же назначаетесь моим помощником на период кампании. С соответствующим должностным окладом.
В глазах Альбины потемнело, как будто кто-то выключил свет. Бешенство, дикое, звериное, рванулось из глубины её груди, где весь этот день тлел холодный огонь. Она сжала кулаки под столом, её ногти впились в ладони, и только невероятным усилием воли она загнала этого зверя обратно в клетку. Её лицо осталось неподвижным, как маска, но она подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза Ярослава, вложив в него всё презрение, какое только могла собрать. Её взгляд был острым, как лезвие, и тяжёлым, как свинец — обвинение, которое она не озвучила.
И кивнула. Коротко, резко, как будто ставила точку.
Она поняла всё в тот же миг. Это было не повышение. Это был подкуп. Её покупали, как дешёвую куклу, от которой ждут молчания и покорности. Её боль, её предательство, её раздавленную душу оценили в новую должность и прибавку к зарплате. Затыкание рта, подачка любовнице за отставку — вот что это было. И все в этом кабинете знали. Знали топ-менеджеры, опустившие глаза к своим бумагам. Знала Райя, чьи пальцы замерли над клавиатурой. Знал Артур, чей ленивый, довольный взгляд она почувствовала, как удар. И знала она сама. Ярослав подтирал дерьмо за своим сыночком, и она была лишь частью этой уборки.
Ирина, сидевшая рядом, со всей силы вцепилась в руку девушки. Её аккуратные, ухоженные ногти впились в нежную кожу Альбины почти до крови, и этот резкий укол вернул реальность. Она мельком взглянула на Ирину — серые глаза старшей коллеги молили о молчании, почти кричали: «Не делай глупостей. Не сейчас». Альбина стиснула зубы, её челюсть задрожала от напряжения, но она промолчала. Сухо улыбнулась, когда топ-менеджеры пробормотали дежурные поздравления, их голоса звучали, как шелест бумаги. Поймала взгляд Артура — ленивый, дружелюбный, почти снисходительный, как будто он дарил ей прощение за то, что она посмела быть частью его жизни. Она заставила себя ответить почти тем же — холодной, натянутой улыбкой, которая резала её изнутри, как стекло.
— Благодарю, Ярослав Геннадьевич, — её голос был сухим, как пустыня, но твёрдым. Она не дрогнула, не дала ни тени слабости.
Досидела до конца совещания, хотя каждый удар сердца отдавался в висках, а огонь в груди грозил вырваться и спалить всё вокруг. Ярослав говорил о новых задачах, о кампании, о сроках, но его слова тонули в звенящей пустоте её мыслей. Она не слушала. Она думала о том, как этот кабинет, с его белыми стенами и стеклянным столом, стал клеткой, где её унизили, перекупили, заставили играть по их правилам. Когда совещание закончилось, Альбина встала первой.
27
Новый кабинет был маленьким, но отдельным, с тремя столами, один из которых заняла Ирина Александровна, а два других пока зияли пустотой, как напоминание о будущем, которое Альбина не хотела видеть. Её рабочее место — угол, отгороженный тонкой стенкой, почти личный кабинет — было обставлено с показной щедростью: широкий стол из тёмного дерева, удобное кресло с мягкой обивкой, новенький ноутбук, маленький и дорогой, как игрушка для избранных. Панорамное окно открывало вид на город — серый, дымный, с далёкими огнями, что мерцали, как чужие жизни. Начальник отдела в 23 года. Звучало как победа, но на вкус было как пепел.
Коллеги по блоку поздравляли её сквозь стиснутые зубы, их улыбки были натянутыми, а в глазах плескались затаённые зависть и презрение, острые, как уксус. Руководители отделов тоже подходили — с дежурными фразами, с рукопожатиями, от которых хотелось вымыть руки. Никто в компании не питал иллюзий. Все знали, почему её назначили. Каждое «поздравляю», каждый косой взгляд был новой пощёчиной, напоминая, что её боль купили за должность, что её молчание оценили в оклад и отдельный стол. Альбина отвечала сухо, её губы едва шевелились, а внутри огонь, что тлел с той ночи, грозил вырваться и спалить всё вокруг.
Только Ирина оставалась рядом, её тёплый взгляд и лёгкие касания плеча были как якорь в этом море фальши. И Ольга Альбертовна поздравила искренне, её голос был мягким, но без жалости. В пятницу вечером, когда офис опустел, они втроём остались в новом кабинете Альбины. Ирина разлила коньяк из маленькой бутылки, спрятанной в её сумке, в три пластиковых стаканчика. Стаканы выглядели нелепо на фоне дорогого стола, но это было единственное, что казалось настоящим.
— Рановато, — заметила Ольга, откидываясь в кресле и глядя на Альбину с лёгкой улыбкой. — Но ты справишься, Аля. У тебя есть всё, чтобы справиться.
Альбина взяла стакан, её пальцы дрожали, но она скрыла это, сделав глоток. Коньяк обжёг горло, но не заглушил горечь, что сидела в груди, как старый шрам.
— Вы обе прекрасно знаете, почему меня назначили, — сказала она, её голос был низким, пропитанным сарказмом и болью. — Это не про потенциал. Это про то, как заткнуть мне рот. Как подтереть за Артуром. Подачка, чтобы я не устроила скандал.
Ольга покачала головой, её глаза, тёмные и усталые, смотрели на Альбину с чем-то похожим на уважение.
— Ты недооцениваешь Ярослава Геннадьевича, — спокойно ответила она. — И себя тоже. Да, на мой взгляд, это преждевременно. Но у тебя есть потенциал. Самый большой, какой я видела у своих подчинённых. Даже будь ты его… — она запнулась, прикусив язык, и быстро поправилась, — в общем, он видит, на что ты способна. И ценит это. Поверь, он не разбрасывается такими должностями просто так.
— Согласна, — кивнула Ирина, её голос был мягким, но твёрдым, как всегда. Она откинулась на стуле, держа стакан в руке. — Не похоже, что он сделал это из жалости, Аля. Кампания будет сложной, а я… — она вздохнула, её лицо на миг стало старше, чем обычно. — Я не вывожу уже, бабы. Устала. Вы не замечаете, привыкли, но я-то вижу, как сдаю. А ты, Аль, молодая, дикая… Вон как Мииту сегодня перекосило, когда ты ему «спасибо» сказала. Словно по яй… — она хмыкнула, — ну, под дых врезала.
Альбина приподняла бровь.
- Он-то ожидал чего угодно: радости, благодарности….. а ты его словно ошпарила своим взглядом. Хорошо хоть словами не добила – хватило ума. Но поверь…. Он заметил. И запомнил, - добавила она тише.
Все трое помолчали.
- Я помогу, - вдруг сказала Ирина. – Не бойся, я тебя не брошу.
- Да и я подстрахую, - согласилась Ольга, допивая коньяк. – Эх, мне теперь тоже головняк, новую сммщицу искать. Желательно такую как ты, но это уже из области фантастики….
Как-то незаметно они обе покинули новый кабинет Альбины, оставив ту наедине со своими горькими мыслями и эмоциями.
И бутылку коньяка оставили.
Аля тихо хмыкнула, убирая ее в новый шкаф.
Тихо зазвонил телефон. Бросив на экран беглый взгляд, Альбина едва не выругалась – снова звонила Эльвира. Судя по тому, что Артур с работы уже ушел, он уже рассказал ее сестренке новости.
Интересно, хмыкнула Аля, сколько они еще ее задабривать будут? Что еще предложат, чтобы сменила гнев на милость?
- Не возьмешь трубку? – раздался позади нее спокойный, глубокий, чуть хрипловатый голос, от которого внутри все перевернулось.
Она медленно повернулась и, глядя прямо в темные глаза, ответила.
- Нет. А надо?
Миита помолчал, медленно осматривая новый кабинет нового начальника отдела. Он не спешил отвечать, не торопился уходить. Вместо этого шагнул внутрь и присел на краешек её стола, его пальцы чуть коснулись полированной поверхности, а глаза остановились на стакане с недопитым коньяком. Этот жест — небрежный, почти интимный — выбил её из колеи, но она не подала виду, стиснув зубы.
— Думаю, тебя хотят поздравить… — наконец сказал он, его голос был ровным, с едва заметной улыбкой, которая могла быть как насмешкой, так и чем-то ещё — Альбина не могла разобрать.
— Было бы с чем… — отрезала она, её тон был острым, как лезвие. Она не видела смысла играть в игры с Ярославом — игроком, который был изначально сильнее, умнее, опытнее. Её слова повисли в воздухе, как вызов, но она не отвела взгляд, хотя чувствовала, как огонь в груди вспыхивает ярче, грозя вырваться.
Ярослав слегка наклонил голову, его улыбка стала чуть шире, но в ней не было тепла — только холодный расчёт, как будто он изучал её, как шахматную фигуру. Он медленно взял стакан с коньяком, повертел его в пальцах, словно раздумывая, и поставил обратно, его движения были неспешными, театральными.
- Ты злишься, — заметил он тихо. — И, похоже, не только на Артура. На меня. На всех нас. И это хорошо…. Злость – великий двигатель, Аля…. – он впервые назвал ее коротким именем, от чего она онемела. – Но во всем нужна мера….
— В подлости, полагаю, тоже? — в тон ему спросила она, чуть прищурив глаза.
Ярослав пожал плечами, его движение было лёгким, небрежным, но глаза — тёмные, непроницаемые — не отпускали её.
— Подлость вообще границ не знает, — ответил он, его тон был ровным, но в нём мелькнула тень усталости, может быть, или цинизма. — Но есть такое понятие, как семья.
Альбина невольно усмехнулась, горько, едва слышно. Она потёрла переносицу, словно пытаясь стереть его слова, и отошла от окна, где стояла, глядя на город, как на чужую жизнь. Её шаги были медленными, но твёрдыми, и она подошла к столу, навалившись на него руками с противоположного от Ярослава конца. Её пальцы сжали край столешницы, а взгляд, полный злости и боли, вонзился в него, как кинжал.
— А что, семья предполагает всепрощение? — ядовито бросила она, голосом, пропитанным сарказмом и болью.
Ярослав не ответил сразу. Его взгляд стал тяжелее, как будто он взвешивал её слова, её гнев, её саму. Он медленно откинулся назад, всё ещё сидя на краю стола, и сложил руки на груди. Тишина между ними была густой, как туман, и Альбина чувствовала, как её сердце колотится, но не отступила, не отвела глаз.
— Семья предполагает компромиссы, — наконец сказал он, его голос был тихим, но твёрдым. — Иногда — тяжёлые. Иногда — несправедливые. Но они держат нас вместе.
- Нас? - фыркнула Альбина. - Кого, нас? Вашего сына? Мою сестру? Ну отлично, они вместе. Меня только не приплетайте к этой идиллии! - Она с силой стукнула по столу руками. - Зачем вы здесь? Вы свою роль выполнили, подтерли за Артуриком! Почему-то уверена, не первый раз....