— Мой лорд, я бы хотела повидаться с Сэйзедом. Мне нужно кое-что обсудить с ним.
— Да, конечно, — согласился Рену. — Он в библиотеке, работает над одним из моих проектов.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила Вин.
Рену кивнул и пошел прочь, постукивая дуэльной тростью по белому мраморному полу. Вин нахмурилась, пытаясь понять, не свихнулась ли она. Неужели кто-то способен так глубоко погрузиться в роль?
«Но ты ведь и сама это делаешь, — напомнила себе Вин. — Когда ты становишься леди Валетт, то проявляешь совершенно другую сторону своей натуры».
Она раздула тлеющий пьютер, чтобы подняться по северной лестнице, но, когда добралась до верха, снова пригасила его. Кельсер не зря говорил, что опасно поддерживать сильное горение пьютера слишком долго: алломанту нетрудно было приобрести от него зависимость.
Вин сделала несколько глубоких вдохов — подняться по лестнице оказалось нелегко даже с помощью пьютера — и пошла по коридору к библиотеке. Сэйзед сидел за письменным столом в дальнем углу комнаты, рядом с ним стояла маленькая угольная печка. Сэйзед что-то писал в блокноте. Он был одет в привычную униформу дворецкого, а на носу у него красовались очки в тонкой оправе.
Вин остановилась в дверях, изучая взглядом человека, спасшего ей жизнь.
«Чего это вдруг он в очках? Я же видела раньше, как он читал без них».
Он выглядел полностью погруженным в работу — то и дело обращался к большой книге, лежавшей на столе, а потом делал записи в блокноте.
— Ты алломант, — тихо сказала она.
Сэйзед на мгновение замер, потом положил перо и повернулся.
— Почему вы так решили, госпожа Вин?
— Ты очень быстро добрался до Лютадели.
— Лорд Рену постоянно держит в конюшне свежих лошадей. Я мог взять одну из них.
— Ты нашел меня во дворце, — напомнила Вин.
— Кельсер рассказывал мне о своих планах, и я справедливо предположил, что вы последовали за ним. То, что я вас разыскал, — простая удача, и, смею заметить, я почти опоздал.
Вин нахмурилась:
— Но ты убил инквизитора!
— Убил? — удивился Сэйзед. — Нет, госпожа. Чтобы убить подобного монстра, нужно обладать куда большей силой, чем моя. Я просто… отвлек его.
Вин еще какое-то время постояла в дверях, пытаясь понять, почему Сэйзед так уклончиво отвечает.
— Так ты алломант или нет?
Хранитель улыбнулся и вытащил из-под стола табурет:
— Прошу вас, присаживайтесь.
Вин прошла через комнату и уселась, упираясь спиной в стеллаж с книгами.
— Что вы подумаете, если я скажу, что я не алломант? — спросил Сэйзед.
— Подумаю, что ты врешь, — честно ответила Вин.
— А прежде я когда-нибудь лгал?
— Лучшие лжецы — как раз те, кто почти все время говорят правду.
Сэйзед улыбнулся, сквозь очки рассматривая Вин.
— Это верное наблюдение, мне кажется. И все же — какие у вас есть доказательства того, что я алломант?
— Ты делаешь то, что просто невозможно без алломантии.
— Вот как? Вы стали рожденной туманом всего пару месяцев назад и уже знаете, что возможно, а что невозможно в этом мире?
Вин немного помолчала, размышляя. Да, еще совсем недавно она ничего не смыслила в алломантии… Может, ей действительно многое предстоит узнать о мире?
«Всегда есть другие секреты».
Так говорил Кельсер.
— Хорошо, — медленно проговорила она, — кем же тогда является «хранитель»?
— Вот это уже хороший вопрос, госпожа. Хранитель — это… нечто вроде склада на всякий случай. Мы помним разные вещи, которые можно использовать в будущем.
— Например, чужие религии, — сказала Вин.
Сэйзед кивнул:
— Религии — моя специальность.
— Но ты помнишь и многое другое?
Сэйзед снова кивнул:
— Например?
— Ну, — произнес Сэйзед, закрывая книгу, которую читал, — например, разные языки.
И тут Вин узнала тисненый кожаный переплет.
— Эй, это же та книга, которую я нашла во дворце! Как она попала к тебе?
— Я наткнулся на нее, пока искал вас, — пояснил террисиец. — Она написана на древнем языке, на котором никто не говорит уже целое тысячелетие.
— Но ты его знаешь? — тут же спросила Вин.
Сэйзед кивнул:
— В достаточной мере, чтобы перевести написанное.
— И… сколько вообще языков ты знаешь?
— Сто семьдесят два, — ответил Сэйзед. — На большинстве, вроде языка хленни, уже никто не говорит. Об этом позаботился Вседержитель еще в пятом веке. Тот язык, на котором теперь общаются люди, на самом деле один из диалектов Терриса, моей родины.
«Сто семьдесят два?» — изумленно подумала Вин.
— Послушай, но это… невозможно! Один человек не в состоянии помнить столько!
— Не один человек, — уточнил Сэйзед, — а один хранитель. То, что я делаю, напоминает алломантию, но это не одно и то же. Вы черпаете из металлов силу. А я использую их, чтобы хранить воспоминания.
— Но как? — спросила Вин.
Сэйзед покачал головой:
— Может, в другой раз, госпожа. Я… мы предпочитаем не выдавать свои тайны. Вседержитель преследует нас с особой страстностью. Даже странно. Мы вовсе не так опасны, как рожденные туманом, однако он не обращает внимания на алломантов и методично уничтожает хранителей. Он и террисийцев ненавидит из-за нас.
— Ненавидит? — переспросила Вин. — Да с террисийцами обращаются куда лучше, чем с обычными скаа! К вам относятся с уважением!
— Это верно, госпожа, — согласился Сэйзед. — Но скаа в определенном смысле свободнее. Большинству террисийцев с рождения предназначено стать дворецкими. Нас осталось очень мало, и Вседержитель тщательно следит за рождаемостью в Террисе. Ни одному террисийскому дворецкому не разрешается иметь семью и вообще производить на свет детей.
Вин фыркнула.
— Ну, за этим трудновато уследить!
Сэйзед некоторое время молчал, положив руки на кожаный переплет книги.
— Почему же, совсем нетрудно, — сказал он наконец, слегка нахмурившись. — Все террисийские дворецкие — евнухи, дитя мое. Я полагал, вам это известно.
Вин застыла от ужаса, потом отчаянно покраснела.
— Я… нет, я… ох, прости меня…
— Тебе совершенно не за что извиняться. Меня оскопили вскоре после рождения, как и положено, чтобы ребенок стал дворецким. И я частенько думаю, что мне куда проще жилось бы обычным скаа. Мой народ — не просто рабы. Нас превращают в послушных кукол, обученных только одному — следовать желаниям Вседержителя.
Вин все еще заливалась краской, мысленно кляня себя за бестактность. Почему никто не предупредил ее? Но Сэйзед как будто совсем не обиделся… Впрочем, он никогда не сердился.
«Может, все дело в его… природе? — подумала Вин. — Этого и добивался Вседержитель. Дворецкий должен быть покорным и спокойным».
— Но ты, — сказала она наконец, — ты ведь мятежник. Ты борешься с Вседержителем.
— Я в некотором смысле исключение из правил, — пояснил Сэйзед. — К тому же мне кажется, мой народ совсем не так забит и порабощен, как хочется думать Вседержителю. Мы прячем хранителей прямо у него под носом, а у некоторых достает храбрости и жить вопреки воспитанию. — Он немного помолчал, качая головой. — Но это совсем не легко. Мы слабые люди, госпожа. Предпочитаем делать то, что велят, потому что так спокойнее. Даже я, которого вы считаете бунтовщиком, постарался поскорее найти себе должность дворецкого, а значит, подчиненного. Думаю, мы совсем не так храбры, как хотелось бы.
— Ты оказался достаточно храбр, чтобы спасти меня, — пробормотала Вин.
Сэйзед улыбнулся:
— Но ведь это часть моих обязанностей. Я обещал мастеру Кельсеру, что позабочусь о вашей безопасности.
Вин посмотрела на него с сомнением. Ей очень хотелось понять, зачем он ее спас. В конце концов, кто стал бы рисковать жизнью ради какой-то Вин? Она углубилась в размышления, а Сэйзед вернулся к книге. Наконец Вин снова заговорила, заставив его отвлечься.
— Сэйзед?
— Да, госпожа?
— Кто предал Кельсера три года назад?
Сэйзед помолчал и отложил перо.
— Точно неизвестно, госпожа. Большинство друзей Кельсера полагает, что это Мэйр.
— Мэйр? Его жена?
Сэйзед кивнул:
— Видишь ли, она была единственной, кто мог это сделать. К тому же ей заморочил голову сам Вседержитель.
— Но разве ее не отправили в Ямы Хатсина?
— Она погибла там, — ответил Сэйзед. — Мастер Кельсер ничего не рассказывает о Ямах, но я чувствую, что шрамы на его душе, оставленные этим ужасным местом, гораздо глубже и страшнее шрамов на руках. И мне кажется, он так и не узнал, предала она его или нет.
— Мой брат говорил, что любой готов предать, если подвернется шанс и будет причина.
Сэйзед нахмурился:
— Даже если это правда, мне не хочется в нее верить.
«А лучше поверить, чем повторить судьбу Кельсера, которого выдала Вседержителю та, кого он любил».
— Кельсер изменился за последнее время, — сказала Вин. — Стал более скрытным. Может, он чувствует себя виноватым из-за того, что случилось со мной?
— Думаю, это лишь одна из причин. Он, похоже, начинает понимать, что одно дело — руководить небольшой шайкой воров и совсем другое — готовить большое восстание. Он не может рисковать так, как прежде. И по-моему, это меняет его к лучшему.
Вин не была бы так уверена, но она промолчала, вдруг осознав, насколько вымоталась. Даже сидеть на табурете стало ужасно тяжело…
— Вам бы поспать, госпожа, — предложил Сэйзед, снова берясь за книгу. — Вы пережили смертельно опасное испытание. Поблагодарите свое тело — оно заслужило отдых.
Вин утомленно кивнула, с трудом встала и ушла, оставив Сэйзеда за письменным столом.
17
Иногда я пытаюсь представить, что случилось бы, если бы я остался там, в той сонной деревушке, где родился. Я бы сделался кузнецом, как мой отец. Возможно, завел бы семью и собственных сыновей.
И тогда, скорее всего, кто-то другой взвалил бы на себя мою чудовищную ношу. Кто-то, кто смог бы нести ее лучше, чем я. Кто-то, кто заслуживал бы звания героя.