— Пиздец... — простонал Дима, едва не переворачивая чашку рукой. — Полный, мать его, пиздец. Как так-то, Аль? Неужели вы не…
— Нет, — перебила она спокойно, без эмоций, словно повторяла это уже раз десятый. — Не предусмотрела. Не подумала. Не спаслась. Это мой косяк, и только мой.
— Он тоже виноват! Не оправдывай ты это уебище! — вскинулся Дима, зло хлопнув по столу ладонью.
— Дим. — Она впервые посмотрела ему в глаза. Тихо, спокойно, без агрессии, но с твёрдостью. — Моё тело — моя ответственность. Не его, не его отца, не кого-то ещё. Я не ребёнок. Я знала, откуда дети берутся. Я знала, что хочу его. Знала, что надеюсь на "пронесёт". Не пронесло.
На мгновение повисла тишина. Даже город за окном будто притих.
— Что теперь? — глухо спросил он, словно боялся услышать ответ.
- Не знаю, - Альбина вздохнула и отвела глаза. – Мне - 23, ни работы нормальной, ни карьеры…. Не приведи бог кто-то из них узнает…. Я даже реакцию боюсь предсказать…. Мать истерику закатит…. Элька…. Ну у той вообще скандалище будет….. Нет, Дим, никто ничего не узнает. И пусть решает судьба, что дальше. Но мы с тобой до конца?
- Да, Аль, - поджал он губы. – Я с тобой до конца. Уже начал, но это времени требует…. А ты….
- На следующей неделе я все равно постараюсь поговорить с мамой…. - выдохнула Альбина, опуская взгляд на чашку. Пальцы машинально обвели ободок, как будто пытаясь сосредоточиться на чём-то простом, осязаемом. - Ультиматум действует, пока мы оба выполняем правила. Поэтому начну с матери…. Я уже привыкла к ее потребительству, будет не так тяжело…. Да и забрать из деревни кое-что надо… для нас с тобой….
- Аль, тебе теперь нужно вдвойне осторожной быть. И себя беречь…. Ты теперь не только за себя отвечаешь…. – он невольно посмотрел на ее пока плоский живот и тонкую талию.
- Нда уж…. – пробормотала она, снова отпивая почти остывший чай. – Осторожной…. Раньше думать надо было… и осторожничать…. А теперь, Дим, поздно пить боржоми…. Выжить бы как-то….
31
И она жила. Выживала.
Загоняя эмоции глубже, всё больше растворялась в работе — в бесконечных встречах, переговорах, согласованиях. Не сказала ни слова, когда её назначили отвечать за GR-направление в предвыборном штабе. Просто кивнула, как будто это решение не касалось её лично, не глядя ни на Ярослава, ни на Артура, который невольно старался поймать ее взгляд.
Контакты с депутатами и администрациями, протоколы встреч, поправки к законопроектам, координация с бизнесом — всё свалилось сразу. Ирина и она – обе зашивались по горло.
— Что-то Ярослав Геннадьевич жестит, — бросила Ирина, наспех сверяя список согласованных спикеров для завтрашней встречи в Минстрое. — Видимо, серьёзно взял курс на укрепление позиций в регионе. Мелькает в кулуарах чаще, чем в прошлом цикле.
— Я так понимаю, помимо него и Артура, ещё и наш Воложин в депутаты метит, — тихо отозвалась бледная Альбина, не отрываясь от черновика Соглашения по взаимодействию с округами. — И по самому токсичному району — где и электорат сложный, и скандалы тянутся с прошлой кампании… По крайней мере так Илона мне сказала на пятиминутке.
- Запускают пробный шар, - кивнула Ирина. – Надо кадры подпнуть, чтоб нам быстрее сотрудников нашли…
- Вчера пинала, - Альбина подавила накатившую волну тошноты и сглотнула. – Подобрали четыре кандидатуры, завтра начнем собеседования. Мне одна девочка нравится – работала в городе, в земельном комитете. И структуры понимает и задачи и связи какие-никакие есть. Не как у меня… - усмехнулась, поднимая голову и потирая воспаленные глаза.
- У тебя есть стратегическое видение, - покачала головой Ирина, - это важнее связей. Их наработаешь, я помогу. Вон, уже начала…. Илона с кем попало информацией не делится. Значит и сама тебя уже просканировала, и Ярослав Геннадьевич добро дал.
Со стартом предвыборной кампании пятиминутки у него стали регулярными, а Илону – нанятого политтехнолога – бабу стервозную и прямую – посадили в кабинете напротив кабинета Альбины. Иногда, глядя на то, как эта женщина командует, Альбина невольно ловила себя на мысли, что не прочь научиться такому же. Знакомство в понедельник вышло странным. Когда Ярослав представлял всех, кто войдет в его штаб Илоне, она внимательно посмотрела на девушку и почему-то хмыкнула:
- Опять рыжая…. Это что, тренд такой?
Никто ничего не понял, но уточнять не стали.
Альбина оставалась на работе допоздна, порой запираясь в кабинете изнутри — Ярослава она по-прежнему опасалась. Хотя и понимала: если он решит зайти, замок его не остановит.
Но он не заходил. И на совещаниях вел себя ровно, спокойно и по-деловому, ни взглядом, ни жестом не напоминая о том, что случилось между ними в минувшую пятницу. Только иногда ей казалось, что присматривается внимательнее, словно ищет в ней слабости, трещину в ее броне. Иллюзий она не питала: хищник затаился, выжидает удобного момента, но не торопит событие. Слишком опытным игроком был Миита, слишком хорошо умел играть в такие игры. Уже одно то, что Артура постоянно отправляли в командировки, а его должность замещала Ольга Альбертовна, говорило о том, что Ярослав по-прежнему ведет свою партию.
Тело предательски подводило её всё чаще. Особенно невыносимыми становились запахи. Порой — от кофе, порой — от обычной еды, даже от чая. Лёгкий аромат мог внезапно ударить в голову, и в следующий миг перед глазами темнело, мутило так, что приходилось до крови прикусывать губы, чтобы не упасть в обморок прямо на месте. А потом — судорожно искать туалет, цепляясь пальцами за стены. На совещаниях у Ярослава Альбина старалась вообще дышать через раз – аромат мужского парфюма доводил ее до внутренней истерики. Слабость, ломота в теле, вязкая сонливость — всё сливалось в один бесконечный день, в котором не было места отдыху. Она бледнела, худела, глаза становились пустыми, потухшими. Сама почти не замечала этих изменений — но замечала Ирина. Молча, сжав губы. Иногда — прикрывала, отводила глаза, как будто давала ей пространство. Но не говорила ни слова.
Альбина вздохнула и резким движением закрыла ноутбук, когда в очередной раз зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама», и она устало опустила голову на руки. Легко было пообещать Димке, что она всё сделает правильно, что ради плана — ради их плана — выдержит, справится, дотянет. На словах всё всегда звучит проще. Но осуществить задуманное оказалось куда как сложнее. Она оттягивала и оттягивала этот момент.
- Да, мам, - ответила ровно, стараясь не выдавать ни злости, ни боли.
- Алька, - вздохнула Анна. – Ты приедешь на выходные?
Как всегда, ни здравствуй, ни как дела….
- Не знаю…. – Альбина силой воли подавила раздражение в голосе, отпила воды из кружки. А перед глазами встало лицо Мииты. Их соглашение. Их договор, пусть негласный, но действующий.
- Хватит дурака валять, - строго заметила Анна. – Аль, уже три недели прошло, пора бы уже и успокоиться. Элька сказала, что ты так на звонки и не отвечаешь…. Ну что за детский сад, а?
Альбина стиснула зубы.
- Я устала, мама, - вдруг тихо призналась она.
- Устала от чего? От сидения в офисе? Ты что, поля пашешь там? У сестры свадьба через полтора месяца, она вся в запаре носится, знакомство с этим вашим Ярославом на носу, а ты жопу на работе просиживаешь! Она вся извелась от страха…. Хотела с тобой поговорить… а ты….
«А я, мам, блядь! Беременна! От жениха твоей ненаглядной Элички!» - хотелось заорать Альбине. – «А страшный отец Артурика хочет меня трахнуть! Как тебе такое, мам?»
Но она только сильнее сжала губы, закрывая рот рукой.
- Я приеду, мама, - сказала тихо и спокойно, словно льдинки обронила. – В выходные приеду, помогу тебе….
- Ну слава богу, голову включила! Кончай херней страдать….
Мать продолжала что-то говорить, но Альбина, поставив телефон на громкую связь, положила голову на руки.
Через полтора месяца свадьба. В начале сентября значит…. Как быстро, как мгновенно. А внутри — боль, тупая и глухая, расползающаяся по телу. Закричать бы… но нельзя.
Закрыла глаза и представила Илону – холодную, острую, ядовитую и очень умную. Теперь она точно знала, на кого хочет быть похожей.
32
Жаркое июльское солнце припекало голову, но работа руками отвлекала. Визит к матери прошел спокойнее, чем ожидала Альбина, готовая, впрочем, и к ее равнодушию, и к ее непониманию. Сначала Анна все-таки опасалась гнева дочери, злости, обид, даже встретила, готовая дать отпор, но Альбина не дала матери возможности себя донимать. Говорила ровно и спокойно – как всегда, словно ничего не случилось, привезла продукты и вещи, перевела небольшую сумму денег на карту. И Анна почти успокоилась, почти поверила в то, что Альбина свою боль и обиду пережила. Повеселела и даже стала мягче, пытаясь найти ободряющие слова, которые звучали настолько буднично и дежурно, что вызвали у девушки только внутреннюю дрожь и едва заметную кривую усмешку.
А вечером, сидя в комнате, которую когда-то делила с сестрой, она с холодной головой нашла то, что ей было необходимо, то, ради чего и затеялся весь этот цирк с примирением. И держа в руках эту вещь, глядя в черную темноту комнаты и слушая спокойное дыхание спящей матери в соседней комнате, она невесело улыбнулась.
Утром в воскресенье мать велела собрать смородину, и Альбина молча повиновалась, не смотря на жаркую погоду и легкую головную боль, которая мучила с самого утра. Хотя к такому состоянию она почти привыкла. К тому же на улице не было настолько резких запахов, которые были в доме: сырости, еды, немного плесени и старого дерева, и которые вызывали непроизвольную тошноту. Здесь, среди кустов смородины, с тяжелыми гроздями черных, спелых ягод с их кисловато-сладким вкусом, Альбине сразу стало намного лучше. Да и мать, которая ненавидела сбор ягод, не лезла со своими разговорами и рассуждениями, от которых на душе становилось тоскливо до невозможности.