Позади кардинала, за алтарем, теснились на скамейках другие ораторы; круглое окно из дымчатого стекла нависало над ними, словно тусклое солнце. София уже переговорила с большинством парламентариев и была теперь счастлива, что ни ей самой, ни Индсорит не нужно сидеть рядом с ними у всех на глазах. Обе они должны ждать среди зрителей, когда их позовут.
Но не на одной из этих неудобных скамеек. София нашла компромиссное решение. В исповедальнях, тянувшихся вдоль всего нефа, она выломала решетку, разделявшую соседние кабинки, чтобы можно было видеть друг друга. София испытала огромное удовольствие, когда шарахнула святым молотом боевой монахини по закрытому решеткой образу Падшей Матери, а потом бросила его Мордолизу, словно лакомую косточку. Вряд ли это будет полезно для зубов, но, с другой стороны, он же демон, и, возможно, зубы станут только острее.
Индсорит и вовсе побаивалась появляться на собрании. Сомневалась, что одного дружественного жеста – открытия замка Диадемы для всех жителей города – достаточно, чтобы расположить к себе тех самых бунтарей, которых слуги Короны истязали от ее имени; но София в конце концов убедила ее. Подпольная организация Бориса была лишь одной из многих партий, претендующих на места в правительстве Диадемы, и, кроме них, оставалось еще множество верноподданных, которых воодушевит известие, что багряной королеве удалось пережить покушение И’Хомы. Если Индсорит и София публично проявят уважение к новому правительству, это успокоит некоторые партии, разочарованные тем, что Поверженная Королева и ее еще менее популярная преемница удивительным образом остались живы.
Пригласив бывших правителей принять участие в учредительном собрании, будущие парламентарии сделали не просто умный, но и крайне необходимый ход. Это верно, что Вороненая Цепь, свергнув королевскую власть, а затем сама стремительно покинув город, оставила после себя пустоту в столице Самота, однако нельзя сбрасывать со счетов и двадцать две провинции Багряной империи, в каждой из которых есть полки, сохранившие верность правительнице, будь она полноправной или чисто номинальной. Если королева – или даже две – признает законность свежеиспеченного правительства, это спасет империю от гражданской войны и положит начало долгому процессу освобождения Звезды от тирании.
По крайней мере, так было задумано. София весьма скептически относилась к перспективам новой власти, даже не учитывая те осложнения, что могли возникнуть, если бы запоздавшая Чи Хён все-таки протащила свою задницу и весь Кобальтовый отряд через Врата Диадемы. Хотя такое с каждым днем казалось все менее вероятным. София искренне надеялась, что с девочкой ничего страшного не случилось и Чи Хён всего лишь внезапно поменяла планы. Но даже если так, почему Хортрэп не появился здесь и не предупредил? Каждый раз, когда София думала об этом, в ее воображении возникала одна и та же картина: старый колдун открывает Врата у Языка Жаворонка, обещая безопасно провести Кобальтовый отряд в Диадему, но Изначальная Тьма проглатывает их всех без отрыжки. Мысль о том, что ведьмак мог переоценить свои силы и невольно обречь на гибель отряд, вовсе не казалась неправдоподобной… как и более мрачный сценарий, при котором Хортрэп просто одурачил Чи Хён и принес в жертву целую армию ради какого-нибудь гнусного ритуала, требующего, чтобы тысячи людей добровольно вошли во Врата. Горькая правда заключалась в том, что София доверяла Хватальщику ничуть не больше, чем много лет назад, когда они впервые связали своих демонов. По правде говоря, узнав Хортрэпа ближе, она стала доверять ему еще меньше.
В любом случае обеспокоенность этими мрачными возможностями только отвлекала ее от насущных проблем. И, судя по тому, как разворачивались события, появление генерала Чи Хён с ее фальшивыми кобальтовыми могло показаться новому парламенту Диадемы подарком судьбы в сравнении с другими желающими испортить инаугурационный бал. Что будут делать эти дилетанты, если Черная Папесса приведет имперский флот обратно в пролив Скорби? Или если возрождение Джекс-Тота вызовет непредсказуемый хаос, как опасалась Индсорит? Или еще проще – если какой-нибудь предприимчивый аристократ из соседней провинции, объединившись с имперским полковником, нападет на Диадему, чтобы занять престол?
Пусть даже во впечатляющие, по всеобщему признанию, ворота Диадемы никто не постучится в ближайшие десять лет, все равно сомнительно, что эти люди смогут мирно управлять городом больше ста дней, пока новый виток борьбы за власть не приведет к еще большим беспорядкам. Она шла на это сборище в оптимистичном настроении, но после многочасовых заунывных речей и противоречивых идей относительно будущего Диадемы уже не была уверена, что сможет сотрудничать с новым правительством.
Однако Мордолиз задремал у ее ног, а если ему сделалось скучно, это хороший признак, правда?
– Мне не нравятся эти речи о мучениках, – проворчала Индсорит из соседней исповедальни. – Особенно когда их произносит служитель Вороненой Цепи.
– Ничего, он уже заканчивает, – ответила София, глядя, как кардинал воздевает перевязанные руки к небу, подчеркивая свой посыл о необходимости новой, более мягкой интерпретации гимнов Цепи. – И к тому же его действительно распяли, так что я могу понять, почему он завис на идее мученичества.
– Если он так стремился стать мучеником, то пусть бы и дальше висел, – сказала Индсорит, и София едва не позабыла про все то дерьмо, что творилось вокруг.
Не то чтобы шутка вышла смешной, просто было очень приятно видеть, что Индсорит окончательно выздоровела, швы затянулись и снова проявляется ее характер. Индсорит выжила, и выжила она благодаря тому, что София в кои-то хреновы веки поступила правильно, отправилась в Диадему, вместо того чтобы порвать с кобальтовыми, как поначалу задумала. Год назад в занесенной снегом ледяной пещере посреди Кутумбанских гор она мечтала о том, как будет истязать Индсорит в наказание за убийство Лейба и других жителей деревни, а теперь они вместе дурачатся, сидя в церкви, как девчушки, которых родители силком затащили на мессу.
Подняв израненные руки, Индсорит произнесла:
– Во всяком случае, И’Хома последовательна в своем безумии. Меня она терпеть не могла, но протыкать гвоздями своих же приспешников…
– Говорят, даже кое-кто из святого престола кончил тем же, что и множество простых верующих. Один мятежник рассказывал, что это было похоже на вопящий от боли лес, и, хотя дикорожденные вскоре сняли распятых, многие успели истечь кровью.
Эти разговоры о казненных кардиналах, епископах и жрицах разбудили Мордолиза. Он поднял голову и окинул взглядом переполненный Дом Цепи.
– Удивительно, что дикорожденных не распяли вместе со всеми, – заметила Индсорит.
– Думаю, И’Хома собиралась уничтожить анафем прямо в их монастырях, – предположила София. – Как там они называются, Норы? Но видимо, кто-то из тех, кому поручили передать отравленные кадила, не выполнил приказ и предупредил дикорожденных, так что они успели разбежаться.
– Стоит только заговорить о Вороненой Цепи, как сами мы начинаем казаться разумными правительницами.
– Не торопись с выводами, – ответила София, изо всех сил стараясь не улыбаться, и тут же поразилась: когда в последний раз ей доводилось сдерживать улыбку, а не вымучивать ее?
С той хмельной ночи в кухне замка, когда София неожиданно разоткровенничалась с Индсорит, она ощущала все большую легкость в общении с женщиной, от которой меньше всего ожидала дружеского участия. Объясняй это хоть схожим личным опытом и вытекающим отсюда сходством мировоззрений, хоть просто природным родством душ, но связь между ними все крепла. Возможно, сыграло роль и то, что Индсорит была довольно миловидна. Но София встречала много очень красивых людей, которые вызывали у нее лишь отвращение, так что этой причине не следовало придавать особую важность.
– Полагаю, ты не получила религиозного воспитания? – спросила София заскучавшую подругу.
Индсорит тряхнула рыжими волосами, сделала глоток из серебряной фляги и протянула ее Софии.
– Демоны тебя подери, нет, конечно. Моя мать ненавидела цепистов даже сильней, чем твоих кобальтовых. Ну хорошо, может, и не сильней, но близко к тому.
– Что ж, о вкусах не спорят.
София не взяла фляжку, зная, что там всего лишь холодный калди, и не желая еще больше раздражать горло, ведь она и так почти непрерывно курит кукурузную трубку. Возможно, из-за малого объема чашечки София старалась набить ее поплотней, как всегда выходило с этими кукурузинами. Во имя шести демонов, которых она связала, нужно отыскать подходящий корень вереска и вырезать приличную трубку.
– Теперь моя очередь угадывать, – сказала Индсорит. – Я вижу тебя девушкой из набожной семьи, поющей в церковном хоре… откуда прямая дорога в женский монастырь.
– Теплее, теплее, – усмехнулась София.
– Но грехопадение с усбанским миссионером лишило тебя всего.
– Тьфу ты! – София невольно представила себе Феннека. – Хочу, чтобы ты знала: у меня нет привычки к таким…
– Тсс! – зашипел подросток с ближайшей скамьи, бросив сердитый взгляд на открытую дверь в исповедальню.
София сделала страшные глаза, но Индсорит уже успела извиниться перед парнишкой.
Вот потому-то из этой девочки и вышла более достойная королева. София терпеть не могла всей этой хрени. Допустим, кардинал на Ониксовой Кафедре действительно многое перенес и встал на правую сторону, когда И’Хома объявила о своих безумных планах. Допустим, его версия учения Цепи не так глупа и жестока, как старый канон, – он похож на добрых верующих, которые, по словам Лейба, жили по соседству, но ни разу не попытались затащить его и жену в осиновую рощу к замшелому алтарю. Однако, как ни старалась София прислушиваться к словам святоши, все равно не могла переварить его проповедь. А это была именно проповедь. Человеколюбивая, особенно если сравнивать с теми, что звучали в этом Доме Цепи до ее падения, но все же основанная на неизбежном утверждении, что Падшая Матерь следит за всеми деяниями смертных и каждому воздаст по делам его.