— Я стану защищать ее даже ценой собственной жизни, мастер Кельсер. Я обещаю.
Кельсер улыбнулся и положил руку на плечо Сэйзеда.
— Мне заранее жаль любого, кто встанет у тебя поперек дороги.
Сэйзед скромно склонил голову. Он выглядел безобидным, но Кельсер отлично знал, какая сила скрывается в Сэйзеде. Лишь немногие, даже среди алломантов, сумели бы выстоять против разъяренного хранителя. Возможно, именно поэтому братство постоянно охотилось за членами этой секты и почти уничтожило ее.
— Ну хорошо, — сказал Кельсер. — Возвращайся к ней и продолжай уроки. Лорд Венчер в конце недели дает бал, и Вин должна присутствовать там, готова она или нет.
10
Меня изумляет, как много народов нам удалось объединить своей целью. Конечно, еще остались несогласные, а иные короли, к сожалению, и вовсе затеяли войны, которые я не могу остановить.
И все же я горд наблюдать их славное единство, повергающее в трепет. Как хотелось бы мне, чтобы людям не требовалась столь страшная угроза ради осознания ценности мира и согласия.
Вин, накинув капюшон, шла по улице в Щелях — одной из многочисленных трущоб Лютадели. По ряду причин она предпочитала красному свету солнца духоту капюшона.
Она шла, ссутулившись и опустив глаза в землю, по самому краю мостовой. Те скаа, что попадались ей навстречу, выглядели такими же унылыми и подавленными. Никто не поднимал головы, никто не шагал выпрямив спину или улыбаясь. В трущобах подобное поведение вызвало бы массу подозрений.
Вин почти забыла, какой мрачной может быть Лютадель. За недели, проведенные в Феллисе, она привыкла к деревьям и чистому камню. Но здесь не осталось ничего светлого — ни чахлых осин, ни выбеленного гранита. Здесь все было черным.
Стены зданий испятнали неисчислимые, неустанные пеплопады. Воздух был наполнен дымом, тянувшимся из печально знаменитых столичных кузниц и тысяч дворянских кухонь. Мостовые, двери и углы домов покрывал толстый слой сажи… в трущобах редко кто брал на себя труд хотя бы подмести перед входом.
«Здесь как-то… ночью все выглядит ярче и чище, чем днем», — подумала Вин, поворачивая за угол и плотнее запахиваясь в покрытый заплатками плащ скаа.
Она миновала попрошаек на углу — они протягивали руки в надежде получить хоть что-нибудь, но их мольбы не достигали ушей прохожих, поскольку те и сами едва не умирали от голода. Навстречу Вин прошли рабочие — склонив головы, опустив плечи. Все они были в капюшонах, защищавших глаза от пепла. Время от времени Вин встречались отряды городской стражи. Гвардейцы маршировали в полном вооружении — кирасы, шлемы и черные плащи — и всячески старались выглядеть настолько суровыми, насколько это вообще было возможно.
Очередной встретившийся ей отряд выполнял в трущобах роль руки Вседержителя, позволяя ему дотянуться туда, куда большинству поручителей было противно заглядывать. Солдаты пинали попрошаек, чтобы убедиться, что те действительно калеки, останавливали медленно шагавших рабочих и резко спрашивали, почему те находятся на улице, вместо того чтобы работать, — короче, мешали как могли. Когда отряд проходил мимо нее, Вин съежилась и поглубже натянула капюшон. Она была достаточно взрослой, чтобы уже либо растить детей, либо трудиться на фабрике, но из-за небольшого роста выглядела моложе своих лет.
То ли маскировка помогла, то ли этот отряд не интересовался женщинами-скаа, но солдаты едва взглянули на Вин. Она нырнула за угол, прошла по засыпанному пеплом переулку и очутилась у двери столовой в конце улицы.
Как и большинство подобных заведений, столовая была грязной и убогой. Поскольку рабочие редко могли заплатить за еду (а как правило, вообще не могли), столовые существовали за счет знати. Местные лорды, владельцы окрестных фабрик и кузниц, платили хозяевам столовых, чтобы те обеспечивали пищей местных скаа. Рабочим выдавали специальные жетоны, на которых обозначалось время обеденного перерыва, и в середине дня их ненадолго отпускали поесть. Маленьким предприятиям проще было отправлять людей кормиться в одно и то же заведение, чем готовить пищу на местах.
И разумеется, поскольку владелец столовой получал от лорда наличные деньги, а за его работой никто не следил, он основательно экономил на продуктах, чтобы положить излишки в карман. Вин по собственному опыту знала, что еда в столовых на вкус ничуть не лучше простой воды, в которой разболтали немного золы.
К счастью, Вин пришла сюда не есть. Она встала в очередь перед дверью, молча ожидая, пока стоявшие впереди рабочие предъявят свои обеденные жетоны. Когда подошла ее очередь, Вин протянула скаа у входа маленький деревянный кружок. Тот взял жетон и едва заметным кивком указал направо.
Вин направилась туда — через грязный обеденный зал, засыпанный утоптанной золой. Когда она добралась до дальней стены, то в углу комнаты увидела потрескавшуюся деревянную дверь. Человек, сидевший перед дверью, посмотрел Вин в глаза, слегка кивнул и открыл дверь. Вин быстро нырнула в маленькую комнатку за дверью.
— Вин, дорогая! — воскликнул Бриз, вольготно устроившийся за столом в центре комнаты. — Добро пожаловать! Как Феллис?
Вин пожала плечами, выбирая место у стола.
— Ах, — продолжал Бриз, — я и забыл, какая ты очаровательная собеседница. Выпьешь вина?
Вин отрицательно качнула головой.
— Ну а я определенно не против.
Бриз был одет в один из самых своих экстравагантных костюмов, возле его стула стояла дуэльная трость. Комнату освещала одна-единственная лампа, но здесь оказалось гораздо чище, чем в обеденном зале. Из четверых других мужчин, находившихся в комнате, Вин узнала лишь одного — подмастерья из лавки Колченога. Двое у двери определенно были охранниками. Последний выглядел как обычный рабочий-скаа: в черной куртке, лицо покрыто слоем сажи. Однако его уверенный вид говорил о том, что этот человек играет не последнюю роль на дне. Наверное, решила Вин, это один из бунтовщиков Йедена.
Бриз протянул скаа пустой стакан, постукивая пальцем по ободку. Мятежник посмотрел на него довольно мрачно.
— Вот прямо сейчас, — сказал Бриз, — ты гадаешь, не применяю ли я к тебе алломантию. Может, да, а может, и нет. Разве это имеет значение? Я пришел, потому что меня пригласил ваш руководитель, и он, кстати, приказал тебе позаботиться, чтобы я чувствовал себя удобно. Могу заверить, что стакан вина абсолютно необходим для моего удобства.
Мужчина мгновение-другое медлил, потом схватил стакан и ушел, бормоча себе под нос что-то насчет напрасной траты денег.
Бриз, вскинув брови, повернулся к Вин. Он был явно доволен собой.
— Ты подтолкнул его? — спросила Вин.
Бриз покачал головой:
— Нет, зачем напрасно тратить металл? Кельсер объяснил, зачем ты здесь?
— Он велел мне наблюдать за тобой, — ответила Вин, слегка раздраженная тем, что ее перепоручили Бризу. — Сказал, что у него нет времени обучать меня управляться со всеми металлами.
— Хорошо, — кивнул Бриз. — Тогда сразу и начнем. Прежде всего ты должна понять, что гашение — это не просто алломантия. Это тонкое и благородное искусство манипуляции.
— Весьма благородное искусство, — заметила Вин.
— Ты говоришь, как одна из них! — недовольно буркнул Бриз.
— Они — это кто?
— Да все. Ты же видела, как этот господин-скаа обращался со мной? Люди нас не любят, дорогая. Мысль о том, что рядом находится некто, способный воздействовать на их чувства, неким «таинственным» способом могущий вынудить их что-то сделать, заставляет людей испытывать неловкость. Но вот чего они не понимают — и должна понять ты: мы все друг другом манипулируем. На самом деле в манипулировании людьми и заключается суть всех взаимоотношений в обществе.
Он откинулся на спинку стула и принялся рисовать в воздухе концом дуэльной трости.
— Подумай вот о чем. Что делает мужчина, когда ищет внимания юной леди? Конечно, пытается манипулировать ею, чтобы добиться ее благосклонности. Что происходит, когда два старых друга решают выпить вместе? Они рассказывают истории, стараясь произвести впечатление на собеседника. Всю жизнь человек тщится показать себя в выгодном свете и получить власть над другими. Тут нет ничего плохого… по сути, мы все зависим друг от друга. И жизнь в обществе учит нас приспосабливаться к окружающим.
Он ткнул тростью в сторону Вин.
— Разница между гасильщиками и обычными людьми лишь в том, что мы занимаемся этим со знанием дела. И еще у нас есть… небольшое преимущество. Но так ли уж оно серьезнее обычного обаяния или ослепительной улыбки? Думаю, нет.
Вин молчала.
— Кроме того, — добавил Бриз, — как я уже говорил, хороший гасильщик должен владеть и другими умениями, кроме алломантии. Алломантия не позволяет читать мысли, даже эмоции, и в этом смысле мы так же слепы, как и все остальные. Ты воздействуешь на одного человека или целую толпу, и их эмоции меняются — можно лишь надеяться, что результат будет именно таким, какой тебе нужен. Однако великие гасильщики — это те, кто умеет пользоваться глазами и интуицией, чтобы определить, какие эмоции испытывал человек, перед тем как на него обрушилась сила алломантии.
— А какое это имеет значение? — поинтересовалась Вин, пытаясь скрыть раздражение. — Ты же все равно будешь их гасить, верно? Значит, в итоге они будут ощущать то, что требуется тебе.
Бриз вздохнул и покачал головой:
— Что бы ты сказала, если б узнала, что я уже трижды тебя гасил в течение нашего разговора?
Вин обомлела.
— Когда? — резко спросила она.
— Какое это имеет значение? — повторил Бриз ее собственный вопрос. — Это и есть урок, который ты должна усвоить, дорогая. Если ты не понимаешь, что чувствует другой человек, то никогда не сможешь незаметно прикоснуться к нему алломантической силой. Подтолкни его слишком мощно — и даже самый безмозглый скаа догадается, что на него воздействуют. Слишком слабо — и не добьешься заметного эффекта, человеком будут по-прежнему руководить другие, более сильные эмоции. Да-да, все дело в том, чтобы понимать людей, — продолжил Бриз после короткого молчания. — Ты должна разобраться, что именно чувствует человек, а потом изменить его эмоции, осторожно подтолкнув их в нужном направлении, и усилить их ради собственных целей. Это, моя дорогая, и есть самое интересное! Это трудно, но для того, кто хорошо усвоил уроки…