В общем, после сытного завтрака мы легли спать. А Ирина взяла меня за руку и молча повела в свою палатку. И все остальные просто проводили нас взглядами, а Иваныч даже одобрительно улыбнулся. И если раньше я бы смущался, то теперь просто был счастлив, уснуть вместе со своей девушкой в обнимку. После слишком бурных дня и ночи сил на что-то другое уже не было…
Глава 18. Невероятная развязка
Проснулся я далеко за полдень и понял, что в палатке нахожусь совершенно один. Потянулся и прислушался к тихому разговору на улице. Сразу услышал голос Ирины и Иваныча, но вот третий голос определить не смог, хотя казался он очень знакомым. Я аккуратно встал и выглянул наружу. Возле костра сидела вся наша команда, плюс староста Вислого Порфирий Григорьевич и его племянник юный становой пристав Егор. Староста что-то тихо бубнил, а Иваныч отвечал ему, настойчиво что-то втолковывая. Я выполз из палатки, увидел, как улыбнулась мне приветливо Ирина, а Бобо тут же взял кружку и показал жестом, мол, налью? Я кивнул благодарно и тихо подошёл к костру, сел с краешка на бревно. Тварь тут же улеглась у моих ног. Староста повернулся ко мне, кивнул, и вновь принялся слушать Иваныча. А тот, видимо, продолжал начатый разговор:
— Вот на что угодно поспорить готов — есть у вас в селе те, кто с ними общался! Или тот. Или та. Кто уж там пока знает.
— А я говорю, что не может быть! — мотнул своей могучей башкой староста, — Ну, не могут мои селяне с такой пакостью дела вести!
— Ладно, Порфирий Григорьевич, дело ваше — верить или нет. Мы там Дырна в засаде оставили. Вечером я его сменю. Но знать об этом кроме вас и вашего племянника никто не должен. Это понятно?
— Понятно, — упрямо наклонил голову староста, — Только непонятно, с чего вы такое вообще взяли?
— А с того, что молоко у них свежее стояло! — принялся загибать пальцы Скоков, — Продукты свежие тоже брали откуда-то. Место выбрано удачно очень. Кто кроме местных знал, что дом лесника пустует и там заселиться можно, так, чтобы никто и не узнал?
— Да мало ли, — неопределённо пробормотал могучий староста, — Может, случайно наткнулись.
— Всё-то у тебя «может», Григорьич. Ну, сам веришь в свои «может»? — Скоков рукой махнул и принялся прихлёбывать из чашки.
— Не хочется верить, что паскуда в селе живёт, — тяжело вздохнул староста и посмотрел на племянника: — Я ж всех жителей с рождения, почитай, знаю. А те, кто не из Вислого, всё равно уже больше десяти лет живут тут. Давно свои.
— Ладно, Дырн в любом случае выяснит, — Скоков допил кофе и пошёл споласкивать кружку. А староста тут же повернулся ко мне:
— Семён Петрович! Я сто рублей уже передал Скокову, так как с ним договаривался, но пятьдесят из них ваши! Мне Егорка рассказал, как сражались вы вчера.
Я смущённо шаркнул ножкой, взял кофе. С наслаждением начал пить, а староста спросил ещё тише:
— Господин Пентюх, а вы как думаете?
Я пожал неопределённо плечами и ответил честно:
— Тоже думаю, как и остальные, что в любом случае кто-то место показал и еду носил. И, скорее всего, местные.
Староста кивнул горестно и сказал племяннику:
— Смотри, Егор! Проболтаешься — лично язык вырву! И присматривай за всеми. Вишь, дело какое!
— Дядя Порфирий, — покраснел юный полицейский, — Когда я языком трепал-то?
Староста сидел напротив меня, вытянув ноги к костру, и я с интересом уставился на подошвы огромного главы деревни.
— Порфирий Григорьевич, — спросил я, осторожно отставив кружку и доставая папиросу, — А у вас в селе много народу в кованых сапогах с подковками ходят?
Староста сузил глаза, подобрал под себя ноги и спросил настороженно:
— А что?
Я увидел, как глянули на меня удивлённо Ирина и Скоков, вернувшийся от ручья. Егор тоже удивился и сказал:
— Кованые подковками сапоги только охотники носят! У нас в селе всего двое таких — дядька Порфирий и дядька Дрон.
Староста ухмыльнулся криво, и я увидел краем глаза, как Скоков положил правую руку на кобуру с револьвером. А Ирина как-то легко встала и пошла за палатку, будто забыла там что-то. Порфирий Григорьевич сощурился пристально, а я вновь спросил:
— А размер ноги у дядьки Дрона такой же? — я ткнул пальцем в сапоги старосты.
— Нет, что вы, господин Пентюх, — рассмеялся Егор, — У него нога вдвое от дядькиной меньше! Дядя Порфирий у нас богатырь! Один, на весь уезд.
Староста затравлено посмотрел на племянника и юный полицейский замолчал испуганно, начиная понимать, что происходит что-то непонятное. А Порфирий Григорьевич глянул на меня и спросил:
— Это когда ж ты догадался?
— О чём догадался, дядь? — испуганно спросил его юный становой пристав, начинающий что-то подозревать, но Григорьич отмахнулся от племянника, мол, молчи.
— Да, честно сказать, только что, — я всё же закурил, выдохнул дым и произнёс просто: — Думал, многие подковывают сапоги подковками. Просто раньше внимания не обращал. А там сзади дома всё утоптано как раз такими вот следами с подковками.
Егор побледнел и отошёл от дядьки на три шага, потянул из кобуры револьвер и спросил дрожащим голосом:
— Дядя Порфирий?
— Егор, я тебя любил и люблю! Ты мой племянник! Сын сестры. А вот твой… папаня — гнида был редкостная. Ты не знал, что после его битья сестрёнка скончалась? Не рассказывали?
Лицо старосты исказилось вдруг жуткой гримасой, а Егор достал, наконец, револьвер и прицелился в дядьку. Я увидел, что и Скоков достал оружие. А сзади с винтовкой в руках появилась Ирина. И только Бобо неторопливо помешивал какой-то суп, поглядывая на нас спокойно и невозмутимо.
— Дядька Порфирий, как ты мог? У меня же кроме отца…
— У тебя кроме отца я есть! — староста упёр локти в колени и взялся ладонями за лицо.
— Был, — проговорил я, чувствуя, каким горьким и противным стал вдруг табачный дым. Староста мне реально понравился. Но столько было вопросов. И я спросил:
— Дырну есть кого ждать? Или больше никто не придёт?
— Никто не придёт, — мотнул головой староста. Посмотрел на племянника и сказал, — Да, я был… Теперь уже был…
— А как вы со Спящими-то снюхались, Порфирий Григорьевич? — мне было и жутко, и любопытно одновременно.
Могучий староста посмотрел на племянника, на Скокова и усмехнулся безнадёжно как-то:
— Чего уж теперь? Ещё когда охотником был! Часть охотников тогда, чтобы нормальной добычей заниматься, союз с альфилами заключили, — Порфирий Григорьевич прищурился, полез в карман, и я увидел, как дрогнули Егор и Скоков. Впрочем, староста достал папиросы. Тоже закурил и продолжил: — Не все, конечно. Если бы остальные узнали — сами удавили бы. Но часть охотников… договорилась. А потом уже и про Спящих этих узнали. Не то, чтобы я хотел возвращения каких-то там изначальных. Но платили Спящие хорошо. И в диких землях окромя монстров некого было бояться, потому как альфилы все со спящими в хороших отношениях. А так, сами знаете, какие эти твари остроухие звери. У нас аккурат перед этим двоих охотников просто на лоскуты порезали.
— Дядька, как же ты мог? — губы у юного полицейского дрожали, и Порфирий повернулся к племяннику:
— Егорушка, тогда тётка Зинка на сносях была! Тебе годик только исполнился. Я о семье должен был думать! О том, как живым остаться!
— Егор, — Ирина подошла к полицейскому и показала ему какой-то жетон: — Охранное отделение! Дядя твой останется здесь, а ты ступай в деревню! Государственное дело!
Глава 19. Чувырла
Скрип колёс убаюкивал, но я мужественно держался, чтобы не заснуть. Рядом со мной в телеге лежал связанный по рукам и ногам могучий староста села Вислое. Впрочем, теперь он уже был бывшим старостой, а сейчас являлся государственным преступником, которого мы везли во Вронжск. Допрашивали Порфирия Григорьевича Ирина и Дырн отдельно, в палатке, но даже от того, что услышал я — дух захватывало. Оказывается, Спящие давно замыслили изменить существующий порядок и вызвать на Терру изначальных. Вот, чтобы изменить порядок и постарались маги альфилов и шаманы грылей. Не все, только отщепенцы. Такие же отщепенцы были и среди людей. Впрочем, тут ничего удивительного не было — власовцы находились всегда в любое время и на любом направлении. Видимо, ген предательства своего же народа в любом случае проявляется у какого-то процента населения. Настолько, что они готовы идти на всё для поражения и уничтожения собственных единоверцев.
Удивительнее тут другое, то, что каждый своё предательство оправдывал по-разному. Бывший староста Вислого тем, что семье нужно было хорошо жить. А при ком жить — при людях или аэтерах — уже и не так важно вроде бы. Считал вполне серьёзно, что альфилы, ненавидящие людей, вдруг прониклись бы мудростью и спокойно уживались именно с ним и его семьёй. Были по словам старосты и другие, те, кто восхищался изяществом и изысканностью ушастых снобов. Пытались им подражать. И слепо следовали указаниям хитрожопых попаданцев. Третья категория была дегенеративно-ущербна по сути. Они просто считали, что человечество не должно жить на этой планете, что мы «оккупанты» и всякое прочее. Только вот лично меня никто не спрашивал, хочу ли я в этот мир. И если кому-то не нравилось моё присутствие здесь и меня пытались убить просто за то, что я человек… Я считал, что имею право на самооборону.
В общем, бубнёж старосты мне изрядно надоел, и я предупредил, что если он будет продолжать выливать на меня свои философские испражнения, то я, несмотря на моё миролюбие, выстрелю ему в колено. Порфирий заткнулся и лишь сопел в свою бороду, а я пытался не заснуть. А ещё размышлял о том, что хорошо бы построили побыстрее железную дорогу, и мы передвигались бы, как белые люди. С комфортом и удобствами. И самое главное — быстро. Потому как путешествие в конной повозке — настоящее мучение. От Вислого до уездного города Расша мы ехали полдня. И настоящим подвигом было не заснуть, поглядывая на мерно покачивающуюся спину гмура, сидящего на козлах, и на покачивающиеся задницы двух могучих лошадей. Ирина, Бобо и Иваныч спокойно шагали рядом с повозкой. Я порывалс