Кельсер кивнул:
— Да, братство явно считает эту книгу очень ценной. Вин говорила, что нашла ее в святилище, на алтаре, в центральной части дворцового комплекса.
— И разумеется, — саркастично заметил Бриз, — у нас нет никаких сомнений в ее подлинности.
— Не думаю, что это подделка, мастер Ладриан, — возразил Сэйзед. — Там слишком много подробностей, в том числе и незначительных, вроде заметок о носильщиках и припасах. К тому же Вседержитель на страницах этого дневника предстает человеком достаточно противоречивым. Если бы братство вознамерилось сочинить священную книгу, оно бы придало своему богу больше… хм, божественности.
— Я бы хотел прочитать ее, когда ты закончишь перевод, — сказал Доксон.
— И я, — поддержал его Бриз.
— Некоторые подмастерья в лавке Колченога иногда подрабатывают писцами, — проговорил Кельсер. — Попросим их сделать копии для каждого из нас.
— Полезная там подобралась команда, — заметил Доксон.
— Да, — кивнул Кельсер. — Ладно, на чем мы остановились?
Все замолчали, и Доксон указал на Вин:
— На знати.
Кельсер нахмурился.
— Я могу вернуться к работе, — поспешно заявила Вин. — Я уже почти поправилась.
Кельсер посмотрел на Сэйзеда, и тот пожал плечами. Он регулярно осматривал рану Вин, и ему, похоже, не слишком нравилось то, что он видел.
— Кел, — заговорила Вин, — я тут с ума схожу! Я выросла среди воров, я привыкла постоянно добывать себе еду и сражаться за место для ночлега… я не могу просто сидеть и позволять слугам вытирать мне нос!
«А кроме того, я должна доказать, что могу быть полезной».
— Ладно, — сказал Кельсер. — В общем-то, мы приехали по нескольким причинам, но ты — одна из них. На этой неделе состоится бал…
— Я поеду! — быстро согласилась Вин.
Кельсер погрозил ей пальцем:
— Выслушай сначала, Вин! Тебе изрядно досталось, а это задание может быть опасным.
— Кельсер, — ровным тоном произнесла Вин, — я всю жизнь прожила в опасности. Я поеду.
Похоже, ее слова не убедили Кельсера.
— Она должна, Кел, — сказал Доксон. — Во-первых, в свете могут заподозрить неладное, если она не начнет опять посещать приемы. А во-вторых, нам необходима информация. Иметь доносчиков среди прислуги — это одно, а запустить шпиона в самую гущу врагов — совсем другое. Ты сам знаешь.
— Ну хорошо, — сдался Кельсер. — Но ты должна обещать мне не использовать алломантию до тех пор, пока Сэйзед не разрешит.
Вечером Вин и сама уже не понимала, почему так рвалась на бал. Она стояла в своей комнате, рассматривая платья, которые принес Доксон. После того как она целый месяц проходила в одежде знатной леди, платья стали казаться ей лишь самую малость удобнее, чем прежде.
«До чего же они все-таки легкомысленные, — думала она, изучая четыре туалета, — все эти кружева, бесконечные складки, нижние юбки… Простая рубашка и штаны куда практичнее».
И все же в платьях было нечто особенное… что-то таилось в их красоте. Она зачаровывала, как сад снаружи. Когда Вин рассматривала их по отдельности, как одинокие растения, они производили не слишком сильное впечатление. Но когда она думала о том, как будет выглядеть на балу, платья приобретали новый смысл. Они были прекрасны и должны были сделать прекрасной ее саму. Они станут тем лицом, которое Вин предъявит высшему свету, и ей хотелось выбрать наиболее подходящее.
«Интересно, будет ли там лорд Эленд Венчер?..»
Ведь Сэйзед говорил, что молодые аристократы посещают все балы?
Вин провела ладонью по одному из платьев — черному с серебряным кружевом. Оно подходило к ее волосам, но не слишком ли мрачно это будет выглядеть? Большинство дам носило яркие платья, сдержанные тона, похоже, оставались прерогативой мужских нарядов. Вин внимательно осмотрела желтое платье, но оно показалось ей излишне… дерзким. А на белом было слишком много вышивки.
Оставалось красное. Слишком глубокий вырез — глубже, чем хотелось бы Вин, — но в остальном оно было великолепно. Из тонкой, как паутинка, ткани, с длинными рукавами, присобранными у локтей и запястий, оно просто очаровало Вин. Но оно выглядело таким откровенным! Вин прикинула на себя платье, ощущая пальцами мягкую нежную ткань, и попыталась представить, каково ей будет в этом наряде.
«Смогу ли я его надеть? Оно же совсем прозрачное! И эти бесконечные оборочки не в моем стиле».
И все же… какая-то ее часть отчаянно стремилась на бал. Повседневная жизнь знатной леди разочаровала Вин, но ее воспоминания о том единственном вечере были чудесными. Нарядные танцующие пары, музыка, атмосфера безупречной вежливости и изысканности, волшебные витражи…
«А я ведь и не заметила, как привыкла к духа́м!» — вдруг осознала Вин.
Она каждый день купалась в ванне с маслами, и слуги обрызгивали духами ее одежду. Конечно, аромат был очень тонкий, но по воровским меркам и он был предательским, непозволительным во время дела.
Ее волосы заметно отросли, и их тщательно подстриг парикмахер лорда Рену, так что они падали на уши, слегка завиваясь на концах. И в зеркале, несмотря на долгую болезнь, отражался уже не тощий неуклюжий подросток. Хорошее питание помогло фигуре Вин приобрести округлость.
«Я становлюсь…»
Вин задумалась. Она не знала, кем становится. Но уж точно не знатной леди. Знатные леди не мучаются оттого, что не могут тайком полетать над ночным городом. И все равно она была уже не прежней Вин. Она была…
«Я становлюсь рожденной туманом».
Вин осторожно положила красное платье обратно на кровать, подошла к окну и выглянула наружу. Солнце скоро зайдет, и тогда опустится туман… хотя, конечно, Сэйзед обязательно выставит стражу, чтобы Вин не сбежала и не занялась тем, чем ей не позволено заниматься. Впрочем, она понимала его осторожность. Он был прав. Если бы не охрана, Вин давным-давно нарушила бы запрет.
Она посмотрела направо и заметила на балконе чью-то фигуру. Кельсер. Вин еще немного постояла у окна, а потом вышла из своих комнат.
Кельсер обернулся, когда Вин появилась в дверях. Она не спешила проходить на балкон, не желая мешать ему. Но он улыбнулся, и Вин встала рядом с ним у изящных перил.
Кельсер уставился куда-то на запад — не на сад, дальше. Он смотрел в сторону лежавших за городом пустошей, освещенных заходящим солнцем.
— Тебе никогда не казалось это неправильным, Вин?
— Неправильным? — переспросила она.
— Да. Все эти высохшие растения, палящее солнце, черное дымное небо…
Вин пожала плечами:
— А что тут неправильного? Это естественно.
— Да, пожалуй. Но наверное, и твои представления о мире — часть неправильной картины. Мир не должен выглядеть так.
Вин нахмурилась:
— Откуда тебе знать, как он должен выглядеть?
Кельсер достал из жилетного кармана сложенный листок бумаги и, осторожно развернув его, протянул Вин.
Она как можно бережнее приняла листок: бумага была настолько ветхой, что грозила вот-вот рассыпаться. На листке ничего не было написано, Вин увидела лишь старый, поблекший рисунок. Рисунок изображал какое-то непонятное растение, каких Вин никогда не видела. Оно казалось невероятно хрупким. У него не было толстого стебля, а листья выглядели уж очень изящными. Верхние листья по форме и цвету отличались от остальных.
— Это называется «цветок», — пояснил Кельсер. — Когда-то, до Вознесения Вседержителя, люди выращивали их. В старых стихах и легендах можно найти их описания, но они известны только хранителям и взбунтовавшимся мудрецам. Судя по всему, эти прекрасные растения вдобавок чудесно пахли.
— Простые растения пахли? — удивилась Вин. — Как фрукты?
— Думаю, да. А некоторые письменные источники утверждают даже, что такие вот цветы превращались во фрукты. Так оно было до Вознесения.
Вин некоторое время молчала, хмурясь и пытаясь вообразить все это.
— Рисунок принадлежал моей жене, Мэйр, — тихо произнес Кельсер. — Доксон его нашел в ее вещах после того, как нас схватили. И сохранил, надеясь, что мы вернемся. Он отдал мне рисунок, когда я сбежал.
Вин еще раз взглянула на картинку.
— Мэйр постоянно грезила о временах до Вознесения, — сказал Кельсер, устремляя взгляд вдаль. Темно-красное солнце медленно опускалось за горизонт. — Она собирала подобные вещи: рисунки и описания прежних дней. Думаю, именно эти грезы и то, что она была ищейкой, привели ее на дно. И ко мне. Именно она познакомила меня с Сэйзедом, хотя в то время я не приглашал его в свою шайку. Его не интересовало воровство.
Вин сложила листок.
— Ты так и хранишь этот рисунок? После того, что она… натворила?
Кельсер на несколько мгновений застыл. Потом посмотрел на Вин:
— Опять подслушивала? А, не беспокойся. Похоже, об этом все знают.
Заходящее солнце вспыхнуло вдали, красные отсветы отразились от низких облаков и клубов дыма.
— Да, я храню этот цветок, — сказал Кельсер. — Я и сам толком не знаю почему. Но… разве ты перестала бы любить кого-то из-за того лишь, что он тебя предал? Вряд ли. Поэтому предательство и причиняет такую боль… вот откуда гнев и разочарование… Но я все еще люблю ее. Люблю.
— Но почему? — спросила Вин. — И как ты вообще после этого можешь доверять людям? Ты разве ничему не научился?
Кельсер пожал плечами.
— Мне кажется, если бы мне пришлось выбирать между любовью к Мэйр — вместе с ее предательством — и тем, чтобы никогда не встречаться с ней, я выбрал бы любовь. Я рискнул, и я проиграл, но риск того стоил. То же самое с моими друзьями. Подозрительность полезна в нашем деле, но только до определенных пределов. Я предпочитаю доверять людям, вместо того чтобы бояться удара в спину.
— Но это же просто глупо, — сказала Вин.
— Быть счастливым — глупо? — осведомился Кельсер, поворачиваясь к ней лицом. — Где тебе лучше, Вин? Ты была счастлива в шайке Камона или счастлива сейчас?
Вин промолчала.
— Я ведь не уверен, что Мэйр предала меня, — продолжал Кельсер, глядя на закат. — Она клялась потом, что не делала этого.