил:
— А что, Тварь, может сразу и во Вронжск? Пистолет с собой, ружьё брать не буду. Сядем в почтовую карету и через два дня там будем?
Тварь наклонила голову набок, раззявив свою зубастенькую пасть, будто соглашалась с моими словами. И я принял решение. Пошагал быстро к площади, а следом засеменила дмамеда. Там купил билет до Вронжска за четыре рубля и пятьдесят копеек с ночёвкой в уездном городе Лесок. И уже через полчаса болтался в карете ещё с пятью путешественниками. Три пожилые дамы как зацепились языками в Бирюле, так до самого вечера и трепались. А я, молодой офицер и, судя по пиджаку, какой-то коммерсант молча слушали их болтовню. Узнали, что у Аглаферы, чтоб ей всю жизнь свою стряпню жрать, дочка удачно замуж вышла. Хотя в дочке той — ни кожи, ни рожи. Потому жених, видать по всему, слепой попался. Да ещё и дурной. Так как у Аглаферы из хозяйства — только долги, да вечно пьяный муж. И хотя муж этот был в своё время первым красавцем в Бирюле, Аглафера до такого состояния его довела, что спился он и превратился в противное существо.
Когда после полутора часов обсуждения Аглаферы кумушки даже про пуговицы на её платье поговорили, перешли к следующей жертве: Ольге. Тут мы уже узнали, что Ольга своего не упустит. А троих сыновей отдала в армию, чтобы от государства побольше денежек хапнуть! И муж у неё такой же пройдоха! Хоть и полковник в отставке. С другой стороны — если до генерала не дослужил — совсем уже тупой! На середине обсуждения Ольги я задремал, и проснулся только вечером, когда мы подъехали к городу Лесок. Когда я открыл глаза, то увидел такой исполненный зависти взгляд офицера, обращённый на меня, что понял — бедолаге так и не удалось заснуть, потому обсуждение трёх кумушек он слышал от начала до конца. Я сочувственно улыбнулся парню и полез из кареты, успев опередить говорливых тёток. Только вышел, как кучер — хлипкий и тщедушный грыль мне сообщил:
— Отправление завтра! В семь утра! Животинка ваша позади кареты спит.
Я благодарно кивнул грылю, растолкал сопящую Тварь и потопал в направлении гостиницы со странным названием «Лисок». Через полминуты меня догнал молодой офицер, вряд ли старше меня, и протянул руку:
— Позвольте представиться: Эйнар Эрхардович Рамсов.
Я тоже представился, и глаза юноши удивлённо расширились:
— Не вы ли, Семён Петрович, убили враря?
— Совершенно случайно, — неохотно ответил я, и добавил: — Можно просто Семён.
— А я Эйнар, — затряс мою ладонь офицер, — Очень, очень рад нашему знакомству! Не поверите, только вчера читали с друзьями статью о вас и мечтали познакомиться!
— Взаимно, — выдавил я, опасаясь, что эмоциональный гвардеец просто-напросто оторвёт мне руку.
— Взаимно мечтали познакомиться? — ещё шире распахнул глаза белобрысый офицер.
— Взаимно рад знакомству, — я вырвал наконец руку, — Как я мог мечтать познакомиться с вами, если я о вас до сегодняшнего дня не знал ничего?
— Увы, — тут же поник головой Эйнар, — Про меня ещё не пишут в газетах. Но настанет время! И про меня напишут! И не раз!
— Главное, чтобы не в криминальной хронике, — буркнул я, открывая дверь в гостиницу.
— Что? — опешил офицер.
— Шутка, — пояснил я Рамсову. Тот секунду помолчал и захохотал так оглушительно, что я вздрогнул. Так мы и вошли в гостиницу: я, втягивающий голову в плечи, и молодой офицер, хохочущий во всё горло. Навстречу нам выдвинулся из-за стойки грузный бородатый мужик и представился:
— Хозяин-с гостиницы Макар Васильевич Зайцев! Чего изволите?
— Комнату и ужин, — тут же сказал Рамсов.
— И мне тоже, — сказал я, когда хозяин гостиницы перевёл взгляд на меня.
Заселили нас быстро, комнаты оказались на втором этаже. А вот ужинать мы спустились на первый, в небольшой зал со столиками. Офицер тут же подсел ко мне, и принялся рассказывать о своих мечтах прославиться. В этот момент меня и догнало очередное приключение. Причём, опять, не спрашивая разрешения. Видимо, приключения эти, два года не трогавшие меня, вдруг поняли, что упустили что-то важное и скопом ломанули к моей скромной персоне. В общем, мимо нашего столика проходили трое других офицеров, один остановился, услышал Рамсова и выпалил:
— Да что ты знаешь о службе, щенок?
Глава 5. Ещё одна нелепость с тремя смертями
Стоит признать, что остановившийся офицер возрастом не сильно отличался от моего знакомого Эйнара, потому, тут ещё разобраться надо было, кто из них больше щенок. Справедливости ради стоит отметить, что оскорбивший моего спутника был изрядно пьян, оттого и допустил, видимо, такое грубое высказывание. А может, и вовсе искал причину для ссоры, неважно с кем. Знавал я таких и в моём мире. Рюмку выпьют и начинают на себе рубаху рвать. А Рамсов вспыхнул, как спичка. Вскочил и процедил тихо:
— А ну, повторите, что сказали, сударь!
Двое дружков хамоватого офицера подскочили к своему спутнику, схватили его за руки. Один принялся втолковывать пьяному:
— Митяй! Успокойся! Нам командир головы поотрывает!
А второй обратился к Рамсову:
— Подпоручик, наш друг перебрал, не обращайте внимания!
— Пусть объяснится, поручик! — потребовал Эйнар и выпятил вперёд челюсть.
Честно говоря, разборки между дворянами вещь увлекательная для просмотра. К примеру, в Бирюле я видел несколько раз ссоры и дуэли между стрелками и охотниками. Там всё было проще. Оскорбили. Вытащили револьверы. Постреляли друг в друга, и кто жив, тот спокойно ушёл. Но среди дворян, я слышал, вначале политесы разводят. И дуэли по строгим правилам. Потому, откинувшись на спинку стула, решил понаблюдать за этим шоу. Впрочем, так как проголодался, то кушать не перестал, одним глазом поглядывая на тарелку, а другим — на раздухарившихся дворян. А там представление разворачивалось, как в театре. Пьяный Митяй начал орать через своего друга Рамсову, что щенок — он и есть щенок.
— Да как вы смеете, подпоручик! — заорал бешено Эйнар, раздувая ноздри.
— Я-а-а-а, всё-о-о-о смею-у-у-у, — пьяно растягивая слова насмешливо произнёс Митяй.
— Если вы не извинитесь, то сильно пожалеете! — срывающимся голосом проговорил мой попутчик.
— Подпоручик, — более трезвым и рассудительным голосом ответил друг буяна: — Не горячитесь! Если вы вдруг убьёте Митяя, то будете иметь дело со мной и с подпоручиком Смирновым! Это я вам обещаю!
Рамсов побледнел, ибо идея стреляться поочерёдно сразу с тремя противниками, выглядела минимум самоубийственна. Но парень оказался не робкого десятка, наклонил голову чуть вперёд и, глядя исподлобья, сказал непримиримо:
— Я требую извинений!
Митяй, рыгнув, заговорил нарочито громко:
— Что там этот щенок протявкал?
Второй его друг тяжело вздохнул, начал было говорить что-то успокаивающее, но мой попутчик рявкнул:
— Требую от вас меня удовлетворить!
Я, признаться, испорченный нашим миром, на этом месте хихикнул, и один из офицеров повернулся ко мне, гневно раздувая ноздри, и шагнул вперёд. А я в это время котлету на вилке держал. И он своей белоснежной штаниной прямо в эту котлету и упёрся. Я испуганно отдёрнул руку, глядя, как от грязного пятна на штанине, оставленного котлетой, потекла вниз капелька жира. Офицер тоже опустил вниз глаза и прошипел:
— Ты, надеюсь, с оружием?
— С оружием, — пискнул я, и потянулся к револьверу, проверить, на месте ли он. И тут завертелась ужасная свистопляска. Офицер, видимо, неправильно истолковав моё движение, отпрыгнул назад, сбил пьяного Митяя с ног. Тот, падая, потянул из кобуры свой пистолет. Офицер с пятном на штанах споткнулся об рухнувшего Митяя и грохнулся на спину, тоже умудрившись быстро выхватить револьвер. Видимо, когда он споткнулся о друга, то выстрелил, и последний из трёх, оставшихся на ногах офицеров, получил пулю в живот, согнулся и заорал дурным голосом. Военный с пятном на штанах тоже заорал и стал палить из револьвера в моём направлении. Я в это время еле-еле вытащил револьвер, но выстрелить не успел. И одна из пуль запачканного котлетой скандалиста попала в Митяя, пытавшегося встать. Митяй опять пальнул из своего оружия, и я услышал, как пуля просвистела возле моего уха. От страха я нажал на курок, и револьвер дёрнулся у меня в руке, оглушив на мгновение. Будто в страшном сне я увидел, как в центре лба запачканного котлетой появилось отверстие, откуда брызнула кровь. Митяй выстрелил ещё пару раз и рухнул лицом вперёд. А раненый в живот судорожно скребанул сапогами по полу и затих. Я перевёл ошалевший взгляд на Рамсова, и увидел, что попутчик мой лежит на полу, уткнув лицо в пол и, не глядя, палит из револьвера. Патроны у него быстро закончились, но Эрхардович продолжал нажимать на курок. Я бросил свой револьвер на стол и кинулся к подпоручику: