Здесь очень холодно. Готов поклясться, что сами скалы созданы изо льда, а снег местами настолько глубок, что приходится прокапывать дорогу. Постоянно дует ветер. Я беспокоюсь за Федика — он изменился после того, как на него напала та тварь, сотканная из тумана, и я боюсь, что он может случайно свалиться с обрыва или поскользнуться на одном из бесчисленных ледяных выступов.
Но вот террисийцы — это подлинное чудо. Как хорошо, что мы взяли их с собой. Ни один обычный носильщик просто не выжил бы в таком путешествии. Террисийцы, похоже, вообще не обращают внимания на холод. Их тела обладают странными свойствами, у них сверхъестественная способность сопротивляться стихии. Может, они заранее „запасли“ достаточно тепла, чтобы использовать его позже?
Но они не хотят говорить о своей силе. Я уверен, что им запрещает Рашек. Носильщики смотрят на него как на старшего, хотя мне не кажется, что он имеет над ними полную власть. Федик до того происшествия с туманной тварью боялся, что террисийцы могут бросить нас во льдах. Но я не думаю, что это так. В конце концов, я здесь потому, что так предсказали пророки Терриса, и эти люди не станут выступать против собственных религиозных убеждений из-за того лишь, что я не нравлюсь одному из них.
Я имел беседу с Рашеком. Он, конечно, не хотел говорить со мной, но я его заставил. Он сорвался и долго кричал о своей ненависти к Хленниуму и моему народу. Он уверен, что мы намерены превратить террисийцев в рабов, а он считает, что террисийцы заслуживают большего. Он постоянно повторял, что его народ должен быть „главным“ благодаря своим сверхъестественным способностям.
Меня испугали его слова: я увидел в них долю правды. Вчера один из носильщиков поднял валун невероятных размеров и отшвырнул с нашей дороги небрежным жестом. За всю жизнь я не встречался ни с чем подобным.
Думаю, террисийцы могут быть очень опасными. Не исключаю, что мы действительно обращались с ними нечестно. Однако людей вроде Рашека просто необходимо сдерживать, ведь он по непонятной причине абсолютно уверен, что за пределами Терриса все так и рвутся угнетать его. Удивительно, с чего бы, ведь он так молод…
Здесь очень холодно. Когда все кончится, я, наверное, уеду туда, где тепло круглый год. Брэчис рассказывал о южных землях, об островах, где есть огромные горы, извергающие огонь.
А что вообще будет, когда все кончится? Я опять стану обычным человеком. Ничего не значащим. Звучит прелестно, даже лучше, чем мысли о жарком солнце и чистом небе. Я так устал быть Героем Веков, устал брести от города к городу и встречать либо открытую враждебность, либо фанатичное поклонение. Я устал, что меня любят и ненавидят за то, что я должен сделать по предсказанию каких-то древних старцев.
Я хочу, чтобы меня забыли. Погрузиться в безвестность. Это было бы просто чудесно.
Если кто-то прочтет эти слова, пусть знает, что сила и власть — очень тяжелая ноша. Постарайтесь не попасть в их ловушку. Пророки Терриса говорят, что у меня будет сила спасти этот мир. Но они же намекают, что у меня будет власть и разрушить его.
У меня появится возможность осуществить заветные желания. „Он возложит на себя власть, какой не было ни у кого из смертных“. Но философы предостерегают меня, что, если я буду своекорыстно пользоваться властью, мой эгоизм приведет к краху.
Разве такую ношу можно выдержать? Разве перед таким искушением можно устоять? Сейчас я чувствую себя достаточно сильным, но что будет, когда я прикоснусь к этой силе? Я спасу мир, конечно… но не попытаюсь ли я заодно и подчинить его?
Вот такие страхи мучают меня накануне возрождения мира, и я записываю их пером, на котором замерзают чернила. Рашек наблюдает за мной. Ненавидит меня. Пещера лежит над нами. Пульсирует. Мои руки дрожат. Но не от холода.
Завтра все кончится…»
Вин жадно перевернула страницу. Дальше ничего не было. Она вернулась, перечитала последние строки. И это все?
Наверное, Сэйзед еще не закончил перевод. Вин встала, вздохнула, потянулась. Она прочитала последнюю часть дневника на одном дыхании, и этот подвиг удивил ее не на шутку. Вокруг нее раскинулся сад Рену: аккуратные дорожки, ухоженные деревья и тихий ручеек — мирная картина, любимое место для чтения. Солнце уже клонилось к горизонту, становилось прохладно.
Вин не спеша пошла к особняку. Она совершенно не могла представить то место, которое описывал Вседержитель. Она видела снег на горных вершинах, но очень редко наблюдала снегопад, да и то это была скорее смесь снега и дождя. Но очутиться там, где вокруг нет ничего, кроме снега, идти день за днем, постоянно боясь попасть под лавину…
Вин хотелось бы побывать в таком месте, несмотря на опасности. И хотя дневник описывал путешествие Вседержителя не целиком, кое-что из упомянутого в нем — ледяные просторы на севере, огромное черное озеро, водопады Терриса — казалось просто изумительным.
«Если бы только он подробнее описал, как это выглядит!» — с легким раздражением подумала Вин.
Подробно Вседержитель излагал лишь собственные страхи. Надо признать, что Вин, читая его дневник, начала испытывать к нему нечто вроде… сочувствия. Но ей трудно было связать этого человека с тем чудовищем, из-за которого умирало так много людей. Что случилось у Источника Вознесения? Что заставило Вседержителя так ужасно измениться? Вин хотела это знать.
Войдя в особняк, она отправилась на поиски Сэйзеда. Она снова начала носить платья: если бы она показалась в штанах перед кем-то, кроме членов команды, это могло бы вызвать подозрение. На ходу она улыбнулась камердинеру лорда Рену и быстро взбежала по центральной лестнице в библиотеку.
Сэйзеда там не оказалось. На письменном столе не лежало ни единого листа бумаги, лампа была погашена. Вин сердито поджала губы.
«Куда он подевался? Лучше бы заканчивал перевод!»
Она спустилась, спрашивая всех встречных о Сэйзеде, и одна из горничных указала ей в сторону кухни. Вин нахмурилась и быстро пошла по коридору.
«Наверное, решил перекусить».
Сэйзед стоял в кухне в окружении слуг. Перед ним на столе лежал лист бумаги, и Сэйзед что-то негромко говорил. Он не заметил, как вошла Вин.
— Сэйзед! — окликнула она его.
Он обернулся с полупоклоном:
— Да, госпожа Вин?
— Что ты делаешь?
— Проверяю кладовые лорда Рену, госпожа. Мне, конечно, предписано помогать вам, но я по-прежнему остаюсь дворецким лорда, и у меня есть обязанности, которые я должен выполнять, когда не занят чем-то другим.
— Ты скоро вернешься к переводу?
Сэйзед удивился:
— К переводу, госпожа? Я его закончил.
— Но где же последняя часть?
— Я отдал ее вам.
— Нет, — возразила Вин. — Там все заканчивается на ночи перед тем, как они вошли в пещеру.
— Это и есть конец, госпожа. Больше в дневнике ничего нет.
— Что?! — ошеломленно спросила Вин. — Но…
Сэйзед бросил взгляд на слуг:
— Нам лучше поговорить наедине, мне кажется. — Он дал слугам еще несколько указаний по списку, кивнул Вин, предлагая следовать за ним, и через заднюю дверь вышел в сад.
Вин помедлила, потом поспешила за Сэйзедом.
— Сэйз, но все не может кончиться так! Мы же не знаем, что там случилось!
— Нам остается лишь предполагать, как я думаю, — сказал Сэйзед, неторопливо шагая по садовой дорожке.
Эта часть сада была не такой красивой, как та, к которой привыкла Вин. Здесь росла в основном только коричневая трава и редкие кусты.
— Предполагать что? — спросила Вин.
— Вседержитель должен был сделать нечто для спасения нашего мира, и он, безусловно, сделал, поскольку мир продолжает существовать.
— Наверное, — согласилась Вин. — Но потом он забрал себе силу… Должно быть, он не устоял перед искушением воспользоваться властью. Но почему там больше ничего не написано? Почему он ничего не сказал о том, что совершил?
— Возможно, сила слишком изменила его, — ответил Сэйзед. — Или он просто не чувствовал больше потребности в ведении дневника. Он достиг цели, он стал бессмертным, хотя это побочный эффект. Но вести дневник для грядущих поколений, если собираешься жить вечно… наверное, это излишне.
— Но… — Вин от разочарования скрипнула зубами. — Но это негодный конец для такой истории, Сэйзед!
Управляющий улыбнулся:
— Поосторожнее, госпожа! Если привыкнете много читать, пожалуй, рискуете стать ученой.
Вин покачала головой:
— Нет, если все книги заканчиваются так!
— Если вас это утешит, — сказал Сэйзед, — то знайте: не только вы разочарованы содержанием дневника. В нем нет почти ничего такого, что могло бы пригодиться мастеру Кельсеру… и, конечно, там нет ни слова об одиннадцатом металле. Я даже чувствую себя немножко виноватым, потому что пользу из книги в итоге извлек только я.
— Но о религии Терриса там тоже особо не говорится.
— Верно, там сказано совсем немного, — согласился Сэйзед. — Но если честно, то это «немного» — куда больше, чем мы знали до сих пор. Я только того боюсь, что не сумею передать эти сведения. Я должен переслать копию перевода дневника туда, где мои братья и сестры, хранители, смогут ее найти. Жаль ведь, если полученные знания умрут вместе со мной.
— Не умрут, — сказала Вин.
— Вот как? Неужели моя леди внезапно превратилась в оптимистку?
— А неужели террисиец неожиданно стал пессимистом? — парировала Вин.
— Он всегда им оставался, я думаю, — с легкой улыбкой сказал Сэйзед. — И именно это делало его плохим дворецким, — по крайней мере, в глазах большинства хозяев.
— Тогда они были просто дураками! — искренне воскликнула Вин.
— Я склонен думать так же, госпожа, — ответил Сэйзед. — Но нам лучше вернуться в особняк. Вас не должны видеть в саду, когда придет туман.
— Я же все равно потом опять выйду.
— Среди рабочих многие не знают, что вы рожденная туманом, госпожа, — напомнил Сэйзед. — Лучше, я думаю, и дальше хранить это в секрете.
— Да, я знаю, — кивнула Вин. — Давай вернемся.