– Яргохор? Поможет нам? – отшатнулась валькирия. – Отец, не верю собственным ушам!
– И совершенно напрасно, – усмехнулся Отец Богов. – Я знавал его… хоть и кратко, мы столкнулись в первый День Гнева и несколько даже помогли тогда друг другу. Прости, об этом я расскажу тебе по пути, а пока просто прими как есть. Яргохор – его настоящее прозвание Ястир – наверное, единственный из всех Молодых Богов, что может нам помочь. Даже милосердная Ялини, благодаря которой жив я сам, откажется. Ни за что не станет помогать «друзьям узурпаторов». А вот Ястир… Но сперва у нас есть дело здесь.
– Я готова, отец, – мрачно сказала валькирия. Былая Рандгрид расправила плечи.
– Призраки Асгарда. – О́дин выдернул меч из ножен. – Их здесь нет, но я надеюсь дозваться.
– Что я должна сделать?
– Двое из числа Древних – уже кольцо. – Старый Хрофт коснулся остриём клинка серого пепла, начиная вычерчивать широкий круг. – Поэтому я никогда бы не смог сделать это один.
– Но что это за чары, отец? Я не волшебница, никогда ею не была.
– Тебе достаточно лишь помогать мне, как помогла бы только валькирия. Кто знает мои мысли, что сможет их прочесть.
– Хорошо, отец. – Райна протянула обе руки.
Хрофт с силой вонзил меч в середину круга; ладони валькирии легли в его собственные.
– У тебя много шрамов, дочка… – По лицу Отца Дружин пробежала тень.
– Шрамы украшают валькирию, – пожала плечами Райна. – Давай начинать, отец.
Хрофт кивнул и заговорил.
Не на распространённом старом языке Большого Хьёрварда, общим для богов, людей, великанов и гномов, на языке, которым они пользовались ещё в ту пору, когда никто и слыхом не слыхивал ни о каких «Молодых Богах».
Райна вообще никогда не слыхала подобного языка, казалось, состоявшего из одних шипящих. Так, наверное, говорили бы змеи, если б вообще умели говорить. Валькирия ожидала пламенеющих рун, исконных рун Владыки Асгарда, но вместо этого словно песок шелестел по извивам безводных барханов, словно ветер катил по волнам пустыни сброшенные скорпионами панцири. Некромантия, мелькнуло у Райны. Этой магии не было в древнем Асгарде – или же отец никогда не пускал её в ход. Юная Рандгрид о таких вещах вообще не задумывалась; воительница Райна, напротив, слишком часто пересекалась с «повелителями мёртвых» – и скрещивала с ними клинки, – чтобы не распознать сейчас эти заклятия.
Где отец узнал всё это? Обрёл ли когда-то сам, как обрёл священные руны – или они взялись откуда-то ещё?
От ладоней отца шёл холод. Великий О́дин повелевал и северными ветрами, ему приходилось вырывать из рук ётунов власть над буранами и льдами, метелями и бурями; но сейчас руки Старого Хрофта источали холод могилы.
Казалось бы, как «холод могилы» может отличаться от «просто холода»? Однако Райна не спутала б его ни с каким другим: сосущий, словно вампир, вытягивающий силы и саму жизнь. Не сравнить с обычным звонким зимним морозом, даже самым лютым, когда птицы замерзают на лету.
Райне это не нравилось всё больше и больше. Но «кольцо» составлено, рук не разомкнуть, и она вслушивалась, втягивалась в волны чужого волшебства, чужого и чуждого, делясь собственным, пробуждённым после обретения меча.
Меч отзывался тоже, подрагивал в ножнах, от рукояти исходило тепло, и это было очень, донельзя приятно – словно, стоя под ледяным ветром, ощущать горящий под боком костёр, что не даст пропасть.
А вокруг О́дина и Райны уже поднимались, захлёстывая им колени, волны серого пепла. Словно от брошенного в воду камня, они расходились всё дальше и дальше, взлетали и опадали, точно вся земля вокруг обратилась в тончайшую серую пыль.
У Райны заледенели пальцы, потом ладони, запястья, холод подбирался к локтям. Валькирия умела терпеть и не такое, но руки не просто мёрзли, они немели, отнимаясь и отказываясь повиноваться.
Но заклятия О́дина работали – вокруг Райны медленно, но верно поднимались стены Асгарда, в точности такие, как она помнила; в точности такие, но серые, призрачные, из тонкого пепла. Они дрожали, покачивались, будто норовя вот-вот обрушиться. Валькирия узнавала их – чертоги Тора, покои Бальдра, уютный дом кроткой Идун…
И, конечно же, Валгалла. Чертог Золотых Щитов, тронный зал, сердце Асгарда, его душа. Валгалла поднималась последней, её стены вырастали прямо вокруг Райны и О́дина, скрывая остальную часть Асгарда.
Поднялись колонны, пролегли потолочные балки, возникли высокие двери, за ними – крыша. Сложился трон Отца Богов, и даже стало возникать что-то за ним, там, где в эпоху владычества асов раскидывало могучие ветви Мировое Древо.
Конечно, оно было ненастоящим. Лишь отражением Древа истинного – потому что, когда пал Асгард, и сам священный ясень обратился в такой же серый пепел, как и всё вокруг, Митгард остался стоять, как стоит и посейчас. Ётунхейм опустел, великаны погибли, а немногие уцелевшие давным-давно бежали кто куда, – но земли, горы, реки никуда не делись.
Наверное, это было ненастоящее Древо, раз мир прекрасно обошёлся без него…
Свет померк, над головами Хрофта и Райны сомкнулась крыша. Призрачный двойник настоящего Асгарда был готов; если бы ещё так же просто можно было возродить Асгард истинный, да ещё и со всеми его обитателями…
– Вот, – хрипло сказал О́дин, опуская руки. Райна едва согнула локти, поднося ко рту и пытаясь согреть дыханием заледеневшие ладони.
– Что «вот»? – выдавила она.
– Смотри и слушай!
Отец Богов решительным шагом двинулся к собственному призрачному трону. Райна осталась стоять, кое-как пристроив обе измёрзшиеся руки на тёплый эфес меча.
Что он сделал? Какие силы разбудил, кого лишил вечного покоя? И где, как, откуда добыл такие заклятия?
В том, что это была некромантия высшей пробы, Райна уже не сомневалась.
Конечно, ничего удивительного, что за прошедшие тысячи лет великий бог О́дин научился чему-то новому, но…
Никогда её отец, любивший всех своих дочерей, не творил ничего подобного. Мёртвыми занималась Хель, и никто из асов не вступал в её мрачное царство. Никто не исправлял вопиющую несправедливость, что в жуткие подземелья уходили ничем не провинившиеся дети, старики-пахари, кому не выпало погибнуть с оружием в руках, верные жёны, заботливые матери – всех, всех их, за малым лишь исключением, ждали не переполнявшиеся никогда залы Хель.
Конечно, были поля Фрейи, её чертоги, где собирались «избранные добронравные жёны и мужи, что праведностью своей заслужили спасение от Хель». Но таких было мало, очень мало. Их сторонились, а эйнхерии так и просто презирали. Да и сама добрая Фрейя, если присмотреться, не слишком их защищала перед другими асами, словно стыдясь собственной доброты.
Может, эти заклятия пришли оттуда? Из тех дней, что валькирия Рандгрид не помнила? В конце концов она, младшая из всех Тринадцати, родилась не слишком задолго до Боргильдовой битвы (по меркам асов, конечно), мир был уже целиком и полностью устроен.
– Смотри и слушай! – настойчиво повторил О́дин, останавливаясь возле призрака собственного трона.
Словно лёгкий ветерок пронёсся по исполинскому пиршественному залу. На пустых серых лавках возле пустых серых столов стали одна за другой появляться призрачные фигуры, ещё прозрачнее и бестелеснее сотканных из пепла стен.
Эйнхерии – они возвращались. Райна невольно посторонилась, но никто из призраков её не замечал и она никому не помешала. Да и сами привидения казались «призраками призраков», черты лиц и одеяний стёрты, лишь подрагивающие очертания, плывущие над серым полом контуры человеческих фигур.
Рассаживаются за столами, тянутся за невидимыми валькирии рогами и кубками… сейчас начнётся пир, один из множества, что она видела собственными глазами.
Допустим, здесь и впрямь есть на что смотреть, хотя многого и не увидишь. Но вот слушать? В сером чертоге царила мёртвая тишина, нарушаемая лишь лёгким, на самом пределе слышимого, шорохом клубящегося праха.
– Смотри! – В голосе отца прорезалось нетерпение, словно Райна чем-то вывела его из себя.
Стойте, что это? Вот, прямо на троне?! Призрак… торс, плечи, голова, руки… лицо… его можно разглядеть в деталях, не как остальных эйнхериев.
О́дин. Великий бог О́дин собственной персоной.
Но… как так? Он же жив! Отец жив, вот он, перед ней, с кривой ухмылкой смотрит на собственного бестелесного двойника!
Значит, это не некромантия? Отец просто создал видение былого Асгарда? Но зачем? И потом… она, Райна, родилась не вчера и прожила куда дольше как воительница, как воин Долины, чем валькирия. Она повидала некромантов, и ошибки тут быть не могло.
Заклятия были именно некромантией.
Да, на троне восседает именно бог О́дин. В руке его неотразимое копьё Гунгнир, на плече оба ворона, у ног – волки. Многих деталей не разглядеть, но видно достаточно, чтобы понять: великий Ас радуется.
А перед ним один за другим возникают новые фигуры, в которых без труда угадываются другие асы и асини: Тор со своим молотом, Локи с буйными кудрями, Сиф с волосами до самого пола, Идун с волшебным яблоком в руке…
Они отличаются от отцовой тени на троне, Райна ощутила это тотчас. Призраки мёртвых, только от них исходит вечное, необоримое отчаяние, тоска, страшнее которой быть ничего не может.
Призрак – тень ушедшей души. Тело отдано погребальному костру, душа двинулась великими и тайными путями, закрытыми от смертных, а тень её осталась между мирами живых и мёртвых, не принадлежа ни одному из них.
От теней-асов веяло жутью и не просто замогильным ничто: режущий ветер иных пространств, иного сущего, не похожего на привычное Райне Упорядоченное.
Отец таки вызвал их, с ужасом подумала валькирия.
Смотри и слушай, сказал он. Что они говорят?
Призраки асов не молчали.
Но голоса их лишь немногим отличались от шуршания всё тех же насекомых. На Райну они не смотрели, глядели мимо и самого Отца Богов. Все столпились перед бесплотным троном столь же бесплотного О́дина.