рпимой боли она не заметила, как начала превращаться из наивной влюбленной дурочки в жестокосердное чудовище.
– Ты знаешь, каково быть мертвецом, моя маленькая девочка. – Максимилиан, самый лютый ее враг, самый любимый мужчина на свете, смотрел на Ольгу с грустью и нежностью. – Ты сама мертва уже много лет, ты просто не заметила этого.
– Я заметила… – Ольга шагнула в его распахнутые объятья. – Я умерла в тот самый день, когда ты бросил меня, Максимилиан. Если бы ты знал, как я страдала все эти годы!
– Я знаю. – Призрачная ладонь коснулась ее щеки точно так же, как много десятилетий назад. – Я виноват перед тобой и я знаю, как все исправить…
Да, он знает, он заберет ее с собой. Им обоим уже давно здесь не место.
– Как хорошо, что ты пришел за мной, любимый, – успела она шепнуть до того, как мир живых поглотило ослепительно-яркое пламя…
В тот самый момент, когда Хельга коснулась барона, все изменилось. Невыносимо яркая вспышка враз загасила и факелы, и костер, обрушила на землю плотную, непроглядную темноту. Темнота длилась долго, Громов уже подумал, что ослеп, когда в чернильно-черной вселенной начали одна за другой вспыхивать звезды. Последней, точно гигантская электрическая лампочка, зажглась луна, заливая молочным светом полянку и людей.
Демос лежал на спине, раскинув в стороны руки, и по его совершенно бескровному лицу Громов никак не мог понять, жив тот или нет. Рядом валялся бесчувственный Алекс. Гальяно уже приходил в себя. Стоя на четвереньках и мотая головой из стороны в сторону, он бормотал что-то невразумительное и злое одновременно. Но эти трое заняли лишь малую толику внимания; еще не до конца оправившись, так же, как и Гальяно, на коленях, Стас подполз к неподвижной Анюте, всмотрелся в перепачканное копотью лицо, с замиранием сердца прислушался к сбивчивому и сиплому дыханию, осторожно, стараясь не касаться кожи, убрал с босых ног обгорелые ошметки платья. Ноги были обожжены, сильно обожжены…
Анюта застонала и открыла глаза. В этот самый момент Громов все решил: и за себя, и за нее. Отныне у них точно все сложится хорошо, потому что хуже, чем было, уже некуда, потому что он сделает все возможное, чтобы впредь Аня могла ему доверять.
– Анюта, тебе очень больно? – спросил он, уже заранее зная ответ. Как может быть небольно с такими ожогами?!
– Терпимо. – Она даже попыталась улыбнуться. Сильная девочка. – А где Максимилиан?
– Ушел, кажется… Ушел и забрал с собой Хельгу. Анюта, ты потерпи, мы все сделаем, все исправим. – Громов шарил в темноте, а в голове вертелась какая-то очень важная, но еще не сформировавшаяся до конца мысль. – Ты только не плачь, хорошо?
– Я не плачу. – Она попыталась сесть, но тут же застонала от боли. – Похоже, с такими ногами юбок мне больше не носить. – В ее голосе не было отчаяния, лишь отстраненная констатация факта.
– Анюта, будешь ты носить юбки: и макси, и самые короткие мини! С твоими ногами только и нужны мини, я их как увидел, еще тогда, давным-давно, так сразу и подумал…
– Не это ищешь? – Окончательно пришедший в себя Гальяно протягивал Стасу хрустальный флакон. – Если я правильно понял, это почти как живая вода…
Вот она и сформировалась – его очень важная мысль! Громов взял флакон осторожно, как самую великую ценность в мире, и так же бережно присыпал пеплом обожженные Анютины ноги.
– И Демосу. – Она снова попыталась сесть. – Ему тоже нужно.
– Демосу нужно. – Гальяно деловито покивал. – На голове у него конкретная такая рана, до сих пор диву даюсь, как он сюда дошел. Наверное, только благодаря барону.
– На, действуй! – Громов сунул в руку другу флакон.
– А они точно того? – Гальяно опасливо осмотрелся. – Исчезли?
– А кто из нас магистр черно-белой магии? – проворчал Громов и, на ходу вытаскивая из джинсов ремень, направился к Алексу. – Давай, пошевеливайся, а я пока с этим уродом разберусь, чтобы не было потом проблем.
Алекс оказался жив, но так и не очнулся, хотя Громов с ним совершенно не церемонился. Пускай, так будет даже спокойнее. Зато Демос пришел в себя почти сразу после того, как Гальяно щедро присыпал оставшимся во флаконе пеплом его окровавленную макушку. Мало того, он, как и Анюта, тут же попытался встать и так же, как и она, рухнул обратно.
– Да куда ты?! Ишь, шустрый какой! – Гальяно подхватил парня за плечи. – Всю ночь за тобой гоняюсь, прямо упарился весь, а тебе все неймется.
– Где я? – Демос совсем по-детски шмыгнул носом, осторожно потрогал запекшуюся над верхней губой кровь. – Я в обморок упал, что ли? – В его голосе было столько разочарования и обиды, что Громову всего на мгновение стало его даже жалко. Да, пропустил парень самое интересное – какая досада!
– Упал-упал! – успокоил его Гальяно. – Вот как этот козлина тебе по башке врезал, так и упал.
– А дальше что? Почему я здесь? Где Анна?! – Демос снова рванулся вперед, но Гальяно не позволил, силой прижал к земле.
– Угомонись, говорю! – гаркнул он. – Жива твоя Анна, не переживай. Все, кому надо, живы.
– А кому не надо? – все ж таки парень извернулся, посмотрел на лежащую в нескольких метрах от него Анюту таким взглядом, за который Громову в ту же минуту захотелось его придушить. Наглая нынче пошла молодежь – смеет заглядываться на чужих девушек.
– А кому не надо, того здесь уже нет, – буркнул Гальяно. – Ты совсем, что ли, ничего не помнишь?
– Что я должен помнить?
– Ничего! – вмешался в разговор Громов. – Я бы на твоем месте забыл даже то, что помнил, чтобы не было проблем.
– С кем проблем? – Демос с вызовом вздернул подбородок и тут же со стоном схватился за разбитую голову.
– Да хоть с милицией. Тебе хочется объяснять ментам, что ты делал посреди ночи в компании маньяка-убийцы? Мама с папой это одобрят?
– Не твое дело!
– Уже мое! – рявкнул Громов и тут же испуганно покосился на вроде как задремавшую Анюту. – И лучше бы тебе послушать, что говорят взрослые дяди. Сейчас Гальяно отвезет тебя в больницу. Там скажешь, что гулял… – он окинул критическим взглядом готическую экипировку Демоса, – да сам придумай, где. Ты гулял, на тебя напали, тюкнули по голове, ограбили. Кто напал, ты не видел, знать ничего не знаешь. Вот шел Гальяно, добрый человек, увидел тебя и отвез в больницу.
– А как же вы? – спросил Демос уже совершенно нормальным, даже чуть виноватым тоном.
– А у нас выбор небольшой, – Громов пожал плечами, – мы будем сдаваться.
– А чего это? – встрепенулся Гальяно. – А давай просто свалим и все!
– Ты и так свалишь, ты вон его в больницу повезешь. – Громов начинал заводиться от их непонятливости. – Но с этой падлой нужно что-то делать! – он пнул ногой Алекса. – Не бросать же его здесь?! В любом случае придется ментов вызывать…
Не слушая возмущенное бубнение Гальяно, он снова подошел к Анне, присел рядом, погладил по бледной щеке, сказал виновато:
– Анюта, похоже, по-другому никак. Я понимаю, все это очень… тяжело для тебя будет…
– А для тебя? – она вдруг с неожиданной силой сжала его руку. – Громов, он же молчать не станет! Он все расскажет! Вдруг они подумают, что ты тоже?..
– Все будет хорошо, – сказал Стас как можно увереннее. – Как-нибудь выкручусь. Да и что он расскажет? Что был со мной знаком? Хельги больше нет, барона тоже нет… Давай-ка я лучше вызову тебе «Скорую», ну и ментов до кучи. – Он обернулся к Гальяно и Демосу, добавил устало: – Ребята, шли бы вы уже! Гальяно, отдай пацану свой шейный платок. Пусть повяжет на голову, как бандану. Тут недалеко дачный поселок, я видел автобусную остановку. Как-нибудь доберетесь, только не светитесь лишний раз.
Они уходили с явной неохотой, останавливались, оборачивались, словно надеялись, что Громов передумает, но он уже все для себя решил. Он замарался в этом грязном деле больше других, ему и отвечать. И нечего утешать себя тем, что он не догадывался о планах Хельги. Взрослый мужик, голова на плечах была…
Когда Гальяно с Демосом наконец убрались, он немного помолчал, а потом спросил:
– Анюта, ты как?
– Уже почти не болит. – В подтверждение своих слов она даже коснулась обожженной коленки. – Наверное, пепел и в самом деле действует.
– Очень хорошо, что не болит. – Стас улыбнулся. – Тогда, может, поговорим? Я должен тебе многое объяснить…
– Поговорим. – Опираясь на локоть, она привстала, заглянула ему в глаза. – Давай обсудим, что станем отвечать, когда приедет милиция.
– Анюта, ты не понимаешь…
– Я все очень хорошо понимаю! – она протестующе мотнула головой.
– Но я должен тебе сказать…
– Скажешь. – Она улыбнулась, и от этой ее светлой и безмятежной улыбки у Громова земля ушла из-под ног. – У нас будет еще много времени для разговоров, а пока нужно позаботиться о твоем алиби. Нас наверняка видели вместе соседи, скажем, что ты мой молодой человек.
– Анюта, – перед тем как заговорить, Громов сделал глубокий вдох, – а давай я на самом деле буду твоим молодым человеком. Не для алиби, понимаешь?
– А для чего тогда? – спросила она растерянно.
– Для души, – ответил он, всматриваясь в светлеющий вдали горизонт. – Я ведь только сначала с тобой ради дела, а теперь…
– А теперь?
– А теперь я уже без тебя не смогу… – сказал, и с души сразу точно гранитная плита свалилась. – Ты же не знаешь меня совсем, Анюта. Я же могу быть и нормальным, то есть, если нужно, я всему научусь, чтобы соответствовать…
– Громов, – он не видел, но по голосу слышал, что она улыбается. – Громов, не надо соответствовать. Ты мне другой не нужен.
– А такой, как есть? – отважился он спросить.
– А такой, как есть, очень даже. Поэтому давай наконец подумаем над твоим алиби…
– Минуточку!
Кто бы знал, что, стоя на обломках рухнувшей жизни, можно быть таким счастливым, что даже дымная горечь не в силах заглушить сладость от робкого, но как воздух необходимого поцелуя! Не врут ребята из Голливуда, оказывается, и такое бывает…