– Нет, я поспешил с комплиментом. Не такая уж ты превосходная актриса.
Он жестко схватил меня за предплечье. Острый ноготь его большого пальца процарапал мне кожу. Я дернулась.
БОММ!
Ударили башенные часы.
Я впервые слышала, чтобы они били так громко. Казалось, весь зал расширился, чтобы вобрать этот звук в себя. Мрамор, камень и стекло вибрировали в унисон с ним. Бой часов словно подстегнул оркестр, и музыка стала еще громче.
Симон с женой встали, оставив полуобмякшего торговца кровью, и направились к выходу из зала.
Почему они ушли одни? Почему им позволили разгуливать по замку?
Мне вдруг стало наплевать на кровь, сочившуюся из ранки на предплечье.
– Прошу прощения, – торопливо бросила я и помчалась к двери, не дав Септимусу что-либо сказать.
Все вокруг были пьяны. Танцы превратились в оргию, хотя до сбрасывания одежд еще не дошло. Часть ришанской знати барахталась на полу и истерично хохотала, не обращая внимания на кровь, стекавшую с подбородков.
Симон и его жена исчезли в коридоре.
БОММ!
Я последовала за ними. Меня обдало волной холодного воздуха. Контраст после жаркого зала был ощутимым, и я вздрогнула. В коридоре было тихо, если не считать звука удалявшихся шагов. Я успела заметить мелькнувший пурпурный подол платья Леоны. Через мгновение она скрылась за углом.
– Как благородно с твоей стороны, – произнес вкрадчивый голос. – Отправиться в погоню за похитителем твоего возлюбленного, держа нож наготове. Как мило.
Я и не заметила, когда успела выхватить нож. Обернулась на голос.
Септимус стоял в проеме. Руки в карманах, на лице – вечная усмешка. За его спиной продолжались непотребства, в которые вылилось это торжество.
Я не собиралась выслушивать его цветистые речи и пошла прочь.
Он вдруг стремительно вынул руку из кармана и растопырил пальцы.
Меня обожгло болью. Тело одеревенело. Я взглянула на ранку, которую он процарапал ногтем.
Я не могла сделать ни шага. Вокруг медленно густел красный туман. Моя кровь оборачивалась против меня. Такого я не ожидала. Септимус оказался сильным магом. Гораздо сильнее большинства магов, с которыми я сталкивалась на Кеджари. Тогда я хотя бы могла как-то им сопротивляться.
Сейчас я приросла к полу и глотала ртом воздух, глядя на приближающегося Септимуса.
– Ах, голубка, ты бы могла иметь все, – промурлыкал он.
В тот момент он выглядел глубоко раздосадованным и ошеломленным. Пожалуй, единственные настоящие чувства, которые я когда-либо видела на его лице.
«Что ты делаешь?» – хотела спросить я.
Но из горла вырвалось лишь сдавленное:
– Что…
БОММ!
Поле зрения начало сужаться, но я успела увидеть, как оргия в бальном зале превратилась в кровавый хаос. Кроверожденные солдаты набросились на солдат Кетуры. Звериные вопли заглушили музыку, замелькали лезвия мечей, зубы впились в глотки.
Но громче всего звучал голос Септимуса. Его ладони обхватили мое лицо.
– Орайя, я говорил тебе, что ставлю только на победителей, – шипел он. – Извини, но в этот раз я сделал ставку не на тебя.
Он щелкнул пальцами.
Мое тело сложилось пополам.
БОММ!
Все вокруг почернело.
Глава сорок первая
Орайя
Сознание не желало возвращаться. Пришлось впиваться в него зубами и ногтями, но и тогда мне удалось вернуть только обрывки.
Пол двигается.
Чьи-то руки на мне. Чьи-то руки вокруг.
«Не смейте меня трогать!»
Я хотела выкрикнуть это, однако горло и язык не подчинялись мне.
Кто-то полез мне под подол, ведя рукой по бедру. Инстинкт самосохранения требовал лягнуть наглеца. Но я подавила позыв и осталась в состоянии полупустого мешка, выигрывая время, чтобы разобраться в происходящем.
Я была… где? По-прежнему в замке, о чем свидетельствовал затхлый запах роз.
– Пора бы ее прикончить.
– Нельзя. Сам знаешь, что нельзя.
Разговор вели мужчина и женщина, оба кроверожденные. По сильному акценту я узнала в женщине Дездемону.
– Сними это, – потребовала она.
– Пытаюсь.
Руки, щупавшие меня, не были похотливыми.
Он пытался забрать мое оружие: нож и кинжал, прикрепленный к другому бедру.
Воспоминания о недавних событиях были смутными, но я сумела выстроить их в цепочку. Септимус. Симон. Переворот. Полы, залитые кровью.
Райн, едва заметно споткнувшийся после нашего танца.
Я разом пришла в сознание, и у меня похолодела кровь.
Райн. Кайрис его куда-то увел.
Возможно, он уже мертв.
Кроверожденный кое-как отстегнул ножны с моим кинжалом, пробормотав:
– Проклятая пряж…
Едва он ослабил хватку, чтобы взять ножны, я выдернула кинжал и вонзила ему в грудь.
В лицо мне хлынула черная кровь. Кроверожденный отлетел назад. Удар не был смертельным. Для этого мне не хватало сил.
Но я выиграла драгоценное время.
Дездемона мигом бросилась на меня. Я понимала: надо действовать быстро. Я не видела, чтобы она применяла магию крови, но это не значило отсутствие у нее магических способностей. Я уступала ей в силе, значит нужно превзойти ее в проворстве. Увы, нужной быстроты движений у меня не было – сказывались последствия трюка Септимуса, решившего меня усыпить.
Удар Дездемоны отбросил меня к стене, но я успела глубоко вонзить кинжал ей в бок. Она лишь вздрогнула, не сводя с меня глаз.
Я выругалась сквозь зубы. Мы обе знали, что я в незавидном положении. Улыбаясь, она замахнулась кинжалом.
И вдруг замерла. Она метила мне не в горло и не в сердце, а в ногу.
Эта секундная пауза оказалась спасительной. Я вильнула в сторону, и лезвие ее кинжала лишь чиркнуло по моей ноге.
Неожиданно я поняла, что к чему. Оказалось, у меня есть изрядное преимущество. Септимус мог бы убить меня сам – чего проще. И Дездемона могла полоснуть кинжалом мне по горлу. Но ни тот ни другая этого не сделали. Не из жалости ко мне, а намеренно.
Я была нужна Септимусу. Во всяком случае, моя кровь. И он меня не убьет. Пока не убьет. Он запрет меня, как рабыню, и сделает орудием своих махинаций.
А зачем ему поступать по-другому? Меня же всегда считали либо полезным орудием, либо угрозой, которую надо устранить.
В глазах вампиров я не была личностью, имеющей какие-то права.
Проклятые твари.
У меня на пальцах вспыхнул Ночной огонь, перейдя на острие кинжала. Это застигло Дездемону врасплох. Она попятилась и вскинула руки, загораживая лицо.
Я ударила ее прямо в сердце.
Возможно, Райн был прав и моя полувампирская кровь означала, что я способна на такое, о чем не отваживалась мечтать. Мне даже не понадобилось прикладывать силу: кинжал вошел в тело Дездемоны, словно был его неотъемлемой частью.
Смаковать победу было некогда.
Выдернув кинжал, я резко повернулась. В жилах появилось знакомое жжение. Напарник Дездемоны очухался. Он поднял руку, и пространство вокруг нас наполнилось яркими капельками моей крови.
Мы бросились друг на друга, сцепившись в комок, где мелькали руки, зубы и лезвия. Его магия жгла все сильнее. Мне никогда не удавалось долго противостоять ей. Я загнала мысли о магии противника на задворки сознания и старалась бить посильнее, гася ее и преодолевая сопротивление кроверожденного.
Я уже ни о чем не думала.
Я была зла.
Меня охватила ярость.
Я не призывала Ночной огонь. Он сам явился и окутал меня.
Когда это произошло, все потонуло в бело-голубых вспышках пламени. Я видела лишь потрясенное лицо противника, упавшего на пол, свои колени, сдавившие его туловище, и руку с занесенным кинжалом.
Я ударила его в грудь.
Он затих. Мельчайшие капельки моей крови безостановочно падали на пол, словно туманный дождь.
Я тяжело дышала. Легкие саднило. От возбуждения у меня бешено колотилось сердце, гоня кровь по жилам. Ночной огонь продолжал полыхать.
Я встала. Меня трясло, но я едва обратила на это внимание. Я до сих пор была так зла, что не могла ни говорить, ни думать.
Только одно слово звучало во мне, одно имя.
Райн.
Я взглянула на стол, возле которого застыла рука убитого мной кроверожденного. Казалось, он пытался до чего-то дотянуться, но не успел. На столе лежал длинный предмет, завернутый в белый шелк. Я сразу узнала, что это такое. Значит, они побывали в моей комнате.
Меч Винсента. Отнимающий Сердца.
На этот раз я не колебалась. Я убрала нож и кинжал и взялась за эфес меча. Рука не ощутила боли. Матерь милосердная, почему же раньше я думала, что прикосновение к отцовского мечу вызывает боль? Сейчас никакой боли не было. Я ощущала силу.
«Змейка, это то, для чего ты всегда была предназначена», – послышался в ухе шепот Винсента.
От звука его голоса я вздрогнула. Всякий раз, стоило мне дотронуться до отцовского меча, голос становился реальнее.
Винсент был прав.
Это то, для чего я всегда была предназначена. А он скрывал от меня мое же предназначение. Подавлял. Врал мне. Он наделил меня своей силой, а потом двадцать лет делал из меня маленькое пугливое существо, постоянно твердя о моей слабости.
Но стоило мне взять в руки меч, в горле возник комок. Меня снова захлестнуло волной горя.
Я была всем, кем мне было предначертано стать.
Дочерью своего отца. Жертвой и ученицей. Величайшей любовью и крушением.
Я не знала, как примирить все это в себе. И вдруг это перестало меня заботить. Мало ли кем он хотел меня видеть!
У меня была его сила.
Ночной огонь разлился по тонкому лезвию словно свет заходящего солнца.
Мне не понадобилось усилием воли вызывать крылья. Они появились сами. Я расправила их и выпорхнула в коридор. Ветер сушил мои слезы.
Где ты?
Подручные Септимуса затащили меня в подземелье замка. Я ринулась в туннели. Лишь немногие знали их лабиринт так хорошо, как я. Винсент надеялся, что однажды эти туннели спасут его от переворота вроде нынешнего. До меня долетало эхо кровопролитных сражений, словно сам замок кричал и стонал в предсмертных судорогах. Из-под дверей сочилась кровь, плиты пола становились темными и скользкими.