Райн наконец обошел вокруг стола и медленно приблизился ко мне. Его пристальный взгляд я ловила даже сквозь плотно сомкнутые веки.
Казалось, он был готов и просто ждал.
– Орайя, я очень сожалею, – пробормотал он. – Да, я очень сожалею, что все случилось вот так. Прости меня.
Самым скверным во всем этом была моя уверенность в искренности его слов.
«Прости».
Я помнила, как Райн впервые извинился передо мной, сделав это легко и непринужденно. И как много его извинение значило для меня тогда. Сам того не зная, он изменил весь мой мир. Мне казалось, я получила долгожданный подарок. Наконец кто-то оценил мои чувства и уступил мне, пусть и ценой собственной ущемленной гордости.
Как я жаждала услышать эти слова от отца!
Я все-таки их услышала в последние мгновения его жизни: «Я люблю тебя. Прости».
Изменили ли они хоть что-то? В конечном итоге что они значили? Могли ли несколько слов сотворить что-то хорошее?
Открыв глаза, я наткнулась на взгляд Райна. Меня ошеломило его предельно искреннее лицо, на котором отражались все эмоции. Я понимала: он открывает мне дверь, уговаривает войти. Он даже готов взять меня за руку и ввести.
– Подвернись случай, и ты сделаешь это снова, – сказала я и захлопнула невидимую дверь.
Райн вздрогнул.
– Я пытаюсь спасти как можно больше жизней, – произнес он безнадежным тоном.
По нему было видно, он не знает, что еще сказать.
А что вообще он мог сказать мне, кроме правды?
Конечно, я прекрасно все понимала, и это меня бесило. Райн заключил сделку и умер, пытаясь избежать ее выполнения. На него уповали тысячи сподвижников. Обязательства были вытатуированы на его теле.
Но я слишком долго отрицала, что и на моем теле теперь тоже есть отметина об обязательствах. Я слушала речи Райна об убийстве тех, кто рассчитывал на меня. Однако рассуждать о новом королевстве – это всего лишь слова, а вчера я видела его спектакль – иначе встречу с ришанской знатью не назовешь. Он пытался снискать благосклонность тех, кто когда-то жестоко издевался над ним.
Лицемер.
Мы хотели говорить о нелегких решениях?
Райн шагнул ко мне:
– Орайя, послушай…
Я отпрянула:
– Мне лучше вернуться к себе.
От меня не скрылось недовольство в его глазах.
– Проводи меня или не мешай вернуться самой, – потребовала я.
Надо отдать Райну должное: он знал, когда спорить бесполезно. Муж молча открыл дверь и молча вышел следом за мной. Так мы и шли до моих комнат.
Глава седьмая
Орайя
Не знаю, в какой именно момент я приняла решение, но к возвращению оно уже было готово. Я дождалась, пока в коридоре стихнут шаги Райна. Мне не хотелось рисковать, особенно после того как он столь откровенно рассказал, что слышит все происходящее за стеной.
Выждав еще немного, я полезла в карман и выложила осколки чаши на кровать. Они и здесь выглядели столь же заурядно, как на столе Винсента. Груда осколков, запачканных моей кровью.
Я до сих пор не понимала, чем является эта чаша и как она действует. Я просто повторила то, что сделала в кабинете, проведя по сверкающей поверхности большим пальцем, из которого все еще капала кровь.
Как и там, осколки разлетелись по кровати. Я снова дотронулась до них, и они соединились в неглубокую чашу, зеркальную внутри.
Сейчас у меня была возможность рассмотреть все повнимательнее. Оказалось, соединенные осколки немного подрагивают, а кое-где не совсем плотно прилегают друг к другу. Я вновь порезала палец и смотрела, как кровь стекает по прихотливым завиткам стенок на дно чаши.
На этот раз я была готова к тому, что меня окутает волной присутствия Винсента. Но ощущения оказались не менее болезненными. И вновь я с трудом удерживалась, чтобы не заглушить их. Я не слышала голоса Винсента и не видела его лица, однако безошибочно понимала, что он где-то рядом. Казалось, стоит обернуться, и я обнаружу его у себя за спиной. Ощущение было глубоким, превосходящим все прочие. Я словно чувствовала это нутром.
Кровь в центре чаши пузырилась и растекалась, подрагивая на краях вместе с осколками. Изображение на крови было слабым и тусклым, словно я видела какое-то далекое место. Возможно, черная кровь сделала бы картину более четкой. А может, размытость была вызвана тем, что это устройство, как бы оно ни называлось, не предназначалось для работы с такими, как я, – вампирами лишь наполовину.
Я прищурилась, всматриваясь в слабое изображение. Намек на чье-то лицо, словно кто-то прильнул к зеркалу с противоположной стороны.
– Джесмин? – шепотом спросила я.
– Моя королева, это ты?
Голос принадлежал Джесмин (моя догадка подтвердилась), хотя и раздавался издалека, не отличаясь ясностью. Я нагнулась ниже и напрягла слух.
– Это ты, – сказала она. – Думала… откуда…
– Говори медленнее, – попросила я. – Мне тебя не слышно.
«Змейка, я же тебе всегда твердил, – прошептал Винсент, – ты должна научиться быть более терпеливой. Жди и осознавай».
Я судорожно вдохнула.
Клянусь богиней, его голос звучал так близко, что я чувствовала, как он дышит мне в ухо. Волна горя накрыла меня раньше, чем я успела внутренне собраться.
Лицо Джесмин стало отчетливее. Голос зазвучал сильнее, хотя и сейчас я была вынуждена напрягать слух.
– …ты можешь этим пользоваться, – удивленно сказала она.
Случившееся ошеломило ее.
Одна щека Джесмин была запачкана не то грязью, не то запекшейся кровью, волосы убраны в потрепанный пучок, а на руке серела повязка. Сколь разительно отличалась она от блистательной соблазнительницы, какой я привыкла видеть ее на балах Винсента.
– Пользоваться… чем? – спросила я.
– Его зеркалом. Можешь пользоваться.
Его зеркалом.
Мне требовалось знать все особенности этого устройства, чтобы понять: чаша – реликт могущественной древней магии, теснейшим образом связанный с душой Винсента. И если зеркало принадлежало ему и действовало за счет его крови…
– Время нас подпирает, – сказала я, больше обращаясь к себе.
У меня действительно не было времени разбираться в особенностях зеркала, поскольку имелись куда более серьезные дела.
Джесмин важно кивнула. Она изменилась в лице. Вместо любопытной придворной дамы на меня смотрела главнокомандующая.
– Моя королева, ты в безопасности?
Безопасность. Ну и слово.
Но я ответила:
– Да. А твое положение?
– Мы в…
– Не хочу знать, – перебила я.
Я была почти уверена, что никто не подслушивает наш разговор. Однако сомнения все же оставались.
– Да, моя королева, – понимающе кивнула Джесмин. – Насколько ты осведомлена о состоянии войны?
Я откашлялась. Было неловко признаваться, что я почти ничего не знаю. А сейчас, когда связь зеркала с душой Винсента ощущалась так болезненно и жгуче, моя неосведомленность вызывала еще больший стыд.
Изображение Джесмин дрогнуло. Я поднесла чашу ближе к лицу, словно намеревалась заставить ее продолжать разговор.
– Мне нужна твоя оценка состояния дел, а не ришанская.
Надежная уловка, позволяющая скрыть мое незнание.
– Мы потеряли… много крепостей. Сейчас, королева, мы сражаемся, чтобы сохранить оставшиеся. Пускаем в ход все, что у нас есть. Но… – Она недовольно наморщила нос. – Кроверожденные имеют численное превосходство и весьма коварны. С ришанами мы бы еще справились. Кроверожденные… создают нам изрядные сложности.
Слова Джесмин совпадали с тем, что я видела здесь. Райн мог сколько угодно рассуждать о своих мечтах. А суровая правда заключалась в том, что он позвал псов в королевство и прятал их за своей короной, пока они истребляли его народ. Он в значительной степени зависел от сил кроверожденных.
Однажды Райн сказал мне, что мечты мало значат. Важны только действия.
Его действий явно было недостаточно. Я же вообще бездействовала.
Лицо Джесмин вновь потеряло резкость. Ее слова доходили до меня не полностью.
– Твои… приказы?
Отчаянно стараясь не потерять связь с ней, я выдавила из большого пальца еще несколько капель крови, отчего изображение главнокомандующей вновь покрылось рябью, а у меня заболел затылок, словно изнутри по нему застучали молотками.
Шаги в коридоре заставили меня замереть. Я оглянулась на входную дверь. Закрыта. Шаги не приблизились и скоро стихли. Шедший двигался в противоположную сторону.
Я вновь повернулась к зеркалу, сказав Джесмин:
– Времени совсем мало.
– Каковы будут твои приказы? – настойчивым тоном спросила она.
Приказы. Можно подумать, я обладала властью и могла отдавать распоряжения Джесмин.
– Через две недели они отправятся к вам в Мисраду, – торопливо зашептала я. – Намечается большой поход. У них нехватка солдат, невзирая на контингент кроверожденных. Для большей численности они заберут из Сивринажа всех. Арсенал останется пустым.
Джесмин задумчиво нахмурилась:
– Не знаю, сможем ли мы выстоять против такого натиска.
– Я тоже не знаю. Возможно, вам не понадобится с ними сражаться.
Я умолкла. Требовалось принять решение, которое уже не отменишь. Решение вступать в бой или нет.
Казалось, Винсент стоит рядом, положив руку мне на плечо.
«Это твое королевство, – шептал он. – Я учил тебя сражаться за достойную жизнь. Я дал тебе зубы. Так пусти их в ход».
– Покиньте Мисраду, – сказала я. – Ваша цель – арсенал, пока он не охраняется. Нападите на него, захватите или уничтожьте. Сделайте то, что в ваших силах. У тебя хватит солдат для этого маневра?
Размытое изображение не помешало мне увидеть стальную решимость в глазах Джесмин.
– Скажу прямо: задача тяжелая. Но войск на попытку нам хватит.
Я не позволила себе дрогнуть, не позволила выпасть из состояния командующей.
– Так сделайте это. Довольно бегать от них. Довольно обороняться. У нас нет времени на полумеры.
Настало время сражаться по-настоящему.