Жрец быстро поклонился, щека его лихорадочно подергивалась, пальцы сплетались и расплетались.
– Великий О́дин… ты не откажешь в великой милости говорить с нами, смиренными слугами твоего великого друга, Хедина-Милостивца, Хедина, Познавшего Тьму? Позволишь нам внимать твоим речам и тщательно записывать твои слова, ибо нет более никого, кто собственными очами лицезрел бы все эоны сего мира, от первого мгновения до последнего, протекающего как раз сейчас сквозь нас, проживающих краткие свои жизни?
– Много слов, младший мастер Хефтер, но я никогда не отказывал просящим у меня помощи. Я готов.
– Я приготовлю трапезу, великий О́дин. Быть может, ты желаешь отдохнуть? О, нет, что я, что я несу – ведь боги не устают, ибо совершенны…
– Об этом мы тоже поговорим, – посулил Отец Дружин. – А мы, хоть и совершенны, как ты говоришь, не откажемся ни от отдыха, ни от трапезы.
Старший мастер Хенсби лишь виновато развёл руками.
– Молодо-зелено, великий О́дин. Всё-то им хочется знать, вечно-то им мало написанного в старых книгах, мало священного предания…
– Великий Хедин не почивал на лаврах! – не остался в долгу Хефтер. – Он смело шёл за окоём, за пределы ведомого и дозволенного и потому стал тем, кем стал! Достойно и нам, его смиренным ученикам, идти по его стопам!
– Вот уж смирением великий Хедин, Познавший Тьму, никогда не отличался, – заметил О́дин. – Коль двинуться его путём, о смирении лучше забыть.
Оба жреца, и младший, и старший, так и застыли с разинутыми ртами.
– Вот только не надо лести, – нахмурился Старый Хрофт. – Великий Хедин презирал и презирает льстецов. Не притворяйтесь, будто сказанное мною вас поразило так, что вы онемели.
Хефтер и Хенсби лишь виновато переглянулись.
– Прошу простить великодушно, – кашлянул старший мастер.
– Прощаю, – махнул рукой Хрофт. – Так о чём ты хотел говорить, жрец Хефтер?
– О многом, о, очень о многом, – заторопился тот. – Но, быть может, великий О́дин желает говорить сидя, а не стоя?
Райна молчала, как говорят скальды, «замкнув уста». Ей не нравился ни этот храм, ни оба суетливых, угодливых жреца. Если таковы слуги Познавшего Тьму, дело его плохо. Отец подробно рассказывал о Хедине и Ракоте во время их странствий, и выходило… совсем не так.
Почему ж они не бдят, почему не смотрят за собственными служителями?
Хенсби и Хефтер привели Хрофта с Райной в просторную трапезную, обставленную скупо – простые дощатые столы да лавки, – но с богатыми щитами и разукрашенным оружием, что висели на стенах.
– Гости порой приносят подношения, – развёл руками старший мастер. – Мы не обижаем их отказами, но и не продаём, ибо храм не нуждается в особых богатствах. Вот и вешаем сюда, в трапезную; дарителям приятно.
– Никто не винит тебя в стяжательстве, – заметил Хрофт, и Хенсби заметно повеселел.
Появилось ещё двое молодых жрецов, во все глаза пялившихся на Отца Дружин. Эти притащили с собой вощаницы – делать быстрые записи. С ними в обеденный покой ступил и ещё один храмовник, высокий, худощавый, с орлиным носом и пышной копной совершенно седых волос. Впалые щёки, плотно сжатые губы, решительный взгляд. Он отличался от молодых жрецов так же, как старый волк-одиночка отличается от толстолапых щенков.
– Что же поведать вам? – усмехнулся О́дин, поднимая кубок хмельного мёда. – О начале времён? О созидании Асгарда? О том, как жил Мигард в те времена, когда не только о Познавшем Тьму, но даже и о самих Молодых Богах, павших ныне, никто и не слыхивал?
– Мы занесём на скрижали каждое твоё слово, великий О́дин. – Хефтер от волнения облизнул пересохшие губы. – Но едва ль можешь ты вещать нам день и ночь, и потому хотели сперва спросить о главном.
– Спрашивай, – благодушно кивнул Старый Хрофт. – О чём желаешь знать, служитель Познавшего Тьму? О конце времён и миров? О том, что за смертью?
На щеках Хефтера играл лихорадочный румянец. Он казался сейчас человеком, копнувшим лопатой в огороде и наткнувшимся на сундук с золотом. Двое писцов лихорадочно заработали стилами, а сам мастер Хенсби вдруг взялся за уголь, принявшись быстро набрасывать на чисто выбеленной доске портрет самого Хрофта.
Седоволосый жрец сухо усмехнулся, глядя на чуть ли не подпрыгивающих молодых.
– Великий О́дин… я до конца дней своих не перестану благословлять волю всемогущего Хедина-Милостивца, пославшего мне эту встречу, и, конечно, обо всём этом я жажду узнать, но главное… что такое бог Хедин?
– Что такое бог Хедин? – Райне показалось, что отец несколько даже растерялся. – Что хочешь ты сказать этим, многоумный жрец?
Старший мастер неодобрительно покосился на Хефтера, но ничего не сказал, его уголь чертил линию за линией, и на белом дереве постепенно появлялись очертания Отца Дружин.
– Да. Именно это. Что такое бог Хедин? – заторопился Хефтер, вцепляясь пальцами в край стола. – Мы жаждем знать, тем более что он – вот, здесь, прямо перед нами. Он ходил по этой земле, правил землями не так далеко от наших краёв – на острове Хединсей. Мы, молодые жрецы, мним, что первейший долг наш – изучение земных дел великого бога. Ибо именно здесь он явил нам своё лицо, ради нас трудился и претерпевал.
Седоволосый позволил себе лёгкую, едва заметную усмешку.
Старый Хрофт приподнял бровь, взглянув на старшего мастера. Тот виновато развёл руками.
– Великий О́дин, се – брат Хардри, из старших братьев. Кто… гм… размышляет. По мне, так слишком много. Ибо великий Хедин не раздумывал бесплодно, но свершал деяния!
– Несомненно, – слегка поклонился брат Хардри. Голос у него оказался глубоким и сильным. – Великий О́дин, прими от меня поклон. Все сладкие речи тебе уже сказаны, я же лишь добавлю, что следующим по пути златого луча пустые слова без надобности.
«Путём золотого луча?» – подумала Райна.
– В-великий О́дин… – младшие жрецы недовольно косились на брата Хардри. – Молим тебя, простираясь у ног твоих…
– Никто в Асгарде передо мной никогда не простирался, – перебил О́дин. – И тебе, молодой брат Хефтер, я не советую.
– Виноват, – жрец краснел легко, словно девушка. – Прости меня, великий бог. Но всё-таки… мы алчем правды, рассказа о деяниях Познавшего Тьму того, кто видел всё это сам, своими глазами!
Старый Хрофт недоумённо пожал плечами.
– Здесь храм великого Хедина, а не древнего бога О́дина. Невместно мне, хоть и будучи другом Познавшего, вести подобные речи с его служителями. Хедин сам наставляет вас и, не сомневаюсь, сказал вам всё, что считал потребным сказать.
– Конечно, конечно! – заторопился брат Хефтер. – Но великий Хедин никогда не налагал на нас никаких запретов – тем-то он и велик. Он дозволяет нам идти собственным путём и дополнять священные тексты. Конечно, никто никогда не впишет туда ничего измысленного пустым болтуном. Но ты, великий О́дин, Древний Бог и друг великого Хедина со всеми забытых времён – ты не можешь поведать нам ничего, что не одобрил бы сам великий Хедин! Иначе и быть не может, вы ведь помогали друг другу с самого начала, сражались рука об руку!
Брат Хардри вновь улыбнулся.
– Глубоко копаете, – не удержалась Райна.
– Да, да, добрая госпожа, – мелко закивал Хефтер. – Мы копаем глубоко, ничего иного великий Хедин и не ждал бы от нас.
– Почему же тогда не спросить его самого? – тянул время Отец Богов.
– Великий Хедин не имеет времени спускаться в каждый из скромных своих храмов, – с достоинством возразил старший мастер. – И на пустую болтовню пополам с россказнями не имеет времени тоже. На его плечах – всё Упорядоченное!
– Верно, – кивнул Старый Хрофт. – Великий Хедин потому и велик, что познал границы и пределы и занят достижимым – сохранением и сбережением великого, пёстрого и прекрасного многоцветья, вложенного Творцом в наши миры. И потому он поведал вам то, и так, как нужно было поведать. Потому что, если хрупкое равновесие нарушается… Тогда следует восстание, наподобие восстанию Ракота.
При этом слове на лицах четвёрки жрецов появилось уныло-кислое выражение. Восставшего, похоже, здесь недолюбливали. У всех – кроме седого брата Хардри.
– Да, восстание Ракота. Он бился доблестно и был мне люб. Превыше всего Древние боги ценили мужество, храбрость и способность идти на врага в последнюю атаку, даже если силы неравны и воин смотрит гибели в глаза. И мы считали – те, кто слаб, должны или сделаться сильными, или погибнуть. Бросающий вызов непобедимой силе не должен думать о тех, кого сметёт ураганом его войны. Так было, так жили Древние. Так жил Асгард. Миру временами требуется пустить кровь. Без восстания Ракота не восстал бы и Познавший Тьму. Или восстал бы? Что скажете вы, его верные служители?
Жрецы бледнели и переглядывались. Никто не дерзнул заговорить, кроме брата Хардри.
– Великий О́дин. Прости молодых адептов, они слишком юны и восторженны. Они не знают, о чём вести речи.
– Зато ты очень знаешь, брат Хардри! – насупился старший мастер. – Юная братия от чистоты сердца и простоты помыслов вопрошает, а ты и твои приятели…
– У брата Хардри есть приятели? – осведомился Старый Хрофт.
– Есть, великий О́дин, – сдержанно поклонился седой жрец.
– Всё мудрят чего-то, хитрят, рукописи альвийские почитывают… – нажаловался молодой брат Хефтер.
Хардри только хмыкнул.
– Мы здесь не только детишкам носы утирать да селян отучать хмельное пить по-чёрному. Голова дана не одни лишь капюшоны носить.
– И для чего ж ты используешь её, брат Хардри?
Немолодой адепт слегка пожал плечами.
– Беседовать лучше в уединении, великий бог О́дин. Тем более что мои братья не слишком одобряют мои… умствования. Мои и тех, кто согласен со мной.
– Что ж, поговорить можно, – пожал плечами Старый Хрофт.
– Но, великий бог! – пискнул молодой брат Хефтер. – А как же мы? Мы же были первые!
– Так и быть, – смилостивился Отец Дружин. – Однажды великий Хедин…
– Это была хорошая история, великий О́дин.