1
Я наводил порядок в квартире.
Кому-то это покажется странным, но я никогда не стеснялся того, что забочусь о чистоте своего жилища. Да, это была старая квартира в многоэтажке, но я жил здесь уже двенадцать лет. С тех пор как мне стукнуло тридцать. Когда я два года сидел за решеткой, сюда приходила Аюми. В первый раз я сел на полтора года, потом еще на шесть месяцев. Не знаю, что было бы с моей конурой, если бы не Аюми. До того как мне исполнилось тридцать, я отсидел еще шесть лет. Пять лет за убийство, затем – еще год. Большую часть своего третьего десятка я провел за решеткой.
Тщательно пропылесосив, я протер пол влажной тряпкой. Потом смахнул пыль с буфета.
Вся процедура уборки стала для меня настолько привычной, что почти не отнимала сил. Как правило, занимала она часа два.
Я наводил чистоту не для того, чтобы убить время. Мне это надоело еще в тюрьме – делать уборку в камере, чтобы время шло быстрее.
Не то чтобы у меня была масса свободного времени. Я как раз занимался удвоением оборота наркотиков. Мы были поглощены сборами наличности и приобретением недвижимости. Я помог Йоси, и теперь на нее работали не четыре, а двенадцать девушек. И к телефону я подходил вдвое чаще, чем раньше.
Что касается войны, на сегодня она была закончена. Ни один из враждебных кланов так и не смог извлечь выгоду из болезни босса. И все потому, что я об этом позаботился. По крайней мере мне так казалось.
Нам не пришлось жертвовать людьми, но доходы старшей семьи сократились. Виноват был Кураучи – он не хотел брать ответственность на себя и слишком многое предоставлял другим. Кураучи так и не стал главой клана. Во всяком случае, пока. Он себя неправильно повел. Если бы занял правильную позицию и смог ее отстоять, то, глядишь, был бы большим боссом. Со стариком все ясно – слишком стар, чтобы оправиться от болезни.
Твердая позиция была у меня – у изгоя, которого принудили отделиться. Но почему-то парни тянутся ко мне, и сейчас у меня двадцать бойцов, а у старшей семьи, которая едва ли не вчера могла выставить пятьдесят человек, осталось тридцать. И все эти изменения произошли за три месяца.
Я выключил пылесос, вылил ведро с грязной водой. Затем принялся вытирать бокалы, доставая их из буфета. И этого занятия я не стеснялся. Приятно налить виски в чистый, прозрачный стакан.
Зазвонил телефон.
Это был Сугимото, он передал мне свежие новости. Парень занят наращиванием оборота наркоты. Кураучи согласился урезать наши выплаты с наркотиков вдвое, но предлагает активизировать нашу сеть с тем, чтобы приблизиться к прежнему объему взносов. Это не категорическое требование. Теперь он ничего не может требовать у меня. Правда, на собрании старшей семьи я обещал, что если у клана возникнут финансовые трудности, мы постараемся возместить то, чего не выплатили в результате борьбы с конкурентами.
Однако возвращать долги – не в обычаях якудза. Мы удвоили оборот наркотиков, выплатили взнос в прежнем объеме, а сверхприбыль заберем себе. Копов наведем на старые потоки. Если они чего и накопают, то им невдомек, старые это потоки или новые. Им главное – медали получить за борьбу с наркоторговцами.
Наше время придет. Вот-вот придет.
Поговорив с Сугимото, я снова взялся за бокалы. Если придется встретиться с другими парнями, я воспользуюсь квартирой Аюми в Сибуя. Ребята не могут понять, как это босс может жить в какой-то многоэтажке.
Закончив протирать стекло, я просмотрел бокалы на свет – не осталось ли следов пальцев – и аккуратно расставил их в буфете.
Я всегда делаю уборку сам. Стираю тоже сам. А готовить не люблю. Такие дела. Странно, но меня почти не волнует, что я буду есть. Могу питаться одним и тем же целую неделю. На кухне у меня всегда чисто, посуды очень мало. Запасов не делаю, каждые три дня размораживаю холодильник.
Опять звонит телефон. Это Аюми. С тех пор как у нас появился клуб в Акасаке, она звонит мне все чаще, требует указаний. Не то что в прежние времена, когда я купил ей заведение, которым она владела совместно с барменом. Теперь она не может вести дела по своему усмотрению.
– Кажется, тебе придется получить деньги с клиента. Речь шла о плате за услугу, просроченной на четыре месяца.
Она пыталась получить деньги сама, даже ездила к парню в офис, но каждый раз тот отделывался пустыми обещаниями. Мы с ним договорились на четыреста тысяч иен. Раньше я не привлекал Аюми, чтобы собирать долги. Весь ее бизнес был построен на получении наличных от клиентов.
– Придется ему заплатить больше.
– Согласна. Знаешь ты эту девку, Ими? Он с ней спал.
– Когда? Сколько раз?
– Дважды. Она работает на нашем старом месте.
– Понял. Спрячь-ка ты ее на некоторое время.
Я бросил трубку и усмехнулся. Опять приходится заниматься делами, которые под стать молодым. Сугимо-то это не любит. Придется ехать одному.
Побрившись, я надел чистую рубашку и костюм. Я не делаю завивки, не ношу броских черных костюмов и золотых браслетов. Мне все равно, какая пряжка на моем ремне. Не выношу парней, помешанных на этой мишуре.
Я вышел из квартиры. Поехал на автобусе, пересел на поезд и добрался до офиса, где сидел этот наглец.
Здание я нашел сразу. Офис занимал весь пятый этаж. Других фирм не было. Я открыл дверь и вошел. В помещении человек десять. Похоже на частную фирму. В принципе можно выжать и из них соки.
Не обращая внимания на секретаршу, я направился к дверям кабинета. Какой-то мужчина удивленно наблюдал за мной. Я постучал в дверь и услышал разрешение войти.
– Рад вас видеть. Меня зовут Танака.
– Слушайте, не следует появляться здесь, чтобы решать подобные вопросы. До вас не доходит?
– Вы, должно быть, Таниючи-сан?
Я закрыл дверь. Красномордый мужик. Сильно за сорок.
– Я пришел, чтобы получить по счету из клуба "Лиза" в Акасаке.
– Что? Получить? Я же сказал этой старой ведьме, чтобы убиралась!
Аюми всего тридцать один. Маловато, чтобы какой-то козел называл ее старой ведьмой. Придется за это доплатить.
– Не знаю, кто здесь главный. Не знаю даже, сколько вы должны.
– Как же вы собираетесь получить долг?
– Видите ли, одна девушка попросила получить с вас. Таниючи-сан, ведь вы были клиентом девушки по имени Ими, правильно?
Лицо у парня вытянулось. Я достал сигарету. Закурил.
– Ими залезла в долги, чтобы отдать деньги, которые вы ей так и не выплатили. Что теперь с этим делать? Она задолжала очень уважаемым людям. А теперь они готовы продать ее в самый непотребный бордель.
– Сколько там, четыреста тысяч? Я заплачу.
– Нет, четыре миллиона.
– Что?!
– Ими задолжала четыре миллиона.
– Я должен четыреста тысяч! Остальное – не моя проблема!
– Ими сказала, что ей пришлось одолжить четыре миллиона, поскольку вы не заплатили ей. Она просит, чтобы вы возместили эту сумму. Я получаю с дела два процента, так что еще восемьдесят тысяч – мне.
– Тебе хватит и восьми. Эту сумму я отдам прямо сейчас. И убирайся – я занят.
– Вы знаете, есть ребята, которые готовы уладить с вами это дело. Не за два процента, а за сорок. Но стучаться в дверь, как я, они не будут. И все равно вы заплатите четыре миллиона – не меньше.
– "Из ничего не выйдет ничего" – слыхали? На мне вы не наживетесь – взять с меня нечего.
– У вас есть эта фирма. Они отберут ее. Если у вас есть дом, отберут дом. Короче, моя миссия закончена. Вы мне платить не хотите. К сожалению, очень немногие вовремя понимают, что лучше действовать через меня. Если эти ребята появятся здесь – пиши пропало.
– У меня есть адвокат. Мы станем бороться с якудза силой закона.
– У них тоже есть адвокаты. Специалисты, которые знают, что к чему. Позвольте дать вам совет. Отдайте им то, что они попросят, и как можно быстрее. Иначе они сделают вам подарок, который вас отнюдь не порадует. Кроме того, чтобы общаться с этими ребятами, потребуются железные нервы.
Я потушил сигарету и встал. Этот глупец даже не попытался удержать меня. Похоже, четырьмя миллионами дело не ограничится.
– Прошу извинить, – произнес я.
– Минуту, – выдавил он. – Сколько у меня времени, чтобы заплатить?
– Нисколько. Вы должны платить сейчас.
– Думаете, я могу выложить такую сумму прямо сейчас?
– У вас нет выбора. Я предлагаю один раз. Платите вы или нет – ваши трудности.
– И вы живете на два процента?
– Кто-то должен в Акасаке, кто-то – в Гиндзе. Я просто приезжаю и делаю рекламацию. Такими делами, как случай с Ими, я обычно не занимаюсь. Как правило, работаю от четырех-пяти сотен тысяч. Может, раза два в год приходится иметь дело с четырьмя миллионами.
– Какие четыре миллиона? Четыреста тысяч. Голос Таниючи звучал не слишком уверенно. Иди речь о четырех сотнях тысяч, думаю, он отдал бы их мне из рук в руки. Но я уже решил: четыре миллиона. Четыре миллиона, потому что мне пришлось приехать сюда. Только по этой причине.
Я кивнул ему и вышел. Он не пытался остановить меня.
2
В офисе Сугимото громко разговаривал с кем-то по телефону. Здесь же сидели шестеро парней; видно было, что каждый из них готов по приказу босса в любой момент отправиться куда угодно.
– Опять сами приехали, босс? – осведомился Сугимото, положив трубку.
– Когда мы можем вернуть старшей семье ее потоки наркотиков?
– Завтра. Думаю, лучше не затягивать. Копы об этих потоках уже многое знают, а о нашей новой сети даже не подозревают.
– Тогда почему бы не позвонить в штаб-квартиру? Наверняка Кураучи ждет не дождется нашего звонка.
Состояние здоровья босса все ухудшалось. Если так пойдет и дальше, то в лучшем для себя случае он выйдет из больницы дряхлым стариком. Вопрос с преемником оставался открытым. Считалось, что Кураучи – наиболее вероятная кандидатура, но в ходе последней войны он, мягко говоря, не отличился.
– Я сейчас уеду. Масса проблем, о которых надо позаботиться.
– Будь осторожен, Сугимото. Ты нам нужен здесь, а не за решеткой.
– Знаю, – кивнул он и вышел из офиса.
Некоторое время я сидел, рассеянно осматривая комнату. Три стола. Два дивана, четыре кресла. Офис на десять человек. Когда мы начинали, этого было достаточно, но сейчас становилось понятно, что у нас тесновато. Офис расположен в очень неплохом месте, прямо возле станции Мегуро. Снаружи вывеска – "Торговый дом Танаки". Никто из прохожих и не подозревает, что здесь находится штаб-квартира семьи якудза.
– Скоро мы обойдем старшую семью. Должны обойти. Кураучи за мной не угнаться.
Снова эта дурная привычка – рассуждать вслух. Ничего не могу с собой поделать, особенно когда мысли захватывают меня. Один из парней удивленно смотрит, как босс бормочет что-то себе под нос.
– Мунаката, – произнес я, и он быстро вскочил с дивана. Пока Муто в тюрьме, Мунаката – самый надежный из этой шестерки. – Ты не занят?
– Нет. Брат сказал нам оставаться здесь. Шестеро парней.
– Работа не из легких. Возьми с собой двоих-троих ребят. Сугимото я все объясню.
– Побить кому-нибудь стекла?
– Это не война. Пока, возможно, следует избегать лишнего шума. Достаточно того, что Муто уже за решеткой.
– Что надо сделать?
– Предстоит иметь дело с одним лохом. Бить и калечить нельзя. Иначе вмешаются копы. Кроме того, никто не должен знать, кто вас послал.
Я написал имя и адрес Таниючи на бумаге и вручил ее My накате.
– У него фирма женской одежды. Сделай так, чтобы на несколько дней ее работа остановилась. Никто не должен видеть ваших лиц. И берегитесь копов.
– Остановить работу? Сильный беспорядок навести?
– Посмотришь по обстоятельствам. Оставляю на твое усмотрение. Он должен понять, что его лавочка вообще может накрыться.
– Все понял.
Мунаката ушел, забрав с собой двоих парней. В чем-то он уступает Муто. Если надо, Муто беспрекословно пойдет даже в тюрьму. Выбить стекла и поломать мебель – здесь Мунаката герой.
Ребят, которые ушли со мной из старшей семьи, я знал хорошо, но появились новички, которых еще предстояло понять. Вообще члены якудза склонны к нестандартному поведению. Требуется время, чтобы узнать, кто есть кто. Для этого необходимо видеть, как ведет себя человек в самых разных ситуациях.
Я еще посидел, полистал гроссбухи, лежавшие на столе. "Торговый дом Танаки" – поставщик горячих полотенец и легких закусок для баров этого района. Само собой, доходы с рэкета в бухгалтерских книгах не значились.
Поначалу старшая семья выделила нам крошечный район, в котором располагались всего несколько баров. Времена горячих полотенец давно прошли. На доходы с фирмы я не смог бы содержать всю банду. Официально в торговом доме числилось всего два человека. Прочие занимались делами, обычными для якудза, но у нас была крыша над головой, и молодым ребятам это придавало уверенности.
Я не привык вести бухгалтерский учет. Все эти гроссбухи для меня непостижимы. Но я знал, что босс неоднократно выбирался из множества передряг только потому, что владел фирмами, в которых велась отчетность. Он не платил налогов, внешне занимался легальным бизнесом и регулярно брал займы в банках.
У нас был бухгалтер, школьный приятель Сугимото. Ему пришлось работать на меня, потому что он погряз в долгах – слишком любил азартные игры. Первоклассный специалист с лицензией. Черным налом он не занимался; мы с Сугимото поручили ему только легальную отчетность. При этом он прекрасно понимал, что работает на якудза.
– Йосино, есть сдвиги в том деле, которое мы обсуждали?
Я спросил это у парня, только что вошедшего в офис. Выпускник колледжа, к тому же пожил в Америке. В офис пришел сам – искал работу. Мне его поведение до сих пор казалось подозрительным. Я много раз водил его в бар к Аюми, мы вместе напивались, но все разговоры он сводил к одному: к своим мечтам управлять казино с рулеткой.
– Откровенно говоря, теперь идея кажется мне устаревшей.
– Если ты не хочешь заниматься тем, о чем столько говорил, убирайся. Не забывай, ты даже не член семьи.
– Да, я помню. Но я уже вычислил потенциальных клиентов, фанатов рулетки, и сейчас знакомлюсь с ними. Думаю, наша клиентура – владельцы магазинчиков, у которых есть деньги для такой забавы.
– Не забывай, мы не можем доводить их до разорения.
– Но как совместить это с рулеткой?
– Подумай.
Для развития требуется огромный капитал. Стоит его заполучить, и дела пойдут как по маслу. Парочка казино, дающих приличный доход, – вот что может быть выходом из положения. Рулетка, покер, кости. Не важно, что именно. Зайди немного дальше, и полиция захочет побеседовать с тобой. О копах приходится помнить всегда – они способны разрушить что угодно.
– Йосино, необходимо серьезно изучить рынок, прежде чем начинать дело. Казино открыть не сложно. Но как пойдут дела, зависит от наличия клиентов.
– Вы абсолютно правы.
– Так что насчет клиентов?
– Все нормально. Когда речь идет о рулетке, не каждый может отказаться от соблазна попытать счастья хотя бы раз. Вы знаете, как я мечтаю управлять казино; надеюсь, эта мечта осуществится.
– Да, знаю. Только не записывай в свою книжку телефоны потенциальной клиентуры.
– Я зашифровал все записи на одном листке. Если меня возьмут, я его проглочу.
– Раз уж ты собираешься вести бизнес, построенный на азартных играх, то должен быть готов к тому, что рано или поздно сядешь.
– Надеюсь, такое произойдет после того, как меня примут в семью.
– Это надо заслужить.
Йосино склонил голову в знак согласия.
Еще около часа он излагал мне свои мысли по поводу азартных игр. Иногда можно встретить парня, которому не так интересно играть самому, как наблюдать за игрой других людей. Что касается азартных увлечений, тут на него можно было положиться. Вопрос в том, насколько я мог доверять ему в других делах. Это предстояло выяснить. Я собирался дать Йосино поручение несколько другого рода, чтобы посмотреть, способен ли он пожертвовать своими пристрастиями ради интересов семьи. В нашем мире такие проверки – обычное дело.
Дважды звонил Сугимото. Я сообщил ему, что дал задание Мунакате, и послал к нему нескольких парней. Кажется, Сугимото на совесть заботится о делах, связанных с наркотой.
Дела шли полным ходом. Если я появлялся в офисе, всегда было чем заняться. Особенно теперь, когда я вместе со своей семьей старался оседлать поднимающуюся волну.
– Как президент какой-нибудь маленькой компании. Опять я говорю с собой вслух. Сколько ни пытаюсь отучить себя – все бесполезно. Один из парней вскочил с дивана, решив, что я обращаюсь к нему.
– Отправляйтесь на обход. Ни во что не вмешивайтесь. Нам не нужны копы на хвосте.
Парни ушли, кроме одного. Видимо, Сугимото распорядился, чтобы по крайней мере один человек оставался в офисе охранять меня. Старшая семья не закончила боевых действий. Они еще могут сделать попытку избавиться от Танаки, и это изменит всю ситуацию.
– Эй, тебе сколько лет? – обратился я к парню, в напряженной позе замершему на диване.
– Девятнадцать, господин.
Я попытался вспомнить, как его зовут, но не смог. Помню, он уже говорил раньше, что ему девятнадцать. Какой-то хулиган, которого Сугимото подобрал в пригороде.
– Запомни, нельзя быть якудза наполовину.
– Да, господин.
– Мы, якудза, – люди, которых отвергло общество; мы объединились, чтобы выжить всеми правдами и неправдами. Иногда кому-то из нас приходится отдавать жизнь, чтобы выручить товарища. Может, кто-то отдаст свою жизнь за тебя.
– От меня пока никакой пользы. Но я могу отдать свою жизнь за другого.
– Хорошо. Не забывай своих слов. Когда необходимо будет принести эту жертву, я тебе сообщу.
Здесь я понял, что говорю в точности как босс. Мне тоже было девятнадцать, когда я его встретил. И потом более двадцати лет он использовал меня как хотел.
– Приходит наше время. Тебе предстоит набраться опыта.
– Я хочу сделать что-нибудь полезное. Если вам нужен киллер – я готов.
Мы еще не приняли его в свой клан. Ему предстоит заслужить эту честь. Я не склонен предлагать членство в моей семье каждому встречному. Люди знают об этом, и тем больше честь, когда такое предложение делается.
Сугимото работал в поте лица, чтобы увеличить нашу семью. Тем не менее лет через десять он, возможно, захочет возглавить собственную банду. У босса тоже не было иной альтернативы, как раздробить клан, выделив из него трех своих младших братьев. Я был одним из его детей, а не братьев, поэтому мой случай – несколько иной. Бывшие младшие братья босса возглавляли собственные семьи, но выплачивали старику дань – не очень большую, скорее, дань признательности.
Сейчас Сугимото был моим младшим боссом, но первоначально был младшим братом. Когда-нибудь он отделится и будет платить мне дань. Вопрос в том, сколько он принесет мне пользы до того, как это произойдет.
Я размышлял, бездумно уставившись на бумаги, разложенные на столе.
Вернулся Сугимото, с ним – пятеро парней.
Он сообщил свежие новости по делам с наркотой. Мы должны как можно скорее передать старые потоки под контроль старшей семьи. Новые потоки уже действуют, и объемы товара на них гораздо внушительнее, чем на старых.
– Я еду домой.
– Босс, как насчет того, чтобы на днях приобрести для вас "мерседес"?
– Нет, Сугимото. Нечего выставляться, пока недостаточно силен, понял? У нас уже есть три машины. На сегодня вполне хватает. Я знаю, якудза должны выглядеть достойно. Но я не могу разъезжать на "мерсе", когда босс клана лежит в больнице.
– Простите. Сейчас у нас хороший доход с наркоты, вот меня и понесло.
На самом деле Сугимото вовсе не бредил "мерседесом" для меня. Это все наши мальчишки. Сугимото таким образом просто сообщал мне, о чем они болтают.
– Мне предстоит встреча с братом Сано. Завтра расскажу вам о деталях.
Когда мы вышли, я пошептался с Сугимото. Он покивал и открыл заднюю дверцу автомобиля. За рулем сидел один из младших членов семьи.
Обычная скромная машина. На сегодня – совсем неплохо. Когда обойдем старшую семью, купим и "мерседес". Вот парни обрадуются. Сугимото захлопнул дверцу и слегка помахал рукой.
3
Сано уже ждал меня.
Заведение было небольшое, в нем хозяйничал только бармен; располагалось оно в одной многоэтажке в Сибуя. Я уже двадцать лет ходил сюда, здесь мы часто встречались и выпивали с Сано и другими братьями.
– Итак, ты передаешь старые потоки Кураучи.
– Я их возвращаю старшей семье, а не Кураучи.
– Это и значит – Кураучи. Он сам снизил объемы, но потом решил, что и этого тебе много, и теперь забирает их себе. Якудза так не работают.
– Но я его должник. Кроме того, у него сейчас трудно с наличными.
– Семья разваливается. Подумать только – парень, который даже не смог возглавить клан во время войны, отдает приказы! Если бы ты ему не помог, сегодня старшая семья не существовала бы.
Сано и Кураучи всегда враждовали. У меня с Сано разногласий не было; когда-то он считал, что я единственный преемник босса. Когда меня выделили, все его планы рухнули.
По табели о рангах, принятой в якудза, он был моим старшим братом. Боссу он приходился младшим братом, поэтому для меня скорее являлся дядей. Но пока мы состояли в одном клане, следовало называть друг друга братьями.
Если бы я возглавил старшую семью, Сано стал бы моим заместителем-опекуном. Его называли бы боссом, но считается, что у такого босса нет детей. В нашем сообществе часто встречаются подобные лидеры. Если Кураучи станет преемником босса, Сано может сохранить свой пост заместителя и доверенного лица, но наверняка ему придется туго, и он в конце концов уйдет в отставку.
В отличие от прочих дядюшек у Сано не было ничего, чтобы создать собственную банду и начать с нуля. Причина проста: он жил, не готовясь к этому.
– Война не окончена, – заметил я. – Если они увидят малейшие признаки слабости, то снова нападут.
– Кураучи понимает это. Он думает только о деньгах. Он уверен, что если соберет много бабок, то выиграет любую войну.
– Это вопрос.
– И ты теперь никак не можешь вернуться в старшую семью, потому что выделился.
– Как дела у босса?
– Его песенка спета. Ты бы лучше спросил, как это он еще не отдал концы. И ведь так и не сказал, кто же будет его преемником. Ни разу. Уверен, Кураучи уже считает себя боссом клана, ведь при старике он был младшим боссом.
Другими словами, старейший сын наследует семейный бизнес. Таков обычай.
Я заказал еще виски и закурил.
Когда и куда нанести удар. Вот в чем вопрос. А также в том, остались ли у Сано амбиции, присущие любому якудза. Мне предстояло сыграть на его азарте.
– Сколько тебе сейчас, брат Сано?
– Пятьдесят один. Почти пятьдесят два.
– А ты не хочешь, чтобы я называл тебя дядей? Сано как раз взялся за свой стакан, чтобы сделать глоток, но замер, не донеся виски до рта. Уставился на меня. Я выпустил клуб дыма и положил сигарету в пепельницу.
– Ты предлагаешь мне уйти из старшей семьи?
– Какая-то часть сознания говорит мне, что было бы выгодно оставить тебя там. Но поскольку я не смогу возглавить старшую семью, то не в состоянии буду сделать что-либо для тебя, пока ты там.
– А также в том случае, если я создам собственную банду.
– Почему же, здесь я смогу тебе помочь. Это будут отношения между двумя отделившимися боссами, так что старшей семье я не причиню вреда, если окажу тебе поддержку.
– Слушай, Танака, думай, что говоришь. Я затушил сигарету в пепельнице.
– Знаю, мне не следует предлагать тебе это, пока босс жив. Но когда его не станет, будет поздно. Когда босс уйдет, он тебе ничего не оставит. А сейчас тебе доверяет почти половина старшей семьи.
– Какая там половина...
– Хочешь сказать, тебе не хватает уверенности в своих силах? Не сердись на меня за эти слова. Мы знаем друг друга больше двадцати лет, и мне кажется, я научился понимать тебя. Никто никому не доверяет. Никто не верит, что у него все получится. Взгляни на Кураучи. Он же не отличит локтя от задницы. Если бы боссу подвернулся случай, он предложил бы тебе возглавить самостоятельную семью, брат. Но он слишком осторожничал. Он хотел наградить тебя по заслугам, но в нем возобладали консерватизм и подозрительность. Ты сам это понимал, но решил терпеть и ждать.
– Погоди, Танака. Я ничего не знаю о том, что ты мне рассказываешь.
– Если б Кавано захотел выделиться, это означало бы раскол семьи. Но кто поднимет голос против тебя, брат Сано? А Кураучи в таком случае ты даже облегчаешь задачу. Это же ясно.
– Ясно что?
– А что тебя ждет после кончины босса? Для Кураучи заместители и опекуны – только помеха. Прочие дядья не захотят вмешиваться. Посмотри, как они себя повели во время последней войны.
Сано достал сигарету. Я поднес ему зажигалку.
– Думаю, придется идти в отставку.
– Имея молодую красивую жену и детей, которые едва пошли в школу? Ты о них подумал? Чем ты займешься после того, как тридцать лет был якудза? Вариантов карьеры немного.
– Это правда.
– И непохоже, что ты много накопил.
– Так о чем речь? Ты что, хочешь обеспечить мою старость?
– Не надо заглядывать так далеко. Но я хотел бы называть тебя дядей, каковым ты мне и приходишься. Без тебя я не смог бы добиться столь многого.
– Но как же я стану опекуном в твоей семье...
– Брат, мы сделаем это, и Кураучи потеряет лицо.
– Это так.
Я снова закурил. Сано задумался.
Если Сано заявит, что выделяется, то Кураучи никак не сможет воспротивиться этому. Скорее всего больше трех человек ему не дадут, но и это будет сильным ударом для Кураучи. Всем – и своим, и чужим – станет ясно, что старшая семья в глубоком кризисе.
– Пожалуйста, подумай об этом, брат... Нет, дядя. Я оставил его и вышел из-за столика. Бармен слегка поклонился мне. За двадцать лет здесь почти ничего не изменилось.
На улице остановил такси. Свою машину я отослал домой еще раньше.
– Синзуку.
Я вдруг понял, что у меня хорошее настроение. Не то чтобы меня это беспокоило. Я закурил, и шофер сделал мне замечание. Я курил, не обращая внимания на его протесты. Водитель остановил машину, прижавшись к обочине, и развернулся ко мне:
– Простите, господин, но я не курю.
– В самом деле? А я люблю покурить.
– Тогда курите где-нибудь еще, будьте добры. Заплатить можете до этого места.
– Слушай, мне жаль, но я курю, когда мне захочется, и курю там, где хочу. Я не могу прямо сейчас изменить своим привычкам. Езжай спокойно, добрый человек. Не раздражай меня.
– Я не хочу дышать ядовитым дымом. Пожалуйста, выйдите из машины.
– Предупреждаю, не заводи меня.
– Я не хочу умереть от рака легких.
– Но ты же не умрешь от него прямо сейчас? А если не оставишь меня в покое, то простишься с жизнью немедленно.
Он в раздражении щелкнул языком и включил двигатель. Ехал очень быстро, а я все не верил, что оказался так терпелив и пощадил парня. Когда я достал еще сигарету, он открыл окно до предела. Я спокойно сидел и покуривал.
Такси остановилось, парень открыл мне дверцу. Я заплатил, он дал сдачу.
– А ты везунчик! Смерть была совсем рядом, – весело сообщил я.
Он не смотрел на меня.
– Что это со мной? – бормотал я, шагая по улице. – Повезло ему. Все равно что второй раз родился.
Опять эта дурацкая привычка. Нелегко от нее избавиться.
Я толкнул дверь и вошел в бар. Осмотрелся, выглядывая Йоко.
– С возвращением, Танака-сан! – Йоко поднялась с диванчика в углу. – Вы выглядите усталым.
– Таксист не разрешал мне курить в машине.
– Да? Пусть повесит на свою машину объявление: "Для некурящих".
Йоко ухватила меня за руку и повела в свой уголок. Уже в четвертый раз я прихожу сюда. Когда был здесь недавно, мы с ней после закрытия бара прогулялись и немного выпили. Если бы я предложил пойти в отель, она скорее всего не отказалась бы, но я просто проводил ее домой.
Когда я уселся, принесли мою личную бутылку. В ней еще оставалась половина содержимого. Я заказал сыра и фруктов.
– Это дорого. Не тратьтесь на меня, – зашептала Йоко.
Такая забота встревожила меня. Еще подумает, что я рисуюсь.
Обычная девчонка, каких много. Двадцать один год. Но когда я наблюдал за ней здесь, в этом баре, то видел,
что она не дилетантка. Иногда я задумывался: на кого она похожа? Однако стоило мне увидеть ее смеющееся лицо, как все внутри замирало. Я был ослеплен, я терял голову.
Мне нечего было ей сказать; мы просто болтали. Я потягивал из бутылки, пока она не опустела, а потом опять увел Йоко с собой.
– Танака-сан, ведь вы не одиноки?
Мы шли по улице, держась за руки. Эта маленькая деталь заставила мое сердце биться сильнее.
– Я не могу лгать женщине.
– В последний раз вы даже не спросили, можете ли зайти ко мне. Вы сразу поехали домой.
– Дома меня никто не ждет.
– Я думала, это не так. Мне казалось, вы спешите домой, к жене.
– Я живу один. Если не веришь, можем заехать ко мне.
– Правда?
В принципе почти то же самое, что пригласить ее в отель. Почти, но нечто большее.
В отель или нет, но смысл ясен: я приглашаю ее. Заставь ее. Возьми ее. Вот и все. Было время, кода я проделывал это прямо в темных аллеях.
Йоко остановила такси. Она уселась в автомобиль, не называя адреса.
– Китасуна, – бросил я шоферу. В отель мне не хотелось.
Пока мы ехали, я молчал. Мы сидели сзади, наши пальцы сплелись. Время от времени я ощущал легкое пожатие пальцев Йоко. Даже Аюми, которую я знал больше десяти лет, не вела себя так.
Я увидел свой дом, подсказал шоферу, где свернуть.
– Приехали.
Машина остановилась. Я рассчитался с шофером, получил сдачу. Меня поразило, что я не выкурил ни одной сигареты, пока мы ехали сюда из Синзуку.
Мы поднялись по лестнице. Звук шагов. Не такой, как обычно. Между моими шагами вклинивался перестук высоких каблучков Йоко. Она чувствовала себя не совсем уверенно. Кажется, начала нервничать.
Я открыл дверь, и мы вошли в квартиру. Как всегда, у меня было чисто и опрятно. Холодный свет падал на мебель. Йоко внимательно оглядела помещение, словно что-то выискивая. Признаки женщины. Их не было.
Я повесил пиджак и ослабил узел галстука. Йоко уселась в кресло возле столика.
– Выпить хочешь?
– Я сама приготовлю, Танака-сан.
– Сиди. Это мой дом.
Достав лед из холодильника, я положил его в бокалы, плеснул немного виски.
– Я думала, у вас в квартире беспорядок. Полная мойка грязной посуды, пыль повсюду.
– Когда долго живешь один, появляются те или иные привычки.
– Танака-сан, почему вы не женаты?
– Есть вопросы, на которые я предпочитаю не отвечать.
– Простите.
Кажется, Йоко не поняла. Задрожав ресницами, она поднесла бокал к губам.
Конечно, есть среди якудза и такие, которые попались на удочку и даже вносят в списки семьи не только себя, но и своих женщин. Я этого не сделал, только и всего.
Включив воду в ванной, я разложил постель на татами в небольшой спальне. Представление окончено; я не собираюсь изменять своих намерений. Я должен взять ее. Возвращаюсь на круги своя.
– Должно быть, мне нужен кто-то, похожий на вас. Меня не тянет к молодым парням.
– Правда? А я как раз предпочитаю молодых женщин.
Я выкурил сигарету и допил виски. Аюми всегда твердит, что выпивка сделает из меня импотента; но импотента из меня сделала она.
Небольшая ванна наполнилась быстро. Я предложил Йоко освежиться, и она, не слишком жеманясь, вышла.
Слушая, как она плещется, я не спеша курил. Вскоре Йоко вернулась, обернувшись полотенцем.
Я подтолкнул ее к спальне, где было приготовлено ложе. Эта девушка будет принадлежать мне. Но сия мысль не доводила меня до безумия.
– Пожалуйста, будь нежен. Я не люблю, когда это делают грубо, – прошептала Йоко, когда я опустил ее на постель.
Женщина в сексе должна быть покорной. Я занимался этим не в первый раз. Я не вшивал жемчужин в пенис, когда сидел в тюрьме. Намерение. Вот в чем дело. Когда я решил, что женщины будут работать на меня и приносить деньги, я стал другим человеком.
В ее теле еще было что-то девственное. В том, как она двигалась, в том, как слабо стонала. Сексуально она еще не созрела. Когда я вошел в нее, Йоко закричала и пыталась протестовать. Но тело ее устремилось мне навстречу.
Сколько эта девочка может заработать? Вот о чем я думал в этот момент.
4
С Кураучи мы встретились как равные.
Если бы он не являлся наиболее вероятным преемником босса, то на сегодня соотношение наших сил составляло бы шестьдесят к сорока. Но я признавал его положение и делал вид, что у нас – пятьдесят на пятьдесят, а значит, и разговор пойдет на равных.
Предвидя трудности, я настоял, чтобы на встрече присутствовали дядя Ояма и дядя Мицута. К вопросу о наркопотоках они отношения фактически не имели, но и мне, и Кураучи необходимо было внести в наши отношения полную ясность.
Как выяснилось, реальное соотношение сил даже не шестьдесят к сорока, а семьдесят к тридцати в мою пользу. Я возвращал ему старую сеть наркоторговли, потому что старшая семья переживала финансовые трудности. Возможно, Кураучи и вздохнул с облегчением, но он непременно должен был почуять, что дело нечисто.
Мы обо всем договорились, детали проработают люди, непосредственно занятые наркоторговлей. Как полагается, я угостил двух дядей прекрасным обедом. И Ояма, и Мицута располагали личными семьями, примерно человек по тридцать в каждой. Оба были работягами. Во время войны каждый прислал на помощь старшей семье по паре человек – долг вежливости. Третий дядя, Харада, стоял на грани краха. Босс никогда не проявлял желания помогать ему. Харада занялся игровым бизнесом, потратил кучу денег и умудрился разорить свою семью безо всякого вмешательства извне. Сам он попал за решетку, и сидеть ему предстояло еще три года.
– Итак, Кураучи, что там с Сано? – требовательно спросил Ояма.
Ояма и Мицута предпочитали рыбные блюда мясным. Точнее, оба любили крабов. Перед каждым стояло блюдо, наполненное обломками красных панцирей.
– Кажется, брат Сано обдумывает варианты своей деятельной жизни.
– Он хочет создать собственную семью, разве не так? Почему ты препятствуешь? Такое поведение по отношению к брату недопустимо. Босс клана никогда не говорил, что Сано не может иметь собственной семьи. Вы, молодые, называете его братом, но на деле он приходится вам дядей.
– Да, конечно, я согласен.
Кураучи попросил Сано повременить с отделением от старшей семьи, но Сано настаивал на своем. Возможно, Кураучи рассчитывал, что босс официально объявит его своим преемником, и тогда он просто не отпустит Сано.
– Брат Сано хочет открыть свое дело, не так ли? – вмешался я в разговор, обращаясь к Кураучи.
Я делал вид, что для меня это новость, хотя знал уже, сколько Сано уведет с собой людей, – четверых.
– Так.
– Если хотите знать правду, он должен был получить собственную семью еще раньше меня.
– Я планировал предложить ему пост своего заместителя.
– То же самое собирался сделать босс. В нынешнем состоянии он не может изменить своего намерения. Кураучи-сан, ведь ты не собираешься пойти против воли босса?
– Нет.
– Кроме того, если сейчас брат Сано отделится, это ослабит старшую семью.
– Дядя Ояма, дядя Мицута и ты, брат Танака. Вы согласились считать меня преемником босса клана. Мое отношение к брату Сано – для старшей семьи дело чести.
Он говорил, но губы его дрожали от ярости. Его унизили. Должно быть, Кураучи молился, чтобы босс в своей больнице поторопился отдать Богу душу и он наконец занял его место. Положение было двусмысленным и оставалось таковым слишком долго – все, кому не лень, намекали на это. В такой вот ситуации оказался Кураучи.
Он получил назад старые наркотики. Для него это было жизненно важно. Но Кураучи не знал, что полиция идет по следу и вот-вот начнет действовать. Потоки я вернул в нормальном состоянии; прибыли они давали не меньше, чем в начале, когда меня к ним приставили. Но через три месяца полиция разнюхает все. Конечно, ответственность ляжет на Кураучи, ведь все произойдет после того, как я передам ему управление наркоторговлей.
– Эй, Танака, я слыхал, дела у тебя идут хорошо.
– Эх, дядя Ояма, мы все еще на баррикадах. Стоит ослабить бдительность, и они снова нападут. Приходится прочно держать весь фронт.
– Понимаю тебя. Война никому не нужна. Думаю, брат хорошо сделал, заставив тебя создать собственную семью.
Когда дело доходит до войны, дяди не желают вмешиваться. Они не могут посылать своих людей, чтобы защищать интересы старшей семьи.
– Но придется начинать все заново, создавать свою наркосеть. Для этого мне потребуются новые молодые парни, – заметил я.
– Должен сказать, что ты честно исполнил свои обязательства перед старшей семьей, – произнес Кураучи.
Обед подошел к концу.
Скорее всего завтра Сугимото доложит мне о состоянии дел в нашем собственном наркобизнесе. Старые потоки мы использовали как приманку, отвлекающую внимание копов, а новые никогда не были в такой безопасности, как сейчас.
– Если мы уж договорились о брате Сано, то неплохо бы окончательно выяснить, нет ли у кого возражений насчет преемника. Я, как отделившийся, не могу совать нос в такие дела, но прошу дядю Ояму и дядю Мицуту позаботиться об этом.
Ни Ояма, ни Мицута не смогут полностью игнорировать мнение Сано, когда зайдет речь о преемнике босса клана. Если Сано не согласится быть заместителем Кураучи, ничего не останется, как отпустить его, разрешив собрать собственную семью.
Кураучи и я вместе вышли провожать Ояму и Мицуту. Мои люди и члены старшей семьи выстроились за нами.
– Итак, я буду следующим боссом клана, правильно, брат Танака?
– Ты что, думаешь, мы лицемерили, когда обещали тебе поддержку?
– Я хочу быть боссом клана не только на словах, но и на деле. Единственная проблема – как бы не оказаться проглоченным семьей Танаки.
– Я свою семью как-нибудь прокормлю, Кураучи-сан. Я сделаю, что от меня зависит.
– Я тоже. Неплохо, когда появляется элемент соревнования, но я не ожидал, что твоя семья усилится до такой степени еще до того, как я возглавлю клан.
Подъехали наши машины. Я уселся в свою неброскую на вид тачку, Кураучи – в черный "мерседес". Даже в ночи отполированный автомобиль блистал обводами.
Я повез своих ребят к Аюми, в бар в Акасаке. Они были подавлены великолепием "мерседеса" Кураучи.
Наверняка думали, что старшая семья есть старшая семья. Чтобы они забыли об этом, я решил устроить им вечеринку в баре.
– Таниючи вчера дважды звонил тебе, – сообщила Аюми. – Хотел узнать, как с тобой можно связаться. Я ответила, что не знаю, и посоветовала позвонить Ими. Но дома она не появлялась, поэтому он едва ли нашел ее. Просил передать, что ждет твоего звонка.
– А что думает Ими? В смысле, о том, чтобы выжать из него деньги?
– Уверена, она обрадуется. Она никогда не простит этого скупердяя.
– Хорошо, я с ним почти договорился. Пока что дай моим ребятам выпить, позаботься о них, а я пойду позвоню ему.
Кажется, Мунаката поработал хорошо. Я заставил Таниючи искать меня. Теперь он созрел и готов платить. Но окончательный счет еще не предъявлен.
Нельзя сказать, что я требовал с него долг на законных основаниях. Но он подписал счет в клубе, заявив, что принимает долги Ими на себя.
Я взял стул и уселся в углу возле телефонного аппарата. Счет с подписью Таниючи лежал у меня в кармане. Он, конечно, думает, что счет у Ими, потому что девушки сами должны были вносить деньги в кассу клуба, если им не заплатил клиент.
Таниючи сразу же снял трубку.
– Это Танака. Я к вам недавно заходил по поводу счета из клуба "Лиза".
– А, Танака-сан.
– Я как раз забежал к хозяйке клуба. Она говорит, вы хотели со мной потолковать.
– Я заплачу. Четыре миллиона. Выбора у меня нет. Я заплачу.
– Извините...
– Я о деньгах, которые задолжал Ими. Мы с вами говорили об этом. Я мог бы наплевать на это дело, но теперь у меня нет выбора.
– Это какая-то шутка? Я к этому делу больше отношения не имею. Когда мы с вами виделись, я предупреждал, что делаю предложение только один раз.
– Я хочу заплатить Ими четыре миллиона. Четыре миллиона! Как вы можете отказываться от такой суммы?
– Если бы вы сказали это в ходе нашей встречи, я с радостью принял бы от вас деньги.
– В любом случае можете вы поговорить с Ими? Пусть она передаст, чтобы они остановились.
– А что они сделали?
– Они остановили мой бизнес. Все мои автомобили с товарами попадают в аварии и происшествия, не доехав до магазинов. Они безобразничают в магазинах. Розничные торговцы подчиняются их приказаниям.
– Ими здесь ни при чем. Она попросила кого-то заняться ее проблемой, а он послал этих людей. Вам звонили, напоминали о долге?
– Всего один раз. И не сказали сколько.
– Дело осложняется. А ведь я вас предупреждал.
– Ужасно, ужасно. Я хотел бы решить проблему как можно скорее.
– Не думаю, что это возможно.
– Но вы же можете найти Ими? Скажите ей, что я готов отдать четыре миллиона.
– Теперь четырех миллионов не хватит. Они ведь не сказали вам, сколько они хотят? Знаете почему? Потому что они хотят больше.
– Но ведь я должен всего четыреста тысяч. Кто так ведет дела? У них нет даже никаких доказательств.
Таниючи начал злиться. Вот парень, который зажал четыреста тысяч, а теперь рад заплатить четыре миллиона. Мунаката отлично поработал.
– Доказательств, может быть, и нет, если вы имеете в виду расписку или обязательство, но вы же подписали счет в клубе? Ими взяла ваш долг на себя, и этот счет перешел на нее. На нем стоит ваша подпись, и он равноценен долговой расписке.
– Поэтому я вам и говорю, что готов заплатить четыре миллиона.
– Вы не понимаете. Я уже объяснил, что больше не занимаюсь этим делом. Если бы вы заплатили четыре миллиона сразу, то дело уже было бы закрыто. Даже если Ими согласится на четыре миллиона, то ребята, которые работают над ее проблемой, не остановятся, пока не выжмут из вас все соки. Ужасно, но это так.
– Сколько надо заплатить, чтобы покончить с этим?
– Не знаю. Меня об этом не спрашивайте. Сколько вы готовы отдать?
– Четыре с половиной миллиона. Действительно, скупердяй. Я тихо рассмеялся.
– Но если сплюсовать эти деньги с убытками, я теряю ровно семь миллионов.
– Мне это неинтересно. Отмечу, что сначала вы не захотели платить четыреста тысяч, и сумма выросла до четырех миллионов. Эти деньги отдавать вы не желали, и теперь находитесь в еще более сложном положении. Вам следует все хорошо обдумать. Впрочем, меня это больше не касается.
– Я сообщу в полицию.
Таниючи замолчал. Для копов он всего лишь парень, который задолжал людям деньги.
– Ладно, ради вас я попробую разыскать Ими. Может быть, удастся разузнать, кто для нее старается. И это будет уже хорошо.
– Можете вы спросить у Ими, сколько они хотят?
– Ими хочет четыре миллиона – ни иеной меньше. Я ее понимаю. Вы, кажется, тоже. Вы не только попользовались ею, но и заставили залезть в долги на четыреста тысяч иен. Но есть способы воздействия на людей, которые не хотят платить, и парни, к которым она обратилась, хорошо их изучили. Если бы вы заплатили сразу, до этого никогда бы не дошло. Не было бы всех этих неприятностей.
Некоторое время Таниючи молчал. Я закурил. Трое парней расслаблялись в компании девушек.
– Можете вы мне как-то помочь, Танака-сан?
– Я вас предупреждал, не так ли? Что вместо меня придут совсем другие парни, которые заинтересуются вашим бизнесом? Таниючи-сан, у вас есть семья?
– Это не важно.
– Нет, важно. Вы резвитесь, но не хотите платить, и берете на себя ответственность, потому что из-за вашей недальновидности семья может потерять кормильца.
– Сколько они хотят? Сколько я должен заплатить?
– Пожалуйста, перестаньте спрашивать меня об этом. В любом случае я постараюсь встретить Ими и поговорить с ней о вас.
Я повесил трубку.
– Итак, сколько мы получим, как думаешь? – подошла Аюми.
Я полагал, что вытяну из него миллионов десять, но ей об этом не сказал. Нечего женщине совать свой нос куда не следует.
Около одиннадцати появился Сугимото с двумя парнями.
– Все в порядке, босс.
– Молодцы. Теперь можно слегка расслабиться.
Процедуру передачи наркотиков мы провели так аккуратно, что никто из обеих семей не был арестован. Это немаловажно. Относительно новой сети наркоторговли копы пребывали в полном неведении. Они будут думать, что наша семья не имеет отношения к наркоте – по крайней мере какое-то время.
– Похоже, в старшей семье наркопотоками будет заниматься Кавано.
– Будет, но недолго.
– Да, месяца три. Скорее всего его арестуют. Ну а брату Кураучи, возможно, удастся отвертеться. Потоки они вернули, но вряд ли успеют заработать на них деньги до того, как их возьмут копы.
– Не пускай дела на самотек, Сугимото. Ты должен внимательно следить за молодыми, особенно в такое время, как сейчас.
– Да, я знаю.
– Хорошо. Давай выпей, расслабься, сегодня можно. Сугимото кивнул.
Я сидел за стойкой и разговаривал только с Аюми. Не стоит нервировать молодых, втираясь в их компанию.
Аюми рассказывала последние новости из жизни клуба. Фудзии следил, чтобы мой бокал оставался полным, но не пытался вмешаться в беседу. Со стороны могло показаться, что мы с Аюми шушукаемся на интимные темы.
– Так что будем делать с Ими?
– Пока не заставляй ее работать. Она принесла нам кучу денег. Почему бы тебе не выплатить ей зарплату за месяц?
– Ты меняешься, дорогой.
– Да и ты тоже.
– Полагаю, в худшую сторону? Когда речь идет об управлении таким заведением, как это, думаю, полезно меняться именно в худшую сторону.
Когда я был на побегушках у босса, меня переполняло чувство недовольства. Наедине с собой я проклинал его, и так появилась привычка разговаривать с самим собой вслух.
К чему я это говорю? К тому, что неожиданно появилась мысль: а сейчас я доволен? Я так долго жил с чувством неудовлетворенности своим существованием, что просто не знаю, как это – по-другому воспринимать жизнь.
Я осушил бокал, и Фудзии вопросительно взглянул на Аюми. Та кивнула. Старик налил мне еще виски.
– Как поживаешь?
– Спасибо, ничего. Вы так добры, что дали мне работу, когда мой сын в тюрьме.
– Не стоит об этом. Тебе не кажется, что теперь тоник делают более сладкий? Вот этот, например.
– Я стараюсь о таких вещах не думать. Стоит только начать сравнивать, как было и как стало, и уже не остановишься.
– Это точно.
Я глотнул из бокала. В конце концов, нельзя пожаловаться на то, как Фудзии готовит напитки.
От столика, где разместилась наша молодежь, донесся дружный веселый смех.
5
Около часа ночи я вызвал такси.
Аюми поехала в свою квартиру в Сибуя. Вероятно, она решила, что в нынешнем состоянии я ни на что не годен.
– Суги-чен постоянно напоминает, что тебе не следует в одиночку разгуливать по ночному городу.
– Все нормально. Сейчас поеду домой и лягу спать.
– Не понимаю, почему бы тебе не поехать со мной. Когда дело касается пустяков, в тебе столько упрямства.
Я велел таксисту ехать, потом сел в другую машину и отъехал от клуба. Некоторое время мы покатались по городу, затем я сказал водителю ехать в Накамегуро. Улицы были пусты, и мы добрались туда за пять минут.
Не доезжая до дома, где жила Йоси, я вышел из такси и двинулся по набережной.
– Все как планировал, – рассуждал я сам с собой. – Легко и просто.
Больше я не сказал ничего. Может быть, потому что не испытывал чувства неудовлетворенности. Если я разговариваю вслух сам с собой, то это означает, что у кого-то будут неприятности; впрочем, иногда я просто ругаюсь вслух.
– Надеюсь, ты сдохнешь. И очень скоро.
Я думал о боссе, лежавшем в беспамятстве где-то там, в больнице. И опять же я ограничился только этим пожеланием. С тех пор когда я был слугой при боссе, мое отношение к нему несколько изменилось.
Я достал сигарету, закурил и не спеша пошел дальше. А что, если сейчас кто-нибудь нападет на меня, попытается убить? Эта мысль на какое-то мгновение ошеломила меня. Я даже не смогу убежать. Сейчас на меня вполне свободно можно напасть.
– Если собираешься умереть, то умрешь.
Я произнес это вслух, и внезапно чувство, очень похожее на страх, охватило меня. Одновременно я был удивлен. Ничего подобного раньше со мной не было. Сам того не замечая, я ускорил шаг.
– Черт, что это со мной?
Я попытался встряхнуться, сбросить эту липкую паутину страха. Но она еще плотнее охватила меня.
Только подойдя к дому Йоси, я почувствовал облегчение.
На седьмой этаж я поднялся на лифте.
Позвонил и через секунду услышал, как кто-то подходит к двери. Я стоял прямо перед дверным глазком, чтобы она могла видеть меня. Йоси открыла дверь.
– Поздновато.
– Я не вовремя?
– Да нет, просто как-то необычно.
На Йоси был розовый купальный халат, на лице никаких следов макияжа.
Я снял пиджак и сел у столика. Йоси повесила пиджак в прихожей.
– Выпьешь? Или...
– Я хочу принять ванну. Устал как собака.
– Что-то новое. Ты же говорил, что расслабиться в ванне способен только у себя дома. Придется подождать минут десять.
Я кивнул. Можно думать о Йоси что угодно, но она хорошо воспитанная, зрелая женщина. Никогда не подумаешь, что она одержима стремлением делать других женщин несчастными.
– Я купила тебе новое белье.
– Спасибо.
Раздвижная дверь в спальню была закрыта. Квартира Йоси даже в мелочах соответствовала европейскому стилю.
– Она еще здесь?
– Кто?
– Она.
– Йоко?
Я привел ее сюда три дня назад. Сдал на руки Йоси. Решил, что ее тело поработает на нас. Йоси получила от меня немного наркотиков, чтобы посадить Йоко на иглу.
Но если Йоко устроит скандал, думал я, то Йоси, вероятно, не сможет ее насильно уколоть. Она не сможет и остановить Йоко, если та захочет уйти домой.
Я мог просто избить девушку, но решил посмотреть, как Йоси подберет к ней ключик.
– Как ты добилась того, что она все еще здесь?
– Я о ней очень заботилась.
Йоси захохотала, и я увидел ее искусственные зубы. Очень белые.
Поднявшись, подошел к двери в спальню и открыл ее.
Йоко, совершенно голая, лежала на ковре. Она спала. Волосы спутались, лицо осунулось, веки вздрагивали, будто у нее был нервный тик. Но она не была даже связана, хотя на руках виднелись следы от уколов.
– Можно подумать, что она совершенно спокойно позволяла тебе колоть ее.
– Это было легко. Когда ты ее привел, она уже была достаточно пьяна. Я просто еще подпоила ее.
– А это ей не повредит – и алкоголь, и наркотики?
– Я ее не колола, пока она не протрезвела. Я доставила ей настоящее удовольствие. – Тон Йоси стал игривым.
– Что это значит – настоящее удовольствие?
– Я сделала ее счастливой. Увела ее туда, где мы с тобой не бываем.
Я ничего не понял.
– Знаешь, есть некоторые вещи, которые женщина знает лучше, чем мужчина. Это и свело ее с ума. Сначала я сделала с ней это, когда она была пьяна, потом – когда протрезвела, и наконец после того, как вколола первую дозу. Теперь она сама умоляет сделать ей укол.
– Как ты умудряешься?
– Это секрет. Во всяком случае, мужчинам о нем знать бесполезно.
– Между мужчиной и женщиной такое не работает?
– Можно сказать и так. Сама я этого не люблю. И ненавижу тех, кто делает это со мной.
– Йоко тоже тебя возненавидит?
– Я была так нежна с ней, что она пройдет сквозь ад, но не скажет обо мне ни одного худого слова. Она будет бродить по этому аду три или четыре года и выйдет из него бесплотной тенью. Приводи сюда еще девчонок. С ними можно делать что угодно, если помнишь, что они – всего лишь вещи.
– Женщина может быть пугающей.
– Это так. Мужчины всего лишь убивают друг друга. Женщины умеют ввергать друг друга в ад. Йоко будет зарабатывать для нас деньги. Через год-другой она своим телом любого мужика с ума сведет. Я буду записывать, сколько наркоты она употребляет. Когда надо будет осчастливить клиента, я дам ей столько, сколько пожелает. Иногда мужчины будут пользоваться только ее телом, а сама она при этом будет витать где-то далеко.
– Ты чертовски изобретательна.
– Вот и приводи ко мне девчонок. А если какая-нибудь действительно понравится тебе, так даже лучше. Или это разобьет твое сердце?
– Я якудза, ты же знаешь.
Я склонился над Йоко и коснулся ее тела. Я не хотел ее будить. Интересно, она все еще думает, что я менеджер из электронной компании?
– Я пошел в ванную.
– Хорошо.
Йоси начала расстегивать мою рубашку. Сняла с меня галстук и брюки. Я стоял перед ней не двигаясь, пока не остался в чем мать родила. Она провела кончиками пальцев по моим шрамам. Некоторое время мы стояли так, и Йоси ласково поглаживала меня.
– Когда будешь трахать меня, смотри на эту девчонку.
– Хорошая идея.
– Я знаю, что тело у меня так себе. Но я могу тебе пригодиться.
– И я тебе.
Я вышел в ванную комнату.
Когда я погрузился в горячую воду, шрамы мои на это никак не отреагировали. И на сердце у меня, похоже, нет никаких шрамов.
– Я якудза, – бормотал я, сидя в воде. Я повторял эти слова вновь и вновь.
Наверно, мне никогда не отделаться от проклятой привычки.