Вторая минута. Шар поднялся выше. Диаметр его около километра, высота – примерно три километра. Смотреть на него без очков все еще трудно, но можно разглядеть на его поверхности темные прослойки.
Третья минута. Шар продолжает стремительно подниматься и увеличиваться. Цвет его стал кроваво-красным, темные полосы и пятна обозначились резче. Из-за горизонта появились клубящиеся облака раскаленного пара.
Пятая минута. Шар теряет правильную форму и превращается в пухлое багровое облако, похожее на солдатскую каску. Диаметр облака – восемь километров, высота – двенадцать километров. Облако тянет за собой огромный хвост пара и пыли.
Десятая минута. Облако раздается вширь. Теперь оно напоминает исполинский гриб на скрученной клочковатой ножке. У основания гриба громоздятся тучи пара.
Пятнадцатая минута. Шляпка гриба расплылась в веретенообразную массу, над которой вырастает второй гриб. Высота верхнего гриба – двадцать пять – тридцать километров.
Через полчаса над океаном неподвижно встал невиданной высоты прямой столб серебристо-серого цвета. Вершина его упиралась в туманное пятно, расползавшееся где-то в ионосфере, на высоте ста – ста пятидесяти километров над океаном.
Адмирал откинулся на спинку кресла и перевел дыхание. Ученые лихорадочно возились у своих приборов. Были слышны их отрывистые возгласы:
– Двадцать пять тысяч… тридцать…
– Температура падает медленнее, чем мы рассчитывали, Джеймс.
– Оставьте этот спектрограф в покое…
– Здесь что-то не так, джентльмены!
– Ага! Радиоуглерод… Позвольте, а это еще что такое?
– Восемьдесят тысяч каунтов!
– Пора выбираться отсюда…
– Ни за что, пока я не кончу! Внезапно самолет сильно встряхнуло. Встревоженный адмирал приказал лечь на обратный курс. И тут кто-то крикнул:
– Атолл горит!
Сквозь облака пара у основания огненного столба мерцало красно-желтое пятно. Это горел, рассыпался и тончайшим прахом уносился внутрь столба обреченный атолл;
Он продолжал гореть и под водой.
Чарли и Дик, убаюканные легкой качкой, спали и счастливо улыбались во сне. Им снилось, что они стали миллионерами. У них есть своя строительная контора, и строят они только огромные башни с алюминиевыми колпаками. Сам человек в тропическом шлеме почтительно здоровается с ними и предлагает им виски с содовой и консервированное пиво.
Кваджелейн
– Проклятый ветер… Ну кто бы мог подумать? Адмирал Брэйв раздраженно ткнул окурок сигары в красивую большую раковину, служившую пепельницей.
– Одному богу известно, что получится из всего этого…
Полковник Смайерс насупился. Генерал Коркран усмехнулся, показав мелкие желтоватые зубы, и откинул со лба жидкую, влажную от испарины прядь.
– Ничего, адмирал. Вы еще должны благодарить бога, что ветер был западный. Представляете, что бы было, если бы ему вздумалось подуть с севера? Как раз в эту сторону, на Кваджелейн?
– Тогда прежде всего досталось бы вашему великолепному теплоходу… «Санта-Круц», или как его там…
– Вот именно. И хлопот было бы много больше. Лучшее из двух зол – меньшее. Брэйв вздохнул:
– Боюсь, хлопот нам хватит и теперь. Ведь на Ронгелапе была наша метеостанция. Четырнадцать нижних чинов и лейтенант.
– И они…
– Попались. Точно так же, как и туземцы.
– Черт побери, – пробормотал Смайерс, вертя зажигалку, – не хотел бы я быть на их месте. Но, боюсь, я не совсем понимаю, что же произошло… Неужели все это наделала наша бомба?
– Нет, – желчно сказал Коркран, – это не наша бомба. Это последнее великое противостояние Марса. Не будьте таким… э-э… младенцем, Смайерс. Дело серьезное.
Брэйв исподлобья взглянул на него, но промолчал. Смайерс обиженно поджал губы:
– Я, разумеется, не ученый. Я только строитель. Но… полагаю, как участник операции, я мог бы рассчитывать на… на более вразумительное объяснение. Ронгелап… туземцы, метеостанция – и наша бомба! И при чем здесь ветер, скажите на милость?
Коркран снял очки, достал из нагрудного кармана кусочек замши и принялся протирать стекла. Без очков и тропического шлема, за который Смайерс втихомолку называл его «английским резидентом», лицо генерала-ученого стало каким-то детским и растерянным.
– Хорошо, Смайерс, попробую объяснить вам популярно. Полмесяца назад мы произвели взрыв нашего устройства – так? Я не буду вдаваться в подробности термоядерного процесса, это долго и скучно. Главное то, что над местом взрыва возникло, по-видимому, плотное облако радиоактивных продуктов взрыва. И ветер понес это облако на северо-восток. К счастью, – на северо-восток, а не на юг, не сюда, на Кваджелейн. Но и на северо-восток было достаточно плохо. На пути облака оказался атолл Ронгелап с населением в две сотни канаков и с нашей метеостанцией…
– Понятно, понятно, – проворчал Смайерс. – Они все заболели атомной горячкой… Искренне благодарен вам, мистер Коркран. – Он подумал и добавил с глубокомысленным видом: – За границей, должно быть, теперь поднимется бешеный шум. Но ведь никто не мог предположить таких последствий, как вы думаете?
Коркран водрузил очки на нос и надменно взглянул на него:
– Считается, что мы должны были учесть все, – даже невозможное.
Брэйв отсутствующим взглядом смотрел куда-то поверх головы генерала, неслышно барабаня пальцами по столу. Он никогда не любил дельцов, перед которыми ему приходилось пресмыкаться, и ученых, от которых в той или иной степени зависела мощь армии и флота. Вдвойне несимпатичны были ему дельцы и ученые в мундирах, как этот Смайерс и Коркран. Но сейчас они делили с ним ответственность за то, что произошло. Его неприятности были их неприятностями. Он закурил новую сигару и благосклонно кивнул генералу-физику:
– Вполне с вами согласен, Коркран. В таких делах всегда есть риск… большой риск. Смайерс вздохнул:
– Интересно, в каком они сейчас состоянии? – Кто? – Те… туземцы и служащие метеостанции.
– А… не знаю, право, – сказал Брэйв. – Их привезли сюда, на Кваджелеин, и разместили в гарнизонном госпитале. Ими занимается некто Нортон, полковник, сотрудник АВСС [11]. Я вызвал его из Японии и он прилетел через день после взрыва.
– Большой специалист? – Говорят, лучший в мире. – Еще бы! – хмуро проворчал Коркран, – Почти десять лет возится с японцами, пострадавшими в Хиросиме и Нагасаки. Должен же он чему-нибудь научиться за это время…
– Он будет здесь через час, я думаю, – сказал Брэйв. – Кстати, Коркран, вы, кажется, принимали участие в испытаниях первой водородной бомбы в пятьдесят втором. Случилось ли тогда что-нибудь подобное?
– Нет, все прошло нормально.
– И чем вы это объясняете?
Коркран пожал плечами: ..
– Эти водородные бомбы – капризные штуки. Чрезвычайно трудно предсказать все последствия взрыва, Понимаете… слишком много факторов, которые трудно или невозможно учесть заранее.
– Например?
– Гм… Форма оболочек, их толщина… материал. Гм… Расположение урановых запалов… Мало ли что… Кстати, почему вы называете их бомбами?
– То есть…
– «Бомбы»! – Коркран презрительно фыркнул. – Даже то чудище, которое мы испытывали сейчас, весило со всеми приспособлениями около сорока тонн. А в пятьдесят втором это был чудовищный, неуклюжий фургон весом в семьдесят тонн, и будь я проклят, если кто-нибудь знал заранее, что из него получится!
Смайерс с любопытством взглянул на генерала, На лице которого изображалась смесь самодовольства и крайней степени брезгливости.
– Значит, можно ожидать, что следующий экземпляр будет уже настоящей бомбой?
– Возможно. Видите ли, господа, первая термоядерная установка была чрезвычайно примитивной по конструкции. Смесь жидкого дейтерия и жидкого трития, устройства для их хранения, необычайно громоздкие и нерентабельные… Сейчас мы испытали более совершенный образец; Основой в нём было твердое вещество – соединение лития с дейтерием и тритием.
Брэйв зевнул.
– К сожалению, – проговорил он, – первенство здесь принадлежит не вам.
– Русским? – спросил Смайерс. – Увы, да.
Генерал Коркран покраснел.
– Ничего нет удивительного! – сердито выкрикнул он. – Они тоже не зевают, да никогда и не зевали, если вам угодно знать.
– А! – сказал Брэйв. Вот и Нортон! В комнату вошел высокий, худощавый человек с утомленным лицом, в коротких штанах и простой серой рубашке с засученными рукавами.
– Позвольте вас познакомить, господа. Полковник Нортон – генерал Коркран…
– Мы уже знакомы… во всяком случае, – заочно, – буркнул Коркран кивая.
– Полковник Нортон – полковник Смайерс.
– Очень рад, сэр, – сказал Смайерс.
– Ну, как у вас там? – спросил Брэйв, когда Нортон опустился в кресло у окна.
– Никто не умер? – насмешливо процедил Коркран. Нортон внимательно взглянул на него, затем посмотрел на Брэйва:
– Я думаю, все в порядке, сэр. Опасности нет никакой.
– Слава тебе, господи, – сказал Брэйв.
– Хорошо, что вы вызвали меня сразу же, – продолжал Нортон. – Я успел произвести полную дезактивацию, промывание желудков и прочее…
– Воображаю! – хмыкнул Коркран. – Думаю, что теперь можно поручить лечение вашим местным врачам. Я дал необходимые инструкции, и они справляются превосходно… Одним словом, если дело только в этих беднягах с Ронгелапа, то все в порядке.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Брэйв.
– Не пугайте адмирала, доктор! – насмешливо осклабился Коркран. – Он и так достаточно переволновался из-за этих несчастных канаков. Вы представляете, что теперь будет с мировым общественным мнением?
– Черт бы его побрал! – с большим чувством сказал Брэйв.
– Не знаю, джентльмены… – Нортон встал. – Для меня человеческая жизнь есть человеческая жизнь, не меньше. Независимо от общественного мнения. Лучевые удары – это очень болезненно и очень опасно. Вряд ли. они могут быть темой для шуток…
Он шагнул к двери, но в этот момент на пороге появился лейтенант Погги, адъютант Брэйва.