Она обхватила меня за плечи, и я прильнула к ее рукам, мысленно поблагодарив за попытку упорядочить мой хаос.
– С тобой все хорошо, – повторяла она. – Все хорошо.
Я не знала, почему ее голос был полон жалостливых нот, пока мне на руку не упало что-то мокрое и теплое. Я поморщилась и тут же почувствовала вторую каплю.
Слезы.
Только их не хватало.
У меня вспыхнуло лицо.
– Все в лучшем виде. Я просто… давай повторим.
Я встала и отвернулась. Меня пошатывало. Когда распадаешься на куски, нелегко взять себя в руки. Давление внутри нарастало. Однажды кончилось тем, что я разревелась в присутствии Райна. Теперь показала свои слезы Мише. Драматично.
– Все в лучшем виде, – повторила я.
– Тебе не обязательно быть в лучшем виде, – мягко возразила Мише.
Сказано было без обиняков. Правда, без осуждения и споров. Я знала: она верила своим словам, и в тот момент я почувствовала, как сильно люблю Мише.
Даже если я и не могла последовать ее совету.
Я несла ответственность перед королевством, меня ожидала корона и подданные, рассчитывавшие, что я в мгновение ока стану лучше, чем есть.
А что я успела сделать? Спровоцировала провальную атаку. Нашла хитроумную вещицу и до сих пор не поняла, как ею пользоваться.
– Орайя…
Мише коснулась моего плеча. Я не повернулась. Не могла показать ей заплаканное лицо. Наверное, она догадалась, поскольку ограничилась лишь еще одним прикосновением – настолько легким, что я могла беспрепятственно отодвинуться.
– Магия похожа на… живое существо, – сказала она. – Думаю, правду говорят, что магия исходит от богов. Она такая же капризная и переменчивая, как они. Твоя магия питается эмоциями. Она заставляет тебя проникать в… непростые и болезненные состояния. Но однажды эти состояния станут источником твоей силы. Чем острее боль сейчас, тем больше силы в будущем.
Я взглянула на руку Мише, лежавшую у меня на плече. Вся кожа запястья была покрыта шрамами. Не помню, видела ли я их раньше. Они уже были или появились из-за ее нескончаемых попыток применить магию, хотя бог Мише покинул ее? Я повернулась к ней, и, возможно, она прочла вопрос у меня на лице, поскольку убрала руку и натянула рукав до самой кисти.
– Не думай, будто я не понимаю, что значит утрата, – сказала она.
Когда я впервые увидела Мише, я не восприняла ее всерьез. Хорошенькая, но пустая девица – такой показалась она мне тогда. Но потом я не раз замечала, как сквозь миловидную внешность проглядывает что-то очень жесткое. Вот и сейчас это отразилось у нее на лице. Словно блеснуло лезвие кинжала, спрятанного в цветочной клумбе.
– Можно тебя спросить? – обратилась я к Мише.
Она, помолчав, кивнула.
– Каково это – проходить обращение?
Ее лицо помрачнело.
– Тяжело было, – сказала она. – Не найди меня Райн, я бы погибла.
– Значит, он тебя спас.
Мише печально улыбнулась:
– В общем-то, да. Он меня спас. Я почти ничего не помню.
– То есть как?
– А так. Я умирала в пустыне. Мне было совсем плохо. А потом… – Она не договорила и словно закрылась от меня. – Потом я просыпаюсь на каком-то занюханном постоялом дворе и вижу рядом с собой громадного сердитого незнакомца. Можешь себе представить?
Я могла.
– Ты ведь была жрицей? – осторожно спросила я.
Говоря о громадном сердитом незнакомце, Мише улыбалась. После моего вопроса ее улыбка погасла. Она теребила рукав и молчала.
– Прости, спросила не подумав.
– Ничего, все нормально.
Мише тряхнула головой, словно выбираясь из воспоминаний.
– Да, была. Я была жрицей Атроксуса. Просто иногда мне бывает тяжело говорить об этом. – Она наградила меня еще одной невеселой улыбкой. – Правда лицемерно с моей стороны?
– Ничуть, – ответила я.
– Магия – это… Многие считают ее особым видом науки, но я думаю, она обитает возле нашего сердца. Магическая сила исходит из наших душ. Я всегда чувствовала свою душу. И…
Она снова замолчала. Глаза подозрительно заблестели.
– Это я виновата. Не надо было спрашивать.
Всегда веселая Мише готова была расплакаться… нет, этого лучше не видеть.
Но она и сейчас засмеялась, вытерев лицо тыльной стороной ладони.
– Орайя, я как раз об этом и хотела сказать. Каждый из нас расплачивается по-своему. Мое обращение в вампиры не было добровольным, и оно сломало меня. Райн это делал по своей воле, что сломало его еще сильнее. Другие вряд ли покажут тебе осколки собственной души. Едва ли им захочется показывать то, что они оплакивают. И не важно, что былого не вернуть. Ощущения остаются. А твой отец…
Лицо Мише стало не просто серьезным. Оно сделалось… огненно-неистовым. Она крепко сжала мою руку.
– Твой отец, Орайя, тоже все это чувствовал. Он был таким же сломленным, как и мы, но категорически не хотел этого признавать. Он нещадно сдирал с тебя кожу и потом тебя же отчитывал за то, что твое тело покрыто кожей, а не сталью.
Мне сдавило горло. Горе и злость выплеснулись раньше, чем я успела спохватиться.
– Не говори о нем так, – потребовала я, хотя мои слова были вялыми и больше напоминали просьбу.
Мише с грустью посмотрела на меня.
– Вы с Райном вечно пытаетесь быть такими же, как они. Я этого не понимаю, – призналась она. – Ты лучше, чем Винсент. Не забывай об этом. Прими это как данность.
Она ошибалась.
Я не успела сказать ей об этом.
Мише порывисто обняла меня:
– Завтра продолжим. – И сразу ушла в дом.
Проходили дни. Наши занятия давно превратились в привычку. В один из таких дней из Лахора прибыла Кетура: уставшая и измотанная тамошними стычками. Она рассказала, что после смерти Эвелены город погрузился в сущий хаос. Понадобилось время, чтобы навести хотя бы подобие порядка.
– Сущий хаос там был и при Эвелене, – возразила Мише, сказав правду.
Мысль о том, какая жуть могла твориться в Лахоре, заставила меня вздрогнуть.
К прежним занятиям добавились уроки Кетуры. Она учила меня управлять появлением и исчезновением моих достаточно окрепших крыльев. Ее манера обучения была мне более знакома. Мише относилась к урокам весело и никогда на меня не давила. Кетура не просила, а приказывала, резко и властно. Я зримо представляла, как нелегко приходится солдатам с таким суровым командиром. Однако ее уроки дали ощутимые результаты: через неделю я научилась по собственной воле вызывать и убирать крылья.
Наша жизнь продолжалась без каких-либо происшествий, но чем дальше, тем беспокойнее становилась Мише. Я часто заставала ее у окна. Она печально смотрела в него и трогала шрамы на руках.
Не стану врать: я и сама ощущала какую-то внутреннюю тревогу. Спокойствие, окружавшее нас, становилось подозрительным, словно нас накрыли стеклянным куполом, создав этот искусственный покой, а на горизонте тем временем собирались темные тучи.
Раны на моих крыльях уже не вызывали боли от прикосновения, но Мише утверждала, что их по-прежнему надо смазывать.
В один из дней, когда она закончила наложение мази, я ей сказала:
– По-моему, нам пора возвращаться в Сивринаж.
Мише задумалась.
– Райн велел ждать, пока он не пошлет за нами.
– Никак он прислал тебе весточку? – с усмешкой спросила я.
Я нарочно задала глупый вопрос. Конечно же, Мише не получала никаких известий от Райна. Беспокойство, которое она пыталась скрыть, – наглядное тому доказательство. Мне этого было достаточно. Сама я не ждала от него никаких посланий.
Вид у Мише был измученный.
– Ты ведь тоже хочешь уехать отсюда, – сказала я. – Так давай уедем. Если Райн стал королем, нам теперь что, жить по его приказам? Плевать я на них хотела. Я сама королева, и мое решение тоже имеет вес.
Это было сказано уверенным тоном, хотя мы обе понимали: проще сказать, чем сделать.
И тем не менее моя решимость заставила Мише улыбнуться.
– Мне нравится такой настрой.
Я знала, что она согласится. Не напрасно же она сбежала и отправилась с Райном на Кеджари, чтобы поддерживать его. Но может, мое решение оказывалось для Мише проверкой ее дружбы с Райном и уважения к нему. Ответила она не сразу.
Беспокойство Мише одержало верх.
– Ладно, – наконец сказала она, чему я ничуть не удивилась. – Ты права. Нельзя здесь сидеть и ждать до бесконечности.
Глава тридцатая
Орайя
Райн совсем не обрадовался нашему возвращению.
Он явно не ждал, что мы появимся сегодня, хотя Кетура перед отъездом и известила его. Путешествие было долгим, поскольку мы ехали верхом. Кетура и Мише заявили, что мне еще рано столь сильно напрягать крылья. Я ворчала, но была благодарна. Путь до Сивринажа занял почти неделю. Мы приехали усталые, запыленные и незамедлительно отправились в кабинет Райна дожидаться его появления.
Он пришел с Вейлом, Кайрисом и Септимусом. Открыв дверь и увидев нас, он застыл, застигнутый врасплох.
Мы испытали схожее потрясение от его вида. Он был весь в крови.
Кровь явно принадлежала не ему. Черно-красные пятна покрывали лицо и руки Райна, особенно кончики пальцев, а также волосы. В замке он всегда изысканно одевался, но сейчас одежда на нем была грязной и мятой. Рукава он закатал до локтей.
Было нетрудно догадаться, чем он занимался. Разбирался с мятежниками. Их требовалось допросить и наказать. Я знала: Райн не из тех, кто перекладывает свою грязную работу на других.
За эти месяцы я успела привыкнуть к разным его маскам: обольстителя, короля, хладнокровного тирана. Сейчас, видя его забрызганным кровью, с всклокоченными волосами и отблесками недавних казней в глазах, я почувствовала что-то до боли знакомое. Казалось, мы опять попали на Кеджари.
Может, те же мысли бродили и в его голове? Наверное, поскольку на губах Райна появилась знакомая волчья усмешка. Так он улыбался мне во время состязаний… хотя тогда улыбка слишком долго блуждала от губ к глазам.
– А вас двоих я никак сегодня не ждал, – сказал он. – Я просил вас всего-навсего об одном: никаких самовольных решений. Вы что же, пропустили мои слова мимо ушей?