Телефон она больше не проверяла. Пропущенные звонки от матери, от Эльвиры, от Артура — все они остались без ответа, как крики в пустоту. С матерью говорить не хотелось — её слова, её равнодушие всё ещё жгли, как соль на ране. Эльвира, её сестра, чьё имя вызывало лишь горький привкус во рту, была вычеркнута из её мира. Артур пытался дозвониться — трижды, судя по уведомлениям, но Альбина лишь стирала его имя с экрана, не чувствуя ничего, кроме холодной пустоты. Она не хотела слышать его оправдания, его голос, который заставлял её сердце биться быстрее.
В воскресенье позвонила хозяйка квартиры. Её голос, обычно резкий, был непривычно мягким, почти сочувствующим. Она рассказала, что Артур и Эльвира приезжали — вместе, держась за руки, будто их союз был чем-то само собой разумеющимся. Они расспрашивали, куда могла уехать Альбина, выпытывали, не оставила ли она адреса. Хозяйка, женщина, которую Альбина видела от силы три раза, заметила, что Эльвира выглядела дёрганой, с покрасневшими глазами, будто плакала, а Артур был напряжён, словно боялся чего-то. Альбина слушала, глядя в стену, и лишь горько хмыкнула. Никаких эмоций — ни гнева, ни боли, ни жалости. Только пустота, как будто огонь, что когда-то полыхал в её груди, выжег всё дотла, оставив лишь пепел.
Диме Эльвира тоже звонила. Альбина видела, как он посмотрел на экран, как его пальцы дрогнули, как дернулась щека, но он лишь хмыкнул — так же горько, как она сама, — и выключил телефон. Они не обсуждали это. Не обсуждали ни Эльвиру, ни Артура, ни звонки, ни хозяйку. Они просто существовали рядом, в этой маленькой квартире, где каждый угол был пропитан их общей болью. Дима молча варил кофе по утрам, отдал ей одеяло, когда она заняла диван на кухне, и не спрашивал, как она. Он знал. А она знала, что он чувствует то же самое.
На работе ее встретили глаза коллег: всезнающие, у кого-то сочувственные, у кого-то злорадные. Ее быстрый рост, а потом столь же стремительное падение не прошло незамеченным, новости разносились по компании как лесной пожар. Альбине было все равно.
Она пришла на работу к девяти, высидела все совещания, отвечая за свое направление ровных, холодным, лишенным жизни голосом, глядя прямо перед собой, но внимательно отвечая на все вопросы, не давая поймать себя. Не страшась встречи с Артуром, даже в коридоре – ведь знала, что хуже ей уже не будет.
Однако на работе Артура не оказалось. Не появился он и во вторник, и в среду.
Коллеги знали, где он, но Альбина не интересовалась, не спрашивала, не прислушивалась к сплетням. Как робот выполняла свои функции, почти ни с кем не разговаривая. Даже попытки Ирины Александровны вывести ее хоть на что-то оказались неудачными.
— Если вы ещё раз скажете, что приложения к соглашению не готовы, — отчеканила она в телефон, глядя на экран ноутбука, где краснели исправления в документе, — в пятницу на стол Ярослава Геннадьевича ляжет служебная записка. В ней будет написано, что Воронов Александр Иванович, начальник отдела развития сельских территорий, принял решение отказаться от соглашения с «Миита-строй» в части реставрации домов культуры в трёх муниципалитетах. И со своим министром объясняться будете сами. Думаю, его такие новости очень порадуют.
Она бросила трубку, не дожидаясь ответа, и продолжила смотреть в экран, её лицо было неподвижным, но в глазах на миг вспыхнул гнев — тот самый огонь, что тлел внутри с той ночи.
— Ни хрена себе, подсолнушек, — моргнула Ирина Александровна, сидевшая за соседним столом. Её брови поползли вверх, а в голосе смешались удивление и уважение. — Вот это ты его припечатала!
— Достали, — зло бросила Альбина, не отрываясь от экрана. Её пальцы стучали по клавиатуре с такой силой, будто она вымещала на ней всю накопившуюся ярость. — Третий раз присылают приложения с ошибками. Я им что, сотрудник министерства, их косяки исправлять?
Ирина покачала головой.
- В пятницу Артур Ярославович вернется… - осторожно заметила она.
- У меня все готово к отчету, - ровно и холодно отозвалась девушка.
- Я не про отчет…. – откашлялась Ирина. – Ты сгораешь… девочка….
Альбина резко подняла голову на коллегу и посмотрела на нее холодно. Но под теплым, почти материнским взглядом этой женщины, выдохнула.
- Ярослав Геннадьевич был в бешенстве…. – очень тихо заметила Ирина, подвигаясь ближе. – Инка рассказала. Он Артура, прости, похоже и в хвост, и в гриву выебал за все….
— Меня это каким местом касается? — Голос Альбины дрогнул, несмотря на её попытку сохранить холодность. Она сжала мышку так, что та жалобно хрустнула, и отвернулась к экрану, но слова Ирины уже вонзились в неё, как осколки.
— А таким, что Ярослав и сам не знает, что с этим делать, — тихо, но твёрдо сказала Ирина. — Артур тебя ударил, это факт, не отрицай. Больно ударил. Но и отца подставил. Все видели, как Ярослав тебя принял, дал зелёный свет, продвигал, доверил. А Артурик выкинул такой финт. Теперь Ярославу приходится разгребать, потому что эта история не только про тебя — она бьёт по нему, по его репутации. И по компании.
Альбина молчала, её губы дрожали, но она стиснула зубы, не давая эмоциям вырваться. Огонь в груди вспыхнул ярче, но теперь он смешивался с чем-то другим — горьким, холодным, как лёд, что сковывал её сердце, когда она думала об Артуре. Она ненавидела его. Ненавидела Эльвиру. Ненавидела Ярослава, который, как ей казалось, видел в ней лишь пешку в своей игре. И ненавидела себя за то, что всё ещё чувствовала эту боль.
— Пусть они оба этим зелёным светом подавятся, — наконец огрызнулась она, и её голос был полон яда. — До зелёной рвоты, желательно.
Ирина посмотрела на неё с удивлением, но затем её губы тронула лёгкая улыбка — не насмешливая, а тёплая, как будто она видела в Альбине что-то, чего та сама не замечала. Она не стала спорить, не стала утешать. Просто кивнула, похлопала Альбину по плечу и вернулась к своим бумагам, оставив её наедине с ноутбуком, гневом и тлеющим внутри пламенем.
- Ярослав приказал тебе завтра на общей оперативке быть, - тихо сказала она.
- Зачем? – вот теперь Ирина ее действительно удивила. – Я всего лишь сотрудник отдела….
- Которому я готовлюсь передать важнейшее направление в компании. Ты не участник совещания, ты – пока наблюдатель.
- Я вообще первый кандидат на увольнение, - отрезала девушка. – Лучшее решение для этой семейки.
Ирина тяжело вздохнула, словно она знала что-то, чего не знала еще и сама Альбина. Чего-то, о чем говорить не стала, но понимала, что рано или поздно это всплывет.
- Никто увольнять тебя не станет, - все-таки ответила она. – Я больше боялась, что ты это сделаешь сама. И Ярослав, видимо, тоже, раз убрал Артура из компании на неделю, подальше. Отправил на север области мозги отмораживать окончательно. Но ты…. Удивила. Не скрою. Ольга в понедельник думала уже, кем тебя заменить, а ты….
— Я не собираюсь из-за одного неудачного траха менять свою жизнь, — ледяным тоном отрезала она, глядя прямо в глаза Ирине. Её голос был твёрдым, но внутри всё дрожало, как будто слова рвали её на части.
— Альбина! — Ирина нахмурилась, её голос стал строже, но в нём всё ещё была теплота.
— В следующий раз, Ирина Александровна, если я решусь с кем-то спать, — продолжила Альбина, её тон стал ядовитым, почти саркастичным, — то хотя бы поимею с него по максимуму. Деньги, связи, что угодно. Так, кажется, сейчас принято в приличном обществе?
С этими словами, не глядя ни на кого из коллеги и пробормотав прощание, она молча ушла с работы.
Ирина закрыла глаза, тихо матерясь про себя. Как же ей сейчас хотелось сжать с силой шею того, кто сам того не понимая, перемолол одну светлую душу. И сам бог не мог сказать, что из этого всего выйдет.
26
Не знала и сама Аля. Всю неделю в ней жила пустота. На работе, хоть она и сидела с каменным лицом, боль отдавалась от каждого ее взгляда и воспоминания, пусть и загнанная глубоко внутрь, пусть и подавленная огнем, что горел внутри. Но возвращаясь домой к Диме, она ложилась на свой диванчик на кухне, сворачивалась клубком и просто лежала.
Ели они то, что покупали: готовить не хотелось ни ему, ни ей. Она видела, как работает ее лучший друг, и понимала, он тоже выгорает изнутри. Его глаза, когда-то тёплые, теперь были тусклыми, как потухшие угли. Он работал — фрилансил, сидя за ноутбуком до глубокой ночи, — но делал это механически, без искры. Она знала, что он всегда любил Эльвиру. Сколько Альбина его помнила, Дима смотрел на её сестру с тихой, почти благоговейной нежностью. Он никогда не надеялся на взаимность — Эльвира была слишком яркой, слишком далёкой, как звезда. Но потом она дала ему шанс. Крошечный, хрупкий, как стеклянная бусина. Для Эльвиры это было мимолётным увлечением, если вообще было чем-то серьёзным. Для Димы — источником тепла, света, жизни. Он цеплялся за этот шанс, пока Эльвира не разбила его, уйдя к Артуру, оставив Диму в той же пустоте, где теперь жила Альбина.
Она навела небольшой порядок в маленькой квартире, взяла на себя обязанность мыть посуду, закидывать в машинку их вещи. Они жили бок о бок, как брат с сестрой, почти не разговаривая, иногда лениво обмениваясь новостями.
Как-то за вечерним чаем Дима признался, что его мама – соседка Ковалевых – в хлам разругалась с матерью Альбины, назвав приехавшую Эльвиру сукой и потаскухой. Женщина даже ударила девушку по лицу, проклиная день, когда ее сын влюбился в продуманную тварь. Скандал обсуждала вся деревня.
Как ни странно, эта новость вызвала у Альбины злую усмешку, хоть она и понимала, что теперь уже не поедет в село очень долгое время.
Мать звонила еще пару раз, и Альбина даже нашла в себе силы с ней говорить. Но не долго, просто отключая звонок, чем, уверенна, вызывала в матери невероятное раздражение и откровенное непонимание.
— Значит, завтра увидишь их обоих… — резюмировал Дима, глядя в свою кружку, словно там мог найти ответы. Его голос был тихим, но в нём сквозила тоска, острая, как лезвие.