– И второе, – продолжила она, и ее лицо и голос сделались мягче. – Ты не можешь вот так взять и убежать от Орайи. Ты ей нужен.
Не сдержавшись, я усмехнулся. Усмешка получилась скорее болезненной, чем сердитой.
– Райн, она нуждается в том, чтобы кто-то был рядом, – сказала Мише. – Она… она действительно одинока.
Это правда. Орайя нуждается в чьей-то поддержке.
– Знаю, – вздохнул я. – Но…
«Но это не обязательно должен быть я».
Глупо было произносить эти слова вслух. Я не мог себя заставить, хотя они казались мне более очевидными, чем когда-либо.
– Не бросай ее, – сказала Мише. – Она тебе не Несанина, и все кончится не так, как тогда. Она сильнее.
Я предостерегающе посмотрел на Мише. Странно: прошло двести лет, а само упоминание имени Несанины действовало, как палец, готовый нажать курок арбалета и послать мне в грудь тяжелую стрелу сожаления.
– Да. Орайя совсем не похожа на Несанину.
– И ты отнюдь не Некулай.
– Это ты точно подметила, – пробормотал я, хотя мои слова прозвучали не слишком убедительно.
Я не походил на Некулая. Тогда почему все эти месяцы меня не покидало ощущение, что он следит за каждым моим шагом?
– Не отталкивай ее, Райн, – тихо сказала Мише.
Я потер саднящий висок.
– Не понимаю, о чем ты.
– Хватит врать. Прекрасно понимаешь.
Я едва не выпалил в ответ: «Не слишком ли лицемерно это звучит в устах особы, которая закрывается всякий раз, когда ее спрашивают о серьезных вещах?»
Это было бы по-детски глупо. Мише не заслуживала такого упрека.
Наверное, и Орайю нельзя было упрекнуть в лицемерии.
– Ее все бросили, – сказала Мише, глядя на меня печальными глазами. – Все.
– Я ее не бросаю, – возразил я, произнеся это резче, чем намеревался. – Я приносил клятвы и не отступлю от них.
«Твоя душа – моя душа». «Твоя боль – моя боль». «Твое сердце – мое сердце».
Даже тогда, произнося эти слова, я ощущал их весомость.
Куда легче, если бы это была игра как я и пытался убедить всех подряд. Однако в глубине души я знал, что клятвы значат на самом деле. Я мог врать другим, однако врать себе не получалось, как бы ни старался.
Я повернулся к окну, скрестил руки на груди и стал смотреть на гребни дюн. Красивое зрелище, но через несколько секунд оно размылось, сменившись страдальческим лицом Орайи. Ее лицо на Кеджари в ту ночь. Ее лицо в день нашей свадьбы. Ее лицо, когда она плакала на вершине лахорской башни. Ее лицо сегодня, когда она едва сдерживала слезы.
Я снова все испортил.
Орайя заворожила меня с первого взгляда, когда я увидел ее готовой сражаться со стаей одурманенных вампиров, чтобы спасти торговку кровью, свою подругу. Поначалу я говорил, что мной движет исключительно любопытство, чисто практический интерес к человеческой дочери Винсента.
Этот довод быстро рухнул. Повторяю: я плохо умею врать самому себе. Я даже не пытался убеждать себя, что держу Орайю при себе по одной-единственной причине: узнать, чем еще она может быть мне полезна.
– Я думал, что смогу, – наконец сказал я, продолжая разглядывать дюны; слова застревали у меня в горле. – Думал, что смогу… не знаю.
Спасти ее.
Не те слова. Орайя не нуждалась в спасении. Ей требовалась родственная душа, которая сопровождала бы ее на темной дороге, ведущей к раскрытию ее истинных способностей. Ей требовался кто-то, кто защищал бы ее, пока она не окрепнет, чтобы защищаться самостоятельно.
Я сделал новую попытку объяснить:
– Думал, что смогу ей помочь. Создам ей безопасную жизнь.
– Ты ей помогаешь и оберегаешь.
– Не знаю, так ли это.
Я отвернулся от окна. Мише уселась в кресло, подтянув колени к подбородку. Ее восхищенные глаза были широко распахнуты. Никто не умел слушать так, как Мише.
– Я причинил ей боль, – выдавил я. – Сделал очень больно.
Морщинка на лбу Мише разгладилась.
– Сделал, – согласилась она. – Как собираешься исправлять положение?
Я думал, что знаю ответ. Я бы дал Орайе все, что было отнято у нее. Дал бы ей силу, которую Винсент всю жизнь прятал от нее. Я бы оберегал и защищал ее. Снабдил бы ее оружием.
Это виделось мне единственно правильным. Мир не заслуживал Орайи – той удивительной личности, какой она могла бы стать.
Я хотел в этом убедиться. Какой смысл всех моих устремлений, если я не смогу их осуществить? Если не исправлю то, что омрачало ее жизнь?
Так я думал раньше. Однако сейчас в темных углах мыслей шевелилось сомнение.
Может, мне не надо заниматься всем этим?
Я снова повернулся к окну:
– В Сивринаж я отправлюсь один. Орайя пока не сможет быстро перемещаться. Вы обе отправитесь позже. Я распоряжусь, чтобы солдаты Кетуры вас сопровождали.
Мише спрыгнула с кресла:
– Что? Райн, тебе нельзя возвращаться одному.
– Мише, поработай с Орайей над ее магией. У тебя это все равно получится лучше. А когда здесь появится Кетура, она научит Орайю убирать крылья.
– Райн…
– Мише, мне нельзя терять время на ожидание, – резко ответил я, шумно выдохнул и смягчил тон. – Сделай это для меня. Хорошо? Последи за ней. Сама же говорила, что ей нужен кто-то рядом.
Мише перестала хмуриться, хотя внутренний конфликт еще продолжался и она решала, отступиться или дальше давить на меня.
– Ладно, – весьма неуверенно сказала она.
Назавтра, едва стемнело, я двинулся в путь. Я простился с Мише, которая бурно возражала против столь раннего моего отлета. Но я быстро прекратил все поползновения спорить со мной.
Затем я постучал в дверь комнаты Орайи. Ответа не последовало.
Она, конечно же, находилась внутри. Здесь ей было некуда идти. И потом, я ощущал ее запах. Я всегда чуял запах ее крови, пульсирующей по жилам. Я слышал легкий шелест простыней.
Я снова постучал.
Если после третьего стука не ответит, больше пытаться не буду.
Я постучал в третий раз и услышал:
– Что еще?
Вопрос был задан резким, язвительным тоном. Я невольно улыбнулся. Вот и она.
Я открыл дверь, заглянул внутрь. Скрестив ноги, Орайя сидела на кровати с книгой. Крылья за спиной были слегка расправлены.
Мне хватило доли секунды, чтобы оценить ее состояние: глаза, кожа, крылья, раны.
Раны выглядели лучше, чем сутки назад. Крылья тоже были несколько расслаблены. Вчера я переживал за нее, стараясь размять ей мышцы крыльев. Я не сомневался: напряжение в ее теле появилось гораздо раньше крыльев. Орайя постоянно носила на себе не только видимые, но и невидимые доспехи. Последние она не снимала почти двадцать лет.
Я смотрел на нее. Вид у Орайи был довольно унылый.
– Что? – все тем же тоном спросила она.
– Принцесса, ты такая очаровательная, – улыбнувшись, ответил я.
Она вперилась в меня.
– Улетаю вот. Зашел проститься.
Она торопливо моргнула. Раз, второй. Угрюмость на лице сменилась…
Я был удивлен.
– Посмотрите на это лицо! Если бы я тебя не знал, то сказал бы, что ты встревожилась.
– С чего бы? – напряженно спросила она. – Куда направляешься?
– Возвращаюсь в Сивринаж.
– Зачем?
Я сухо улыбнулся. Улыбка скорее напоминала оскал.
– Затем, что ришанская знать – отъявленные мерзавцы.
Я буквально слышал, как Кайрис отчитывает меня за раскрытие даже такой малости сведений. Они могли быть обращены против меня.
Лицо Орайи снова изменилось. Появилось недовольство. Даже ненависть. Она попыталась прогнать это выражение и, как всегда, не сумела.
– Вот как, – сказала она.
– С тобой останется Мише и отряд солдат. – Я кивком указал на ее крылья. – Постарайся пока их не тревожить. Через несколько дней сюда прибудет Кетура. Она тебя научит управлять крыльями. Исчезновение их и появление – когда привыкнешь, это не так уж и трудно.
Орайя смотрела на меня, морщила лоб и молчала.
– Постарайся не показывать свою радость по поводу моего отлета, – сухо сказал я и взглянул на стол.
Тарелка была почти вылизана. Я невольно обрадовался.
Орайя по-прежнему молчала.
Я не привык к ее длительному молчанию.
– Вроде и все, – сказал я. – Береги себя. Через несколько недель увидимся.
Я стал закрывать дверь, когда Орайя меня окликнула.
Я замер. Снова посмотрел на нее. Она чуть подалась вперед. Губы были плотно сжаты, словно она боялась выплеснуть накопившиеся слова.
– Благодарю за исцеление крыльев, – сказала она.
Мои пальцы сдавили дверной косяк.
Как будто это требовало благодарности. Обычная любезность.
– Я же говорил, ты создана для полетов. Было бы несправедливо отнимать это у тебя.
На ее губах появилась едва заметная улыбка, будто солнце блеснуло среди облаков.
Улыбка быстро померкла, и глаза Орайи стали отрешенными. Я бы не удивился, если бы сейчас она думала о Винсенте.
К счастью, отрешенность исчезла.
– Счастливого пути, – сухо пожелала мне она, вернувшись к чтению.
– Спасибо, – ответил я, наградив ее прощальной улыбкой.
Улетал я около полуночи, вооруженный до зубов. Меня сопровождали двое солдат Кетуры. Вейл сказал бы, что этого мало, но остальных я предпочел оставить с Орайей и Мише. Обе не были беззащитными овечками, но Орайя еще не выздоровела, а Мише… Всякий раз, когда я смотрел на ее руки, мне казалось, что там прибавилось следов от ожогов.
Перед тем как взмыть в воздух, я еще раз оглянулся на двухэтажный домик и увидел в окне второго этажа серебристо-лунные глаза. У меня зашлось сердце. Так происходило всегда.
Орайя стояла, скрестив руки. Лоб упирался в оконное стекло. Когда наши взгляды встретились, она подняла руку и почти помахала мне.
Похоже, я одержал маленькую победу.
Я помахал Орайе и взлетел.
Часть четвертаяПолулуние
Интерлюдия
Для вампиров время дешево.
Раб усваивает это быстро. Будучи человеком, он ощущал каждую проходящую секунду. Перед ним мелькали упущенные возможности, уносимые стремительной рекой вечности. Людям свойственно скорбеть по прошедшему времени, потому что оно – единственная ценность в их быстротечной жизни.