Его улыбка погасла, будто он нырнул в недавние воспоминания.
– По правде говоря, поначалу я вообще не знал, куда сунуться. Потом вспомнил имя, упоминавшееся в письмах твоей матери, и город. Женщина, которая ей писала, была целительницей. Я от отчаяния ничего не соображал. Сам не понимаю, что меня надоумило лететь сюда.
– Судьба, – усмехнулась за моей спиной Элия. – Это превосходит понимание смертных.
Я не знала, шутит она или говорит серьезно. Она не отличалась эмоциональностью, и ее суховатый юмор граничил с предельной серьезностью. Но в любом случае я была с ней согласна.
Она подняла мою левую руку, проверила повязку на плече.
– Тебе повезло, что Райн додумался принести тебя сюда, – сказала она. – Магия Ниаксии вряд ли смогла бы тебе помочь.
– А какую магию применяешь ты?
– Магию Аседжи. Одной вампирской магией тебя было бы не спасти.
Элия опустила мою руку и перешла к изножью кровати, чтобы мне было видно ее лицо. Взгляд у нее был пристальным и пронзительным. Мне это не понравилось. Возникло ощущение, что она видит слишком многое во мне.
Она отвела глаза, словно и ей не нравилось так на меня смотреть.
– Вот уж не думала, что давнишние письма моей сестры помогут мне встретиться с тобой. Честное слово, я удивлена.
Ложь Винсента разрушила мою веру в судьбу. Но одно то, что Райн нашел эти письма, узнал имя и место, а потом, охваченный паникой, понес меня сюда…
Цепочка действий намекала на руку судьбы.
Райн побледнел. Может, и у него мелькали схожие мысли? Жизнь каждого из нас могла пойти совсем по-иному. Я инстинктивно потянулась к его руке, проведя пальцами по мозолистой коже. Он повернул ладонь и сжал мои пальцы.
Я перевела взгляд на кровать и худощавые, морщинистые руки Элии, лежащие на покрывале. Голова закружилась от ощущения, что когда-то я это уже видела.
Эти руки.
Я вспомнила, как очень давно держалась за них.
«Твои не такие, как мамины. Все в морщинах» – «Орайя, так нельзя говорить. Это невежливо».
– Я жила в твоем доме, – вырвалось у меня.
Брови Элии слегка вздрогнули. Единственный признак ее удивления, да и то почти незаметный.
– Никак не думала, что ты запомнишь. А ведь ты была совсем кроха. – Она обвела взглядом комнатку. – Да, ты родилась здесь. В этой комнате. Тот день был… ох каким нелегким. Я сомневалась, что вы обе останетесь в живых. Делала все, чтобы спасти и ее, и тебя, но…
Она несколько раз моргнула, словно прогоняя память о прошлом.
– Как давно я об этом не думала. Вплоть до вчерашней ночи, когда Райн объявился здесь. Нахлынуло… столько воспоминаний.
Богиня милосердная, я тоже не думала, что кто-то посмотрит на меня так, как сейчас смотрела Элия. С любовью и грустью по нашему общему прошлому.
В голове роились вопросы.
– Как… почему… Моя мама…
У меня дрогнул голос. Я даже не знала, о чем хочу узнать прежде всего.
Обо всем. Хоть о чем-то.
Улыбка разгладила морщины вокруг рта Элии.
– Она была удивительной. И несносной.
– Мама ведь тоже была последовательницей Аседжи.
Не знаю, зачем я выпалила эти слова. Наверное, хотела показать тетке, что и я кое-что знаю о матери.
– Да. Это вообще была ее затея. Мы с ней выросли здесь, в человеческой части Вартаны. Обе были молодыми, порывистыми. А жизнь в Обитрах для людей нелегка. В Вартане было попроще, чем в Сивринаже или Салине, но по всему королевству существовали пределы, дальше которых человек ступить не мог. Алана всегда этому противилась. Она была своевольной девчонкой. Опасное качество для человека в ее положении. Она не желала учиться магии Ниаксии, зная, что достигнет лишь скромных успехов. И потому решила пойти другим путем.
– Путем Аседжи, – сказала я.
– Да, – кивнула Элия. – Единственная из богов, кто позволял пользоваться своими дарами всем жителям Обитр. Даже людям. Но для Аланы это значило гораздо больше. Ей нравилось, что Аседжа – богиня потерянных вещей. Алана считала, что все мы потерялись. Заблудились. И нужно, чтобы кто-то вывел нас. Мало-помалу я поверила в рассуждения сестры и стала учиться вместе с ней.
Я не заметила, как подвинулась ближе к Элии, словно хотела, чтобы ее слова проникли мне под кожу. Каждое слово оживляло красками старый портрет моей матери, нарисованный чернилами.
– Значит, моя мать была… целительницей? – спросила я.
– Нет. У меня это всегда получалось лучше. Алане не хватало терпения. И потом, сдается мне, целительство казалось ей слишком скромным ремеслом. Ей хотелось чего-то большего, чего-то внушительного. Она начала учиться колдовству и искусству прорицания. – Элия негромко рассмеялась. – Я всегда упрекала ее за то, что она выбирает самые бесполезные занятия и уходит в них с головой. Алана отвечала, что однажды они будут востребованы. Нужно лишь дождаться.
Улыбка Элии стала холодной.
– Оказалось, так оно и есть. Вскоре мы узнали, что Винсент разыскивает прорицателей.
Имя моего отца она произнесла как ругательство, как нечто грязное, пачкающее рот.
Мое любопытство погасло, будто задутая свеча. Осталось лишь ощущение чего-то ужасного.
Мне нужно было так много узнать.
И очень о многом я не хотела слышать.
– Никто не мог ее остановить, – продолжила Элия. – Ей хотелось большего, чем наш городишко и жизнь, какую мы вели. Вот она и отправилась в Сивринаж, предложив ему свой дар прорицательницы. Нам она сказала, что это ее шанс достичь известности, стать важной персоной. Она говорила о деньгах. О безопасности, и не только для нее, но и для всех нас. – Элия покачала головой. – Я уговаривала ее не уезжать. Но твоя мать не слушала ничьих доводов.
Я плотно сцепила пальцы. Тело напряглось, словно я готовилась к отражению удара. Наверное, Райн это почувствовал и положил мне руку на спину. Как же я была ему благодарна за эту поддержку.
Мысленно я сотни раз проклинала Винсента. Сжимая зубами подушку, кричала от ярости и боли, вызванными его обращением со мной и враньем, преподносимым мне.
И в то же время он оставался моим отцом. Я любила его, скучала по нему. Я дорожила редкими проявлениями его доброты и бережно хранила их в памяти. Не хотелось жертвовать ими во имя правды, которую Элия намеревалась мне рассказать.
Однако правда была мне дороже воспоминаний.
– Что случилось потом? – шепотом спросила я.
– Что случилось? – негромко рассмеялась Элия. – Она влюбилась. То и случилось. Красивая девушка с большими устремлениями, но выросшая в нищете. А он был обаятельным вампирским королем. Рядом с ним она чувствовала себя… – Элия умолкла, подбирая нужное слово. – Он дал ей то, чего у нее никогда не было. Он дал ей цель жизни. Естественно, она в него влюбилась. Могло ли быть иначе?
Я судорожно выдохнула.
– Чего он хотел от нее? Чем они вместе занимались?
– Тогда я не знала. Я узнавала лишь обрывки сведений из ее писем. Иногда она мне писала, прося совета. Насколько я понимала, она пыталась восстановить то, что было потеряно. Или сотворить заново. Что-то очень могущественное. Но она была скрытной по этой части. – Взгляд Элии скользнул по Райну. – Но теперь, когда я узнала, какие опыты мог проводить Винсент… Подозреваю, она помогала ему подчинить кровь убитого бога.
Я удивленно заморгала и посмотрела на Райна.
Он невозмутимо пожал плечами:
– Мы тут поговорили, пока ты спала.
– Я тогда и не старалась выведать больше, – сказала Элия. – Меня не занимали ухищрения вампирского короля. Меня волновала судьба сестры. К тому времени она жила у него уже несколько лет. И вначале… мне казалось, что она счастлива. Это для меня было самое главное. Однажды она приезжала сюда вместе с ним.
Я чуть не ойкнула.
Такое я не могла представить даже в самых необузданных фантазиях. Винсент, оказавшийся здесь? В старом домишке, в квартале, населенном людьми? В городке, который обозначен далеко не на всех картах?
Элия горько усмехнулась:
– Вот и я скорчила гримасу, когда он объявился на пороге. И да не даст мне соврать Прядильщица судеб, это был очень странный визит.
– Как он тогда выглядел?
Я не могла не спросить об этом. Не могла удержаться.
Элия недолго раздумывала над ответом.
– Я давно подозревала, что между ними не все так просто. А в тот вечер мои подозрения подтвердились. Твоя мать смотрела на него, как на солнце. А он на нее – как на луну.
От этих слов у меня защемило сердце. Может, они действительно любили друг друга?
Почему, поверив в это, я почувствовала себя счастливой?
Но лицо Элии помрачнело.
– Зато на нас он смотрел как на ничтожеств. Наша жизнь вызывала у него отвращение. И тогда я поняла. Быть может, он по-своему и любил Алану. Но он никогда не смог бы полюбить ее такой, какой она была на самом деле. А любить в ней все, кроме ее человеческой природы, – значит вообще ее не любить. Как бы он ни убеждал себя в обратном и как бы ни хотел, чтобы так оно и было.
Мне сдавило сердце. Слова Элии пробивали самые уязвимые места в моей крепости, которую я возводила не один год.
Элия это поняла по моему лицу.
– Винсент был сложной и противоречивой личностью, – сказала она. – Он был одинок. Наверное, какая-то часть этой личности искренне хотела любить Алану. Но он слишком долго прожил в очень жестоком мире. Он научился выживать, превратившись в холодное существо, неспособное любить.
– И что изменилось? – почти выкрикнула я. – Из-за чего мама оставила его?
– Из-за тебя, – тихо ответила Элия.
Я догадывалась об этом, но подтверждение больно ударило по мне.
– Это произошло не сразу. Последние два года мы почти не получали от нее вестей. Я думала, что сестра наслаждается захватывающей жизнью в замке и ей просто не до нас. Но однажды она явилась сюда и сообщила, что беременна, что ушла от Винсента и не намерена возвращаться. – Элия вздохнула. – Я перепугалась. «Прядильщица судеб, – думала я тогда. – Разгневанный вампир явится сюда и перебьет нас всех». Но сестра ответила, что он не станет ее преследовать, и… он не стал.