Я не помнила, как поднялась на ноги и прошла по хлипким кирпичам, оказавшись прямо перед крыльями.
Мне не почудилось: жилы и сердце действительно пульсировали. Медленно, едва заметно, однако скорость пульсаций постепенно нарастала. Вскоре я догадалась: они точно подстроились под ритм моего дыхания. Волосы на затылке встали дыбом. Ничто из виденного прежде не обладало такой способностью отталкивать и одновременно притягивать. Зрелище было отвратительным… и ничего более красивого я еще не видела.
Часть моей личности трусила: «Нужно поскорее убраться отсюда и как можно дальше». Другая часть думала: «Септимус был прав, говоря, что я просто узнаю».
Да, проще не бывает. Я нашла то, что мы искали. У меня не было ни тени сомнения.
И я нашла это одна.
Рука без моего ведома потянулась к крыльям.
Пальцы провели по сердцевидному наросту. Он был настолько холодным, что я тут же отдернула руку. Но раньше чем я успела спохватиться, несколько жил оторвались от поверхности крыльев, потянулись ко мне и…
Я зашипела от боли. На плесень (или как это называлось) упали капли моей ярко-красной человеческой крови. И сейчас же жилы вернулись на место и снова сплелись вокруг сердца. На мгновение мне показалось, будто крылья дрогнули и согнулись. Возникла иллюзия их движения.
Затем жилы отодвинулись в разные стороны, и нечто, так похожее на сердце, раскрылось.
В воздухе потеплело. Тени пронизало красное свечение. Я смотрела на него, моргая и заставляя глаза приспосабливаться к необычному зрелищу.
Сердце изменилось, сделавшись похожим на чашу из двух ладоней, сомкнутых вместе. В центре сверкал блестящий полумесяц из серебра. На красноватом фоне он казался совсем белым. Величиной с мою ладонь. Концы полумесяца были настолько острыми, что я подумала, не оружие ли это. Однако потом увидела тонкую серебряную цепочку, прикрепленную к одному концу.
Кулон.
Красноватое свечение померкло. Серебряный полумесяц больше не блестел, хотя и не стал от этого менее красивым.
Я потянулась к нему…
На моих руках горячая, липкая отцовская кровь. Крылья все еще теплые. Мне приходится снова и снова вытирать кровь на рубашке. Я выгляжу как чудовище, похожий на тех, кто каждую ночь крадется по развалинам Лахора.
Я не испытываю сожаления.
Все совсем не так, как потом историки напишут обо мне.
Никто не вспомнит имен и лиц детей, которых я убил этой ночью. У ночерожденных есть традиция: стремясь к власти, убивай потенциальных соперников, включая и детей. Отец убил моего младшего брата почти сразу же, как тот покинул материнское чрево. Мне было шестнадцать. Я собственными глазами видел, как отец сбросил с балкона окровавленный сверток, скормив моего брата демонам, кружившим внизу. Он не уставал напоминать, что я должен вести себя как его наследник и не представлять угрозу его власти.
Все эти годы я осторожничал. Подавлял малейшее проявление собственной силы. Выносил любые издевательства. Я делал это с выражением покорности на лице, но под покорностью скрывалась ненависть. Я делал все, чтобы отец ее не заметил.
Ненавидеть моего отца было бесполезным занятием. Куда полезнее было учиться у него.
И я учился.
Я наслаждался, глядя на его оторопевшее лицо, когда он осознал свою ошибку. Когда убедился, что всю жизнь недооценивал меня.
Всякий раз, когда я думаю о лицах детей: моих племянников, племянниц, двоюродных братьев и сестер, я заменяю их лицом отца. Думаю о его спеси и высокомерии, что и стало причиной отцовского просчета.
Я не напрасно провел столько лет в этом мерзком родовом гнезде.
Я думаю только об отце, когда прибиваю его крылья к стене и шепотом произношу заклинания.
Я думаю только об отце.
Я думаю о Кеджари.
Я думаю о короне на голове.
Я не испытываю сожаления.
Повторяю: я не испытываю сожаления.
Я не могла дышать. В животе бурлило. Я ничего не видела и не чувствовала.
Рука болела. Матерь милосердная, как же она болела. Эта боль возвращала обратно в мир, и я цеплялась за нее. Я заставила себя открыть глаза. Перед ними заплясали блики, словно я только что смотрела на солнце, хотя оно еще не успело добраться до развалин башни.
Я глянула вниз.
Моя рука была в крови. Ничего удивительно: я так крепко сжимала кулон, что его острые края врезались в ладонь, оставив идеальный контур полумесяца.
Что вообще это…
– А знаешь, сколько времени я пытаюсь сюда попасть? – послышался за спиной беспечный голосок, похожий на детский.
Меня прошиб озноб.
Усилием воли я встала на ноги и была «вознаграждена» таким отчаянным головокружением, что поневоле привалилась к стене, а когда повернулась, увидела силуэт Эвелены, окаймленный солнечным светом. С ней был один из ее «детишек» – мальчишка с суровым, совсем не детским лицом.
Вот те на!
Уже и солнце светит. Как они могли здесь оказаться?
На щеках Эвелены проступили буроватые пятна – предвестники солнечных ожогов, хотя она была в плотном плаще с глубоким капюшоном. Ее крылья приобрели телесно-розовый оттенок. Они пострадали от солнца еще сильнее. В полете она не могла накрывать их плащом.
Не знаю, досаждали ли ей ожоги. Виду она не показывала. Даже не поморщилась. Ее голубые глаза ярко и диковато блестели в сумраке, еще не покинувшем башню. На губах застыла улыбка.
На меня Эвелена смотрела так, словно собиралась проглотить, а перед этим снять кожу с моего лица и нацепить поверх своего.
– Это место я обнаружила около десяти лет назад, – прощебетала она. – А двести лет назад его не было. Я сразу поняла: это его место. Должно быть, он появлялся здесь, не сообщая мне. Должно быть… – Она заморгала, словно потеряв мысль. – Но открыть я так и не смогла.
Я молчала.
Кап-кап. Несколько капель крови с пораненной ладони упали на пол.
Мальчишка приклеился к ним глазами. У него дрогнуло горло. Эвелена раздула ноздри.
Я сунула кулон в карман и потянулась к мечу. Головокружение и сейчас заставляло меня опираться о стену, хотя я пыталась это скрыть. Голова болела. Мне было трудно сосредоточить взгляд. Когда я убирала кулон, он вызвал какие-то непонятные видения, и теперь они разворачивались за пределами зрительного поля. Я видела их боковым зрением: более мрачную и отвратительную версию окружающего мира.
– И крылья, – добавила Эвелена, по-прежнему глядя немигающими глазами. – Как интересно.
Кап-кап. Еще несколько капель упали на пол.
Мальчишка бросился ко мне.
Он был очень проворен. Раньше чем я успела отреагировать, его зубы впились мне в руку. Я выругалась, отступила к стене и отшвырнула его. Вампиреныш закачался, стараясь устоять на ногах.
«Действуй, маленькая змейка, – торопливо прошептал мне Винсент. – Действуй. Сейчас она тебя атакует».
Я это знала. Эвелена приближалась, а мне не хватало быстроты движений.
Я услышала ее раньше, чем увидела. Повернувшись со скоростью, какую мне позволяло нынешнее состояние, я едва снова не ударилась спиной о стену, успев выхватить второй меч. Я ранила Эвелену в руку.
Она отступила и зашипела, скорчив гримасу. Эвелена явилась сюда с рапирой, похожей на рапиру Винсента. Наверняка это не было простым совпадением.
Я едва сумела отразить ее удар, как она сделала новый выпад.
Тело ощущалось наполовину разъединенным с разумом. Я не знала, как заставить крылья исчезнуть. Они только мешали нашему поединку, изменив баланс тела. Эвелена не была выдающейся воительницей, особенно по сравнению с теми, кто противостоял мне на Кеджари. Но силы у нее хватало и скорости тоже. Манерой сражения она удивительно напоминала манеру Винсента. Удары наносила умело, точно, с изяществом. Но ей мешала кровожадность. Каждая капля моей крови, падавшая на пол, сказывалась на действиях Эвелены.
Она была выше меня, но к росту противников я привыкла. Я парировала ее удар сверху и, увидев незащищенную часть тела, вторым мечом ударила ее в бок.
Эвелена зарычала и нанесла мне невероятно сильный удар. Я так и вдавилась в стену.
Меня обожгло болью. На мгновение зрение потеряло четкость. Когда же я снова его сосредоточила, лицо Эвелены находилось совсем рядом. Мы касались друг друга носами. У меня отчаянно дрожала рука, но я сумела оттолкнуть ее меч.
В таком положении я находилась сотни раз. Я могла бы воспользоваться ее замешательством, толкнуть к стене и ударить мечом прямо в сердце. Такое тоже бывало у меня часто. Мне очень нравилось само ощущение, поскольку в тот момент противники всегда думали, что одолели меня.
Однако такой маневр требовал изрядной телесной силы. Я не знала, справлюсь ли. Если нет, я дам ей шанс расправиться со мной.
Выбора у меня не было.
Я рискнула.
Собрав все силы, я с хриплым криком бросилась на Эвелену и толкнула ее. Мы поменялись местами. Теперь она находилась у стены. Она этого явно не ожидала, и ее оторопь сыграла мне на руку. Отлично. Радостно сознавать, что кто-то и сейчас недооценивал меня.
Не мешкая я схватилась за меч, готовясь вонзить лезвие ей в грудь.
Тело обожгло нестерпимой болью.
Я не сразу поняла, из какой части тела она исходит. Но такой жуткой боли я еще не испытывала. Казалось, огонь и сталь слились воедино, ударив по мне.
Я попятилась, повернулась, чтобы сбросить нападавшего.
Мальчишка! Я совсем забыла о нем. От моего удара он катился по полу.
Попытка обернуться чуть не стоила мне потери равновесия. Тело отказывалось подчиняться разуму. Взглянув вниз, я поняла: этот паршивец ударил меня по раненому крылу, и теперь оно волочилось по полу, мешая двигаться.
Скинуть бы его вниз.
И тут я вспомнила про Эвелену.
Она сделала выпад. Я подняла меч, чтобы парировать удар.
Слишком поздно.
Я не успела взмахнуть мечом, как она уже была на мне.
Тонкие пальцы обхватили мое лицо. Ногти впились мне в щеки.