я было вылезти, да всё было лень. Но как только Расша показалась на горизонте, я выскочил из повозки и зашагал рядом с девушкой:
— Ир, а если ты служишь в охранном отделении, у тебя должность… офицерская?
— Офицерская, — кивнула девушка.
А я погрузился в размышления. В этом мире существовало дворянство, но оно разительно отличалось от дворянства в царской России, к примеру. Это был привилегированный класс, но они не имели крепостных, деревеньки и прочее. Хотя государство дворянам выдавало дом, в зависимости от заслуг. И пенсию. Ну и льготы. К примеру, дворянина уже нельзя было вызвать стреляться. А вот он тебя мог. За оскорбление дворянина следовал штраф, а то и тюремное заключение. Если оскорбление было подкреплено физическим воздействием. И дворянство здесь получали за службу. Дослужился до офицера — на дворянский титул! Пользуйся! Но если замарал честь, то и лишали титула вполне быстро. С конфискацией дома или усадьбы и всех прочих привилегий.
Честно говоря, такое положение дел было достаточно справедливым. Готов служить и умереть за Родину и своих сограждан? Получай льготы и выплаты. Оказался дерьмом? Извини, не достоин! Потому дворянством гордились, но не кичились. Титул накладывал кроме прав ещё и кучу обязанностей. От дежурств до роли присяжных в крупных судебных разбирательствах. А ещё дворяне старались выходить замуж и жениться только за дворян. И, в принципе, за века существования Роси сложился вполне определённый класс достаточно зажиточных дворян. Ну, или не зажиточных, но со славными традициями. Как мой бывший начальник — председатель земской управы Кротовой. Его семья и в походах против нечисти участвовала. Предок царя спасал. Другой предок оборонял Бирюль от нашествия зомби и упырей. И Игорь Фёдорович гордился этим и постоянно об этом рассказывал.
Вот об этом я и размышлял мрачно. Если Ирина дворянка, вряд ли она захочет замуж за простофилю писаря из земской управы. Пусть и застрелил этот пристав случайно враря. Я шагал, сопел и думал, зачем я дворянке, офицеру и вообще умной и влиятельной девушке, приказам которой подчинялись беспрекословно даже полицейские. Впрочем, ходьба от мыслей скоро отвлекла. И я решил не забивать себе голову раньше времени всякими грустными мыслями.
В Расше мы передали бывшего старосту в полицейский околоток, куда прибыл собственной персоной целый уездный исправник, являющийся главой полиции всего уезда. И тут же выдвинулись во Вронжск. Теперь кроме меня в повозке ехали Ирина и Иваныч, и сидячее путешествие проходило в разы приятнее. И только Бобо по своему обыкновению, шёл пешком, ибо не признавал никаких повозок. Да Тварь ещё часто выскакивала из повозки, чтобы пробежаться рядом с ней. Из-за Твари, собственно, я и попал в следующее приключение.
Когда мы проезжали мимо леса и остановились на обед возле деревьев, Тварь вдруг вздыбилась и бросилась куда-то вглубь. Я заорал и кинулся следом, испугавшись, что питомица моя, к которой я уже сильно привязался, потеряется. Лишь услышал, как Бобо сказал громко остальным:
— Не мешайте хамиду говорить с дмамедой!
Хотел я заругаться, да не успел. Увидел мелькающую сквозь деревья Тварь и рванул за ней. Догнал где-то через полверсты. Горгонзола сидела в трансформированной форме рядом с туловищем хвыля. Головы, естественно, не было, зато Тварь умильно улыбалась и плотоядно посматривала на голову второго существа, похожего на обезьяну. Но похожего очень отдалённо. Существо было небольшим — по пояс взрослому человеку. С короткими лапами. А ещё шерсть была, будто из дредов. Знаете, такие афрокосички. И умильная мордочка с огромными глазищами. Так как на вид существо явно не представляло никакой угрозы я заорал:
— Тварь, фу! Нельзя!
— Нельзя, Тварь! — пискнуло существо, и я от неожиданности сел на задницу. Моргнул пару раз и сказал:
— Говорящая чувырла! — уж не знаю, почему в голову пришло именно это слово из детства, но если и была чувырла, то она, по моему мнению, должна была выглядеть именно так.
Тварь посмотрела на меня, на чувырлу и… трансформировалась назад, в привычную мне питомицу с большими нелепыми ушами. А я встал с задницы и спросил аккуратно существо:
— Ты… Говоришь?
— Нет, б…, вибрирую! — пропищала чувырла, и я даже икнул от неожиданности.
— Господи, что ты такое?
— Сам же сказал — Чувырла, — проворчало существо и проговорило: — Не мог бы ты убрать свою Тварь? Она меня очень нервирует!
Вместо этого я подошёл поближе к существу и стал его разглядывать. Существо явно было не из книги монстров, так как я не встречал там описания мелкого, покрытого дредами вместо шерсти недоразумения. Недоразумение смотрело на меня, а я на него. Недоразумение ухнуло и сказало, ткнув пальцев в трансформировавшуюся Тварь:
— Здорово это у неё получается. А я смогу так? Мне б не помешало в размерах увеличиться! Я б тут половине леса головы пооткусывала!
— Я тебя ещё раз спрашиваю — ты кто?
— Я — бедная и несчастная чувырла! — захныкало существо, — И все хотят меня сожрать! Хотя во мне-то и есть почти нечего.
Существо бочком придвинулось к дереву, и спросило оттуда осторожно:
— А вы кто?
— Я — Пентюх!
Глава 20. Возвращение во Вронжск
Ирина хмуро посмотрела на меня и спросила:
— И почему вдруг мы должны взять ЭТО с собой?
Чувырла спряталась за моей ногой и испуганно посматривала на девушку. Когда я вышел из леса с непонятным существом, Дырн уже успел развести костёр и повесить над ним котелок, в котором варилось что-то, судя по запаху, умопомрачительно вкусное. Гмур умел даже в полевых условиях приготовить так, что пальчики оближешь. А тут, когда я с Чувырлой вышел, Дырн уронил половник в котёл и заругался. Иваныч перекрестился, а Додо на всякий случай вытащил из ножен свой огромный меч. А Ирина, видимо, занервничала из-за утопленного в супе половника и ругающегося гмура. Вот и наехала на особь. Мол, что это за образина и почему ты её притащил? А когда я сказал, что хочу Чувырлу во Вронжск взять, и вовсе нахмурилась.
— Ну, — я переступил с ноги на ногу, — Она хорошая.
— Да? — язвительно спросила Ирина, — Это она сама тебе так сказала?
— Я не говорила, что я хорошая, — из-за моей ноги выпалила особь. И Ирина, как и я чуть раньше, тут же села на попу. Дырн, который только-только выловил половник из котла, икнул и вновь уронил его обратно. Иваныч опять перекрестился, а Додо, посмотрев на него, перекрестился тоже. Рукой, в которой был меч.
— Оно говорит? — прошептала девушка.
— Я ж говорю, что она хорошая, — я максимально искренне улыбнулся и посмотрел на девушку, — Она маленькая. Кушает немного — прокормлю. А в лесу её чуть не сожрали! Ну как ей там быть?
Я глянул на Чувырлу и спросил:
— Кстати, а что ты ешь?
— Мясо! — оскалилась Чувырла, и я даже вздрогнул. У мелкой бестии во рту небольшие клыки росли…. В два ряда! Зрелище было жутковатым, честно говоря, и я на всякий случай тоже перекрестился.
— Семён, — голос Иваныча почему-то дрожал: — Ты уверен, что она хорошая? Это что вообще такое?
— Я — Чувырла! — выглядывая из-за моей ноги, сообщила особь. Дырн, наконец, второй раз выудил из котла половник быстро вытер его и стал помешивать варево, исподлобья разглядывая мою новую попутчицу.
— Сёма, — Скоков достал папиросу и закурил: — Почему у твоих… питомцев такие прозвища? Тварь, Чувырла? Как-то люди нормальные называют каштанками, да жучками…
— Ну, какая она жучка? — удивился я, — А вот на чувырлу похожа.
Ирина встала с земли, осторожно приблизилась и посмотрела на мою новую знакомую. Потом спросила уже у неё:
— А ты сама хочешь в город? Там много людей. Фабрики всякие. Магазины. Собаки, кошки.
— Кошки-и-и-и! Обожаю! — опять распахнула пасть Чувырла, и я на всякий случай повторно перекрестился. И проговорил строго: — Кошек не жрать! Собак тоже!
— Я их гладить люблю, — обиженно проговорила Чувырла, отцепилась от моей ноги, подошла к Ирине и уцепилась уже в её ногу: — А в город я хочу! Мне в этом лесу уже надоело! Все сожрать пытаются!
Ирина подумала немного, наклонилась и осторожно погладила Чувырлу. Та двумя руками обхватила ногу девушки и даже захырчала от удовольствия, а Ирина сказала:
— Хорошо, берём! Но ты уж, Семён, постарайся больше ничего не тащить!
Когда мы обедали, Ирина стала выяснять, знает ли хоть кто-то, что за очередную невидаль приволок я из лесу. Ни гмур, ни Скоков ни Бобо не знали. Сама Чувырла говорила, что их много, но не здесь. А здесь она одна, потому все норовят её обидеть. Правда, где это «не здесь» Чувырла пояснить не смогла. Зато объяснила, что народ их зовут гийсы.
— Вы в лесах живёте? — спросил с интересом Иваныч.
— Мы везде живём! — насчёт мяса Чувырла не соврала, и с аппетитом жрала куриную ножку. Причём, наличие кости нашу новую знакомую не смущало абсолютно, и кость она жевала так же легко, как и мясо. Дырн покряхтел и проговорил осторожно:
— Эдак она и железо перегрызёт!
Чувырла замерла на минутку, посмотрела на гмура и покачала своей мордочкой влево-вправо:
— Железо не вкусное! Я пробовала. И животик от него потом болит!
Скоков перекрестился ещё раз, а я не выдержал:
— Иваныч, ты не в священники решил податься? Ты последние полчаса всё время крестишься, да молитвы читаешь.
— Да кто тебя знает, Сёма, что за дрянь ты тащишь! Я ещё к Твари твоей не привык. А тут новая… Чувырла!
В общем, мы пришли к мнению, что Чувырла, видимо, тоже попаданка из какого-то мира. Вот только откуда она русский язык так хорошо знает — она не объяснила. Сказала, что всё время знала его. С этими непонятками разбираться мне было лень, тем более, мы, отдохнув, вновь поехали во Вронжск. Я лёг в телегу, рядом легла Ирина, а в ногах примостились Чувырла и Тварь. Через какое-то время я заснул и проснулся уже, когда услышал, как закончилось мерное покачивание. Открыл глаза, увидел, что Ирина и Скоков куда-то целятся слева от повозки, Додо вытащил меч, а Тварь лениво порыкивает. И только Чувырла продолжала дрыхнуть.