Это тебе не учебный поединок, который можно прервать, чтобы собраться с мыслями.
Атака Симона продолжалась. За первым мощным ударом последовали второй и третий. Вскоре я могла лишь уворачиваться, кое-как парируя его удары, и пятиться, чтобы не потерять равновесие. Но он все-таки вышиб меня.
С каждой секундой я все отчетливее сознавала, что проигрываю поединок.
Симон ранил меня в плечо, потом в руку и бедро. Боль, пронзавшая меня, была глубже телесной. Нас окружала его магия с отвратительным красным дымом. Покореженный кулон в его груди как-то странно вздрагивал.
Я ощущала холодную ярость Винсента, его потребность владычествовать. Все это билось внутри меня, не находя выхода. Магия Отнимающего сердца была сильной, но уступала зловещей магии Симона. Но магии ли? Я не знала, как назвать то, что он сделал с собой.
Уворачиваясь от очередного удара, я отпрыгнула назад и вдруг уперлась спиной в балконные перила. Как же я не рассчитала? Мне отсюда никуда не деться.
Жаркий ветер прижимал мои волосы к затылку и трепал узел, в который были стянуты волосы Симона. Выбившиеся пряди делали его облик еще чудовищнее. Симон навис надо мной. Окровавленные губы расплылись в улыбке.
Райн безотрывно смотрел на меня и пытался пробиться на помощь. Ему мешали ришанские солдаты. Он уложил одного, второго…
Ему не успеть.
Матерь милосердная, сейчас меня не станет.
«Но зато какая это будет смерть».
Не знаю, кто произнес эти слова: я или Винсент.
Пальцы Симона уперлись мне в подбородок и развернули лицом к нему, словно ему стало любопытно.
Его улыбка стала кислой.
– Человеческая девчонка. Всего-навсего.
«Умру сражаясь», – пообещала я себе, когда мы оба подняли мечи.
Его удар был сокрушительным.
Меня ослепил всплеск магии. От оглушающего треска зазвенело в ушах. Что-то острое полоснуло по мне, ранив в обе щеки и задев руки.
Я едва их ощутила, боль была во всем теле.
Симон пошатнулся, скрючился, но было слишком поздно.
Я тоже падала. Тело не рухнуло камнем вниз. Оно медленно перевалилось через перила. Последним, что я видела, были испуганные глаза Райна. Он вырвал меч из тела очередной жертвы и бросился ко мне.
Как же ему было страшно!
Я потянулась к нему, но это не спасло меня от падения.
Я плавала в невесомости, где перемешались миры.
В одном я слышала лишь крики, хлопки взрывов и отчаянные голоса, отдававшие приказы.
В другом – только отцовский голос из воспоминаний детства. Там я чувствовала лишь его руки, до боли обнимавшие меня. Но такой была любовь Винсента, спрятанная в острых кромках и всегда вызывающая боль.
«Я говорил тебе, чтобы не залезала так высоко, – сурово отчитывал он меня. – Сколько раз ты слышала от меня, что так делать нельзя?»
«Знаю, – хотела ответить я. – Прости. Ты был прав».
– Орайя!
Крик Райна рассек воздух, заглушив звуки погибающего королевства. Усилием воли я держала глаза открытыми, но видела лишь мелькающие цветные пятна.
Райн прыгнул следом за мной, расправив забрызганные кровью крылья. Его рука потянулась ко мне.
Что-то в его облике показалось очень знакомым. Память тут же выдала подсказку: картина, на которой был изображен умирающий ришанский воин с протянутой рукой. Я всегда думала, что изображенный хотел дотянуться до богов.
Райн хотел дотянуться до меня.
А потом все потемнело.
Глава шестидесятая
Райн
Отступление.
Я летел, неся в руках обмякшее тело Орайи, летел над полем битвы, где противник перемалывал наши силы. Из-за обилия крови я не мог понять, куда именно наносил удары Симон. Но его удары были сокрушительными.
Она не умерла.
Она никак не могла умереть.
Я ощущал биение ее сердца: медленное, слабое. Я отказывался допускать, что оно остановится. Такой вариант никуда не годился.
Она не умрет.
Я знал, что Симон тоже прыгнул с балкона. Не в погоню за нами, а чтобы примкнуть к битве. Я знал: едва он приземлится, сражение для всех нас кончится.
Отступление.
В гуще сражения я отыскал Вейла. Он расправлялся с ришанским солдатом, атаковавшим его с воздуха. Я окликнул его, не узнав собственного голоса. Вейл обернулся, взглянул на нас с Орайей и поморщился от ужаса.
Затем он посмотрел поверх моего плеча, и его глаза округлились.
Симон.
– Отступайте, – выдавил я. – Немедленно. Уведи всех, кого сможешь.
Я полетел дальше.
Мне требовалось место недалеко от Сивринажа. Безопасное, о котором никто не знает и где никто не станет искать Орайю. Место, где ей немедленно окажут помощь. После всего, через что мы с ней прошли, я не мог допустить, чтобы Орайя умерла у меня на руках.
Возвращаться в лагерь бесполезно. Там ей никто не поможет.
И в места, где к нам присоединились дополнительные войска, тоже.
Сам Сивринаж исключался. Симон и Септимус непременно перешерстят город, разыскивая ее.
Мысли путались. Я сам не знал, как и почему все-таки выбрал место. Выбор не был осознанным. Вспомнил имя и место из письма двадцатипятилетней давности. Не было ничего, кроме слепой надежды и нараставшего отчаяния.
Подсознание приняло решение без меня, поскольку я мог думать лишь о бездыханной Орайе, чье сердце билось все медленнее и слабее.
Вартана находилась довольно близко от Сивринажа. Городишко, едва заметный сверху. Чтобы отправиться в такую дыру, нужна веская причина. Удивляясь себе, я неуклюже приземлился на одной из пыльных улочек человеческого квартала.
Они должны ей помочь. Должны.
Я оказался на городской площади. С наступлением темноты здесь было тихо и пусто. Вокруг – кирпичные здания, расходящиеся незамощенные улочки. В центре площади – фонтан, питавшийся от источника. На кромке чаши устроилась парочка. Наше появление прервало их позднее свидание. Оба испуганно глазели на меня.
Я не очень представлял, как сейчас выгляжу, да еще с окровавленной Орайей на руках и сам порядком забрызганный кровью. И глаза у меня были соответствующие: дикие, выпученные.
Парочка вскочила на ноги и попятилась от меня. Парень заслонял девушку.
– Помогите, – прохрипел я. – Мне нужна помощь.
Имя. Как же звали ту целительницу? Вспомнил!
– Элия! – крикнул я. – Элия. Здесь должна жить женщина с таким именем. Целительница. Когда-то она здесь точно жила.
Я даже не мог связно произносить фразы.
Что за чушь я несу? С чего я вдруг решил, что она по-прежнему живет в этом городишке? Двадцать пять лет – для людей слишком долгий срок. За это время…
Дыхание Орайи стало сбиваться. Меня охватила паника.
– Скажите, где она?
Я шагнул к ним. Девушка от страха была готова прыгнуть в фонтан. Парень вовремя схватил ее за руку и снова загородил собой.
Оба не на шутку перепугались. Я был не вправе их упрекать. Впрочем, какие там упреки? Я не мог связно думать. Да что там, дышать не мог. Даже…
– Я Элия, – послышалось сзади.
Я порывисто обернулась. В дверях одного из домов стояла женщина средних лет, настороженно глядя на меня. У нее были длинные черные волосы с проседью и серьезное морщинистое лицо.
Я судорожно глотнул ртом воздух.
– Мне нужно… Я…
– Я знаю, кто ты. – Элия взглянула на Орайю, и ее лицо потеплело. – И кто она, тоже знаю.
Я чуть не заплакал от облегчения.
– Ты можешь…
– Вноси ее в дом, и побыстрее, – сказала Элия, отходя в сторону. – И перестань кричать, пока не переполошил всю округу.
Часть шестаяПолная луна
Интерлюдия
Обрушить королевство не слишком-то и трудно.
Оно уже и так вот-вот рухнет. А раб – превосходное орудие, чтобы уничтожить последние оставшиеся подпорки; особенно если он способен проникать в самые потаенные уголки замка, оставаясь при этом совершенно незаметным. Раб изумляется: как такое раньше не пришло ему в голову? Это ведь так легко. Королевство сполна заслужило эту участь. И такой способ мести куда изощреннее, чем удар меча в грудь хозяина, о чем раб всегда мечтал.
Все четыре месяца, пока длится Кеджари, раб передает сведения тому многообещающему хиажскому участнику. Сообщает о порядке перемещения караульных, рассказывает о том, где что находится в замке, называет слабые места обороны. Раб видит: чем дальше, тем его хозяин-король все больше трясется за собственную жизнь и постоянно усиливает охрану своей персоны. Эти сведения раб тоже передает хиажу.
Раб осторожен. Он никогда не показывает своего лица и не говорит, как его зовут. О своих замыслах не говорит никому; даже королеве во время их тайных дневных свиданий. Нож, вонзаемый в спину его пленителя, движется так медленно и бесшумно, что тот вообще ничего не чувствует.
Проходят недели, складываясь в месяцы. Хиажский участник, как ему предрекали, побеждает снова и снова. Король от страха делается все более жестоким и коварным. Ненависть раба становится одержимостью, но незаметной для остальных.
И наконец наступает вечер последнего состязания.
Последний вечер Кеджари. Время, когда и будущий король, и раб нанесут последние, сокрушительные удары. Ударом хиажского участника станет победа, густо пропитанная кровью, и обещание от богини. Для раба удар приобретет вид письма, полного тайн и переданного в обмен на гарантии безопасности тем, кто ему близок.
Накануне перемен, которые вскоре потрясут мир, природа словно замирает. Город объят каким-то сверхъестественным спокойствием. Солнце еле-еле сползает за горизонт. Раб сделал свой последний шаг. Теперь остается только ждать.
И лишь сейчас он наконец решается рассказать королеве. Они провели вечерние часы вместе; ее голова покоится у него на груди, его рука гладит ее плечо, а сам он смотрит в потолок, думая о том, во что выльются грядущие перемены.
Когда солнце скрывается за горизонтом, он нежно будит королеву. Еще час, и существующее королевство рухнет.