— Ты ничего странного не заметил, Сёма?
Я пожал плечами и признался, что странного не заметил.
— Все трое знакомы друг с другом, но старательно делают вид, что друг друга не знают, — сумрачно сказал Иваныч.
— С чего ты взял? — удивился я.
— Уж поверь, — усмехнулся Иваныч, — Осталось только решить, такая конспирация из-за нас, либо у них какие-то свои дела, которые к нам отношения не имеют?
— Чувырла, — я наклонился к созданию: — А сможешь проследить за этими тремя и рассказать, о чём они говорили?
Вместо ответа особь буквально растворилась в воздухе, и Иваныч восхищённо прищёлкнул языком:
— Эх, мне бы такую способность!
— У тебя ж уже есть одна, — съязвил я, и Скоков тяжело вздохнул и глянул на меня с укором. Потом решительно кивнул: — Пойдём к приятелю моему! Он раньше охотником был, а сейчас здесь осел. На Мандариновой улице живёт!
Я пошёл за бывшим следователем, а Тварь радостно прыгала у меня под ногами. Приятель Иваныча оказался весёлым, компанейским мужиком. Мы попили кофе, пообщались о разных монстрах, и тут перед нами возникла Чувырла, да так, что бывшего охотника чуть удар не хватил. Решив не травмировать мужика ещё больше, мы распрощались и вышли на улицу, и только после этого Иваныч спросил:
— Ну, что?
Чувырла тут же вальяжно присела на скамейку, и, размахивая ножками начала говорить голосами наших попутчиков:
— Неужели догадались? — спросила Чувырла голосом Трошки.
— Да откуда? — тут же ответила она себе голосом Елисея Саныча, — Этот, который писарь, по-моему, вообще дурак дураком. Даже не понимаю, как он умудрился Дмитрия Иваныча застрелить!
— Ты про Эдди и враря ещё забыл, — проскрипела Чувырла голосом Елисея Саныча.
— Этому ещё больше удивляюсь, — опять голосом Елисея.
— Как устранять-то будем? — Чувырла болтала ножками и теперь копировала голос Трошки.
— Предлагаю не мудрить, и просто застрелить их, как только выедем из Расши! — голос Елисея был скучен, будто не убийство обсуждал, а вечернюю прогулку.
— Тогда, как начну анекдот про крокодила рассказывать — готовьтесь, — Чувырла теперь копировала голос Кондрата Евгеньевича, — Ты и Прошка стреляете писаря, я стреляю второго! Потом убираем писаря и карету с телами в лес!
— Всё, о деле больше ни слова! Пойдём в кафе посидим! — Чувырла последнее произнесла голосом Прошки, и спрыгнула со скамейки.
Зато на скамейку сел Иваныч, достал папиросы, закурил и посмотрел на меня:
— А кто такой Дмитрий Иваныч? — спросил он меня.
Я лишь руками развёл. Потом подумал и предположил:
— Может, один из тех трёх офицеров? Полицейский ещё предупреждал, что родня влиятельная и могут попытаться отомстить!
— Не было печали, — Иваныч выдохнул дым и проговорил задумчиво: — Осталось решить, что делать дальше будем. Не поехать — нельзя. Ждать анекдота про крокодила и стреляться с ними — тоже не вариант. В таком тесном пространстве вообще не вариант, что в кого-то не попадут! Начать стрелять первыми — попробуй потом докажи, что наёмные убийцы.
— А нам бы ещё понять, откуда они узнали, что мы этой почтовой каретой поедем, — проговорил я.
— Тут как раз секрета нету, — Иваныч выкинул окурок: — Заплатили в кассу и как только нужный персонаж билет купил, кассир и шепнул время и место отправления. И всё что нужно — взять три билета на этот же рейс. Единственное, с чем просчитались, что нас двое будет. Был бы ты один, и до Расши бы не доехал! А теперь шанс есть. И с этих спросим, и с кассира — по возвращении.
Я вздохнул тяжело и спросил:
— И что делать будем?
— Как выедем — разоружим их и проведём допрос! — решил Иваныч: — Будут артачиться — ну, тем хуже для них! Так что револьвер при себе. И как только дам команду — сразу же наставляй на Прошку. Двоих других на себя беру!
План Иваныча был хорош, но всё, как всегда, пошло ни черта не по плану. В карету мы сели вместе с троицей убийц, мило улыбаясь. А как из Расши выехали и Иваныч меня локтем толкнул, я тут же выхватил револьвер и наставил на Прошку:
— Руки вверх! — сказал Иваныч, держа на мушке других киллеров.
И тут Елисей будто расплылся, и я увидел, как пистолет Иваныча летит в угол кареты, а Прошка пытается выхватить мой револьвер. Машинально я нажал на курок, бахнул выстрел, и Прошка застонал вдруг, оседая на пол. Иваныч сцепился с Елисеем, а Кондрат Евгеньевич уже доставал свой пистолет и наставлял на меня. Я не успевал ни уклониться, что в карете сделать вообще затруднительно, ни развернуться, чтобы выстрелить. К счастью, в который раз меня спасла Тварь. Она на мгновение трансформировалась, хлопнула зубами, и рука убийцы вместе с пистолетом исчезла в её пасти. Кондрат заорал дурным голосом, зажимая культю, из которой толчками била кровь. Иваныч в это время умудрился-таки оседлать Елисея и несколько раз ударил того кулаком, отчего прыткий убийца закрыл глаза и потерял сознание. Я даже удивился, почему он этого раньше не сделал, потому как кулачищи у Скокова были здоровые, а удары такие, что череп хвылю бы проломили, не то что человеку! И вот, прошло менее минуты, а у нас один киллер стонал, корчась на полу и зажимая руками живот. Второй орал дурным голосом, левой рукой зажимая то, что осталось от правой руки. А третий лежал себе на спине, подкатив глаза.
Я растерянно осмотрелся и спросил Иваныча:
— И кого тут допрашивать?
Скоков посмотрел на меня ошалевшими глазами и заржал вдруг:
— Сёма, иногда ты даже меня изумляешь!
Глава 7. Признание убийцы
Кучер остановил карету и заорал испуганно:
— Кто там стрелял? Что случилось? Кто орёт?
Мы с Иванычем переглянулись, тот поднял свой пистолет и коротко, почти без размаха ударил безрукого киллера в висок. Кондрат всхлипнул и упал на пол, замолчав. Прошка тоже замолчал, странно вытянувшись, дрыгнув пару раз ногами. Скоков вздохнул тяжело, достал наручники, застегнул их на руках Елисея и крикнул из кареты:
— Нас убить пытались!
Потом быстро перетянул ремнём культю Кондрата. В это время кучер открыл дверь кареты и осторожно заглянул, целясь из винтовки.
— Оружие убери! — строго сказал ему Иваныч и погрозил пальцем. Кучер виновато повесил ружьё на плечо и спросил:
— А кто убить-то пытался? И почему?
— Полиции всё расскажем, друг, извини. Сейчас надо допросить выживших.
Вместе с кучером мы вытащили и положили на землю сначала Прошку, который, кажется, умер. Потом положили рядом Кондрата. К этому времени Елисей Саныч успел очнуться и закованными в наручники руками пытался выхватить пистолет. Только Скоков этот пистолет давно у него забрал, а ещё при обыске нашёл и изъял нож и кастет. Потому лишь с интересом наблюдал за судорожными движениями неудачливого убийцы. А когда Елисей понял, что остался без оружия, Иваныч зевнул нарочито небрежно и спросил:
— Сам вылезешь, или помочь?
Бандит хмуро вылез из кареты, поглядывая на нас одним глазом. Второй у него заплыл и был практически не виден из-за огромной чёрной гематомы. Что-что, а бить Иваныч умел, и делал это от души. Бывший следователь ухватил горе-киллера за шкирку, усадил рядом с трупом Прошки и проговорил:
— Я спрашиваю, ты отвечаешь.
Киллер вместо ответа сам вдруг спросил:
— Вы совсем с ума сошли, бандиты? Перестреляли троих попутчиков. Знаете, что с вами сделают?
— Конечно, знаем, — спокойно ответил Иваныч, — Благодарность выдадут. А может, даже медаль или орден. Ну-ка, сразу троих киллеров прихлопнуть! Думаю, охранка просто будет визжать от удовольствия.
— Да вы с ума сошли?
Хрясь! Голова белобрысого киллера мотнулась в сторону, а Иваныч потёр кулак, которым припечатал по роже Елисея. Поморщился и произнёс:
— Каждый лишний вопрос или фраза будут наказываться!
Бандит выплюнул изо рта сгусток крови вместе с зубом и произнёс мрачно:
— За восстановление зубов лично будешь магу платить, когда на коленях прощения… — бац! В этот раз Елисей даже договорить не успел. Кулак Иваныча вновь впечатался в его физиономию, и на этот раз уже посильнее, потому как белобрысый долго мотал головой, пытаясь прийти в себя. Я, понимая, что всё это может затянуться, достал папиросы, присел на травку возле кареты и закурил. Кучер, глянув на меня, положил на землю ружьё, сел рядом со мной и закурил тоже, поглядывая на Иваныча. Спросил уважительно:
— Товарищ ваш в полиции служит?
— Раньше служил, — я затянулся, — Сейчас детективное агентство своё.
— Сыщик, значится? — кивнул понятливо кучер, сплюнул в сторону и спросил: — А эти кто?
— Сейчас выяснит Иваныч, — я прислушался к допросу. Белобрысый уже дурака не валял. Смотрел заплывшим глазом на Скокова да губами разбитыми дёргал. Причём, одна уже не то что разбита — разорвана была. А бывший следователь обмотал кулак ремнём и улыбнулся по-доброму так бандиту. Будто другу старому, давно потерянному, но внезапно нашедшемуся. А тот отчего-то вздрогнул и заговорил, изрядно уже шепелявя:
— Хватит! Хватит бить, спрашивай!
— Поздно! — кулак Иваныча вновь врезался в физиономию киллера, и я даже от кареты услышал хруст очередных зубов. Белобрысый взвыл. Завалился набок и принялся выталкивать из себя кровь, слюни и осколки зубов. А Скоков огладил любовно руку и сказал: — Главное мы итак знаем. Дружок твой очнётся, расскажет интересное. А тебя я теперь просто забью до смерти. надоел ты мне, мразь, хуже горькой редьки!
— По-го-ди, — белобрысый выплюнул кровь и заговорил жалобно: — Я с-скажу!
— Кто нанял скажешь? — со скепсисом спросил Скоков, и Елисей замычал вдруг согласно и заговорил быстро:
— Купец Нехлюдов нас нанял! Василь Васильевич! Богом клянусь!
— Нехлюдов? — округлил глаза сыщик, да и я, признаться, изрядно ошалел, — И зачем ему Семёна Петровича заказывать?
— Какого Семёна Петровича? — простонал Елисей, потом увидел склоняющегося над ним Скокова и завизжал: — Тебя! Тебя купец заказал! Про писаря мы до последнего не знали, что с тобой поедет!