– Как? Вампирам и раньше запрещалось охотиться в человеческих кварталах, но…
– Но они все равно охотились. Почему?
Я не ответила.
Он с грустью и пониманием посмотрел на меня.
– Потому что на самом деле всем было наплевать. Потому что никто не собирался исполнять закон и с наступлением темноты не выставлял охрану по периметру человеческих кварталов. Никто не наказывал нарушителей… Почти никто, за исключением тебя.
Я подумала о тех частях города, где охотилась, появляясь там каждую ночь и всегда находя хотя бы одного виновного. Я думала о том, что показал мне отец за несколько дней до своей смерти. Об окровавленных людях, распластанных на столах и служащих всего-навсего пищей.
– Ты имеешь в виду Винсента, – сказала я. – Он ничуть не возражал против охоты в человеческих кварталах.
Даже сейчас я почти ждала, что услышу внутри отцовский голос: его объяснения, оправдания, упреки. Но его голос молчал. И воображаемый Винсент не мог оправдать собственное попустительство. А это и было не что иное, как попустительство.
Райн не пользовался популярностью. У власти он находился считаные месяцы, причем очень неспокойные, однако сумел же обезопасить человеческие кварталы.
Винсенту не было до этого дела. Даже имея человеческую дочь, он плевал на остальных людей.
– Я имею в виду не только Винсента, – сказал Райн. – Их всех. Некулай был не лучше.
Я сглотнула.
– Винсент всегда мне говорил, что с этим ничего нельзя поделать.
И не только с этим. Ничего нельзя было поделать с моими родными на ришанской территории, с людьми в Сивринаже и кварталами, где они жили. Даже мое бессилие нельзя было преодолеть. Все зависело от желания Ниаксии.
Райн криво улыбнулся:
– Они умеют прогибать реальность под себя. Делают ее такой, какая им нужна, а потом говорят: «Видите? Это реальное положение вещей».
Я сжала ручку кружки так, что побелели костяшки пальцев.
– Чувствую себя… полнейшей идиоткой. Я ведь никогда не сомневалась в таком положении вещей.
Мне не хотелось увидеть жалость в глазах Райна, и потому я уперлась взглядом в стол.
– Я тоже никогда не сомневался в этом, причем гораздо дольше, чем двадцать лет. Но так происходит, когда кто-то лепит весь твой мир на свой образец. Они творят что хотят, а ты оказываешься запертым внутри стен. Реальных или воображаемых, значения не имеет.
Как он мог спокойно говорить об этом? Мне бы такое спокойствие.
– И они доживут до естественной смерти? – зло спросила я. – Избегнут последствий?
Я поразилась, насколько мои слова пронизаны ненавистью. Я должна была бы стыдиться так думать; думать, что кровавая смерть Винсента оказалась легким выходом, оставившим всех нас без ответов.
Но мне не было стыдно, и это меня пугало.
Я подняла голову и наткнулась на взгляд Райна. В глазах его была теплота. Тусклый свет зала делал их еще краснее. В них я не увидела ни капли ожидаемой жалости. Наоборот, они смотрели решительно и яростно.
– Нет, – сказал он. – Власть, которую мы отняли у них, мы употребим на изменения в королевстве, которые им очень не понравятся. Какой смысл в моих усилиях, если мне не за что по-настоящему сражаться?
Была в моем характере весьма противная черта: я всегда сомневалась, не являются ли громогласные заявления Райна такими же спектаклями, разыгрываемыми для меня.
Но сейчас я знала: он говорит правду, поскольку схожую злость и решимость я видела в себе.
Понимание было внезапным. Истина встала на свое место, словно недостающая деталь головоломки, и обнажилась неприглядная картина. Проще всего было постоянно ненавидеть Райна и твердить себе, что он мой враг и завоеватель, держащий меня в плену.
Но Винсент, пока был жив, годами потчевал меня убедительной ложью. Может, я устала слушать лживые россказни.
А может, сложность заключалось в том, что Райн был похож на меня больше, чем кто-либо. И не важно, ришанский он наследник или нет.
Он наклонился ниже. Его взгляд скользнул по моему лбу, носу, губам.
– Нам надо поговорить о… – успел произнести он, и тут мы звонко стукнулись лбами.
У меня перед глазами заплясали звезды. Я пробормотала ругательство и отпрянула, потирая ушибленный лоб. Райн оглянулся через плечо и сердито посмотрел на того самого молодого человека, что пытался ко мне приставать.
Рыжеволосый в знак извинения поднял руки:
– Тысяча извинений!
Оглядев внушительную фигуру Райна, он нервозно похлопал его по плечу.
– Чистая случайность. Не пройти. У меня и в мыслях не было толкать вас…
Но вдруг изменился в лице. Подобострастная улыбка померкла. Глаза становились все шире, пока не превратились в два до смешного ровных кружка.
Он попятился, едва не споткнувшись о своих приятелей.
– Король, – проронил рыжеволосый.
Мне стало не по себе. Этого еще только не хватало.
Райн поморщился, глядя, как мужчина грохнулся на колени и воздел руки.
– Мой король. Прошу прощения. Я прошу меня простить. Виноват, очень виноват.
Райн опустил голову, словно можно было заставить этого дурня забыть увиденное. Но было слишком поздно.
Сбивчивые слова рыжеволосого слышал весь зал. Головы собравшихся повернулись в нашу сторону. Гул голосов быстро стих. В зале стало непривычно тихо. Вскоре все посетители смотрели на Райна выпученными, полными страха глазами.
Райн мельком взглянул на меня. Он был предельно растерян, но быстро совладал с собой. На лице появилась маска непринужденного спокойствия.
– Я ничуть не сержусь, – сказал он, подняв руки. – Не надо лишней шумихи.
Райн оглядел притихший зал. Половина посетителей стояли на коленях, другие оцепенели от страха и не могли даже поклониться.
– Уходим, – шепнул он и взял меня за руку.
Я не возражала. Райн повел меня к двери. Собравшиеся неуклюже расступались, давая нам дорогу.
Глава тридцать третья
Орайя
Мы проходили улицу за улицей. Райн молчал. Шел он быстро. Я старалась поспевать за ним, не представляя, куда идем. Его капюшон был глубоко надвинут. Райн смотрел прямо перед собой, ни разу не взглянув на меня.
Ему этого и не требовалось.
Симпатия к нему накатывала на меня волнами. Он сумел сохранить кое-что от своей человеческой природы. Я знала, насколько ему дороги эти осколки. Сколько бы он ни пытался делать вид, что все дело в дрянном пиве, но я знала: причина совсем другая.
Казалось, мне должно быть все равно. Я не должна придавать этому значения. Я вообще могла повернуться и пойти в другую сторону, однако продолжала идти рядом с ним.
– Извини, – наконец сказал он, когда мы прошли пару кварталов.
– Ничего особенного.
Я соврала. Совсем не так.
– Думаю, придется повременить с походами в этот паб, – добавил Райн. – Но по крайней мере…
Он резко остановился, и я увидела, что мы подошли к знакомому обветшалому дому, где у него была комната. Его кривая усмешка была едва мне видна из-под капюшона.
– По крайней мере, у нас есть другие тихие гавани.
Человек за столом снова спал. Я могла поклясться, что Райн облегченно вздохнул.
Комната ничуть не изменилась со времени нашего прошлого визита. Пожалуй, стало еще хаотичнее: на столе прибавилось бумаг. Возле умывальника торчал пустой винный бокал. Постель топорщилась измятыми простынями.
На этих простынях мой взгляд задержался дольше, чем следовало.
Райн присел на край кровати и неспешно разлегся, словно его сморила усталость.
– Что? – улыбнулся он, поймав мой взгляд. – Хочешь составить мне компанию?
Он поддразнивал меня, но я живо представила, как мы лежим вместе, причем я сверху. Картина была невероятно красочной, с запахом и вкусом Райна.
Я слышала его стоны в момент наслаждения. Ощущала себя в его объятиях, когда экстаз накрыл меня.
И ненавидела Райна за его прикосновения в том домике. Сейчас все эти откровенные мысли вернулись.
– У тебя здесь бывают гости? – спросила я.
Что за дичь? Зачем вообще я задала этот вопрос?
Я мысленно пообещала себе больше никогда не выпивать.
Райн заулыбался еще шире.
– Что? – спросил он, словно не слышал моего вопроса.
– Так, ерунда.
– Ты спрашиваешь, привожу ли я сюда женщин?
– Говорю тебе, ерунда, – проворчала я и отвернулась.
Но Райн поймал меня за руку и осторожно переплел наши пальцы. Он не пытался притянуть меня к себе, а просто держал меня за руку.
– Если забыла, я женат, – сказал он.
Эти слова подняли мне настроение, и я улыбнулась.
– У тебя трудный брак. Никто бы тебя не упрекнул за поиск легких удовольствий на стороне.
«Что ты делаешь, Орайя?» – спросила я себя.
– Легкие удовольствия, – усмехнулся он. – Как будто они существуют.
Его пальцы сильнее сжали мои, подтягивая мою ладонь ближе. Кожа на его пальцах была грубой и шершавой, что отзывалось дрожью по всему телу.
Райн неотрывно смотрел на меня.
– Хочу устроить небольшую потасовку, – вполголоса произнес он. – И потом, она закрыла меня для всех остальных. Правда, я сам виноват. Знал это с самого начала.
Он откинул капюшон. Темно-рыжие волосы разметались по простыне. Из расстегнутой рубашки проглядывал треугольник крепкой груди, слегка покрытой темными волосами. Горло Райна двигалось. Он сглатывал. Удивительно, как точно ритм его глотаний совпадал с моим дыханием. Райн словно чуял мое желание и отзывался на него.
Он был одинок. Я была одинока. Мы оба скорбели по мирам, казавшимся нам знакомыми.
Сейчас я хотя бы соглашалась признать, что меня соблазняют. Возможно, потому и тянула пальцы к огню.
– Тогда пусть удовольствия будут тяжелыми, – сказала я.
– Если больно, это даже хорошо, – ответил он.
Я подошла ближе. Ноги уперлись в матрас. Колено Райна почему-то оказалось между ними, почти касаясь моих бедер.
«Я так устал притворяться. Я изможден».
И я притворялась – даже тогда. Прит