олько, что больше не ждет от нее помощи.
– Отпусти его, отпусти! – потребовал Мрачный.
И она, заметив, что негодяй выронил нож, подчинилась, опустила обмякшее тело на пол, лицом вниз, и выдернула копье. Наконечник был идеально приспособлен, чтобы проскальзывать сквозь ребра без помех. Она улыбнулась, глядя, как кровь хлещет из раны. Ее отец, заключенный в этом копье, поработал на славу.
– Дра-а-ать!
Словно ополоумев, Мрачный отнял руку со своей раны, перевернул низкорослого мужчину на спину и приложил ладонь к дыре в его груди. Нет, не мужчину, а мальчишку – Лучшая поняла это, увидев, как пузырится на губах красная пена и глаза закатываются вглубь маленького черепа.
Толпа рассерженно загудела, а Мрачный опять заревел, уже совсем без причины, – сам он был чуть ли не вдвое моложе этого мальчишки, когда отправился на войну и впервые пролил кровь врага в настоящем бою, а не в кабацкой драке.
– Помогите кто-нибудь! – завывал Мрачный. – Неми! Неми, помоги ему!
– Что за хрень вы тут устроили? – спросила у Лучшей крупная женщина в кольчуге, как будто охотница была в чем-то виновата.
Оскорбленная этим вмешательством, Лучшая, не удостоив ее ответом, вытерла копье так резко, что брызги крови упали на дощатый пол рядом с сапогами женщины.
– Я же отпустил тебя! – вопил Мрачный прямо в лицо мертвому мальчишке. – Отпустил! Я пришел сюда не за тобой! Не за тобой! Я отпустил тебя!
Неужели ее сын настолько плохой охотник, что даже не может определить, когда жизнь покидает раненого?
– Ты ловко обращаешься с копьем, кремнеземка, когда имеешь дело с детьми, а если противник окажется чуть покрупней? – сказала женщина в кольчуге, шагнув вперед и положив руку на навершие меча.
Лучшая усмехнулась в ответ на этот глупый вопрос. Чем крупнее дичь, тем проще в нее попасть.
– Мы все видели, что это была случайность, и к тому же мальчишка напал первым, – заявил смуглокожий чужеземец с татуированным лицом, вставая между двумя женщинами и протягивая раскрытые ладони в сторону каждой из них.
– Ничего из этого дерьма мы не видели, ранипутриец, кроме того, что двое дикарей набросились на десятилетнего, – встрял в разговор седой мужчина, стоявший за спиной у женщины в кольчуге.
Он уже держал в руке топор, и еще несколько увенчанных шлемами голов в толпе одобрительно кивнули.
– Я пришел… не за тобой.
Рука Мрачного соскользнула с раны мальчишки. Стоя на коленях, он поднес липкую от крови ладонь к лицу, словно в первый раз увидел ее.
– Посмотрите на это и попробуйте только сказать, будто бы малый не сам напросился.
Татуированный мужчина указал на живот Мрачного, и, похоже, его слова немного рассеяли напряженность. Из-под разрезанной рубахи Мрачного сочилась кровь, и Лучшая вдруг поняла, что рана намного серьезней, чем ей поначалу показалось. Она уже хотела опуститься на колени и помочь сыну, но тут его друзья пробились сквозь толпу и облепили Мрачного. Гын Джу бессвязно кричал, Пурна ругалась, Неми что-то бормотала под нос, а Дигглби сокрушенно всплескивал руками. Вся таверна собралась вокруг них, и рассерженных голосов становилось все больше – Лучшая заметно продвинулась в изучении багряноимперского языка с тех пор, как взвалила на свои плечи заботу о брате Рите, и ей очень не понравилось то, что удалось разобрать в этих выкриках.
– Кто знает этого мальчика?
– Что случилось?
– Это убийство?
– Кто прикончил мальчишку?
Татуированный иноземец, тот самый, что вмешался в ссору, старался сохранять невозмутимость, но в голосе отчетливо прозвучало беспокойство.
– Уносите своего друга отсюда, и побыстрей.
– Его нельзя перемещать, – запротестовала Неми, разгибаясь после быстрого осмотра раны. Ее руки теперь были в крови, как и у Мрачного. Тот все еще стоял на коленях – казалось, вот-вот потеряет сознание. Губы шевелились в беззвучной молитве, остекленевшие глаза смотрели в пустоту. Дигглби и Пурна положили его на пол, а Гын Джу зажал рукой рану. Его серая маска была в красных пятнышках.
– Можно или нельзя, но здесь слишком опасно, – прошипел иноземец, и его голос был едва различим в сердитом гомоне толпы. – Мои ребята помогут отнести его куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
– Я сбегаю за вардо, – сказала Ними, кивнув незнакомцу. – Лучше везти его в фургоне, а не нести на руках. Вытащите его на улицу, но не дальше. Если не закрыть рану, он умрет.
– Поторопись! – крикнул Гын Джу петлявшей в толпе ведьме, как будто в понукании была необходимость.
– Что случилось? – спросила Пурна, поднимая взгляд от пепельного лица сына Лучшей. – Что за хрень здесь произошла?
Лучшая в ответ лишь покачала головой, сомневаясь, что правильно во всем разобралась. Копье в ее руке задрожало, как рамка лозоходца. Может, так и было на самом деле, только почуяло копье отнюдь не воду… Лучшая опустила взгляд и поняла, что это дрожит не оружие, а ее рука. Пурна задала очень важный вопрос – что случилось? Мрачный от одного удара ножом потерял больше крови, чем ей самой удалось выпустить из него за весь недавний поединок, и тонкие струйки все еще текут между пальцами Гын Джу. Вся таверна гудит, словно растревоженный улей ледяных пчел. Сын Лучшей может умереть прямо здесь из-за какой-то непонятной стычки.
– Так ему, на хрен, и надо. Нечего было задирать мальчишку, – послышался голос из толпы.
– Вот, значит, как все было?
– Я видела! Он набросился на мальчишку, тот в ответ замахнулся ножом, а в это время вторая засранка ударила в спину.
Кажется, это сказала та самая женщина, что первой раскрыла рот, а теперь затерялась в толпе.
– И это сигнал для нас, – заявила Пурна, подхватывая Мрачного под мощное плечо. – Давай вынесем его отсюда как можно осторожней.
Лучшая очнулась от оцепенения и подошла к Мрачному с другой стороны.
Сын вырос таким большим, что тащить его вдвоем было нелегко. Но тут сквозь толпу, злобившуюся все сильней, протиснулся все тот же отзывчивый иноземец и позвал, обернувшись:
– Эй, леопарды мои, все сюда! Тут для вас работка!
В одно мгновение рук, которых прежде не хватало, сделалось слишком много, но, когда Мрачного наконец подняли, толпа и не подумала пропустить.
– Неужели дадим им уйти просто так?
– Мальчишка этого не заслужил!
– Разве он не был одним из нас?
– Был!
По этим возгласам Лучшая поняла, что озлобленность толпы сменилось жаждой мести.
– Положите убийцу на пол! – скомандовал какой-то мужчина, вскочивший на соседний стол и теперь покачивающийся то ли от выпитого, то ли от выкуренного. – Я Кроссто, командир эйвиндских разведчиков, и я требую правосудия… ради этого мальчишки.
– И ты имеешь на это право, – ответил ему татуированный иноземец и подал своим подчиненным знак положить Мрачного. – К сожалению.
– Они будут сожалеть еще сильней! – прорычала Лучшая, и на сердце у нее стало легко, словно она была сорванным ветром листком, плывущим над саванной.
Даже рогатый волк не вырвется, если его окружит сотня бывалых охотников. Падшая Матерь призвала ее к себе вместе с сыном. И теперь Лучшая должна лишь проявить доблесть, чтобы их обоих перенесли отсюда прямо в Медовый чертог Черной Старухи. Посмотрев на говорливую женщину в кольчуге, уже выхватившую свой меч, Лучшая решила, что справится с ней без особых хлопот, и замахнулась копьем своего сына, копьем своего отца, чтобы…
– Где, драть-передрать, мой сэндвич?!
Лучшая не могла видеть дверь таверны за спинами противников, но голос узнала сразу.
Все еще стоявший на столе командир разведчиков оглянулся на дверь:
– Вали отсюда, старый пердун, пока тебя не вздернули вместе с этими варварами. И с твоим драным сэндвичем.
В толпе рассмеялись, а командир повернулся к Лучшей и ее окруженным спутникам… но тут его коротко остриженные волосы вспыхнули, и ослепительно-яркий столб огня рванулся к потолку, опалив стропила. Лицо почернело от жара, а затем взорвался череп.
Лучшая растерянно заморгала, не в силах поверить глазам, хотя на толпу уже сыпался волосяной пепел, осколки кости и ошметки мозга. Обезглавленное тело упало со стола.
Колдовство. Безумное, непостижимое колдовство.
И паника. Вполне объяснимая всеобщая паника. Воспользовавшись ею, друзья Мрачного вместе с отзывчивыми иноземцами оттащили его обмякшее тело к двери, где стоял хмурый Хортрэп. Его губы были влажными от крови, к ним прилипли клочки шерсти. Лучшая хорошо знала это выражение хищника, лишь раздразнившего скудным завтраком свой аппетит. Толпа попятилась к дальней стене таверны, языки пламени облизывали стропила.
И только после того, как небольшой отряд перенес Мрачного через несколько кварталов в том направлении, откуда должна была появиться повозка Неми, Лучшая спохватилась и потрусила назад к горящей таверне, чтобы забрать брата Рита.
Глава 18
В Высшем Доме Цепи горели тысячи свечей, и тихий голос кардинала с помощью искусно устроенной эхо-камеры долетал с Ониксовой Кафедры до обитых бархатом скамеек самого последнего ряда. Эти сиденья оказались в новинку даже для тех зрителей, кто прежде посещал проповеди, ведь таких допускали только в Низший Дом, где приходилось преклонять колени на голом обсидиановом полу. Тот огромный собор вмещал в десять раз больше людей, чем это сравнительно небольшое сооружение, да и Средний Дом тоже был сейчас заполнен до отказа.
Кардинал вещал прямо в открытый рот вырезанного из камня ангела, шесть сверкающих крыльев которого и составляли кафедру. Проходя по трубам, голос цеписта усиливался и достигал ушей каждого из бесчисленных слушателей. Однако даже эти три крупнейших на Звезде Дома Цепи не могли вместить всех жителей Диадемы, пожелавших присутствовать на первом заседании вновь образованного парламента. Но так уж всегда бывает при создании правительства, и населению придется узнавать новости обычным способом: из слухов или распространяемых в толпе брошюр.