– Какой тебе прок оттого, что старая хромая карга скроется во мраке?
– Ну, хотя бы спокойный сон по ночам для разнообразия. – Борис перестал нервно перебирать руками маскировку и на этот раз твердо встретил взгляд Софии. – Мы наделали немало ошибок. Крупных ошибок. Думаю, наделаем еще. Но дело того стоит. В конце концов мы своего добьемся. Люди будут жить лучше.
– Это было королевское «мы», Борис?
– Народная Стая – это не королева и не папа. Она состоит из людей, а люди порой совершают ошибки. Они… и я… не должны были предавать вас. Я не знал, что все так получится, клянусь. Это неправильно. Вы помогли им. И помогли бы еще больше, если бы вам дали шанс. Вместо этого они поступили с вами так же, как вы сами – с сестрой Портолес, и это неправильно. Но если я освобожу вас, а вы начнете убивать тех, кто обманул вас, чем это закончится?
– Это не закончится, – ответила София, вспомнив, как смотрела в лицо старого Доминго Кавалеры, когда тот объяснял, кто он такой, и как она поняла тогда, что, убив его сына, дала толчок событиям, вызвавшим гибель тысяч людей и возвращение Джекс-Тота. – Не закончится никогда, и чем быстрей ты это поймешь, Борис, тем раньше…
– Неправда! – огрызнулся он. – Это закончится так или иначе. Или вы поклянетесь своим демоном, что не будете никому вредить, и вместе со мной покинете Диадему сегодня ночью, чтобы никогда не возвращаться, или останетесь дожидаться казни. В любом случае Холодная София покончит с мщением, разорвав эту цепь здесь и сейчас.
София задумалась и снова попробовала встать. Похоже, они способны выдержать ее вес. По крайней мере, она на это надеялась. Мысль о том, что она позволит Элувейти и всем остальным членам предательского совета как ни в чем не бывало управлять Диадемой, вызывала изжогу. София могла бы опрокинуть стол на Бориса, свернуть ему тощую шею и выбраться из тюрьмы. Но ей не уйти далеко в таком состоянии, без Мордолиза, показывающего дорогу… и расчищающего ее при необходимости.
Помимо того, что София сомневалась в своей способности проявить жестокость, которую требует ситуация, она попросту устала. Устала от всего. «Ситуация ничего не требует, – напомнила она себе. – Это люди требуют». И прошло очень много времени с тех пор, как она в последний раз сделала маленький шаг, о котором все так часто забывают, – шаг к тому, чего она хотела, а не к тому, что было нужно.
– Индсорит… – сказала София, вставая, и от решения забыть про все остальное ее ноги перестали дрожать, а боль в спине исчезла без следа. – Помоги освободить ее, и ты получишь мою клятву. Мы уйдем вместе и не будем мстить тем, кто навредил нам.
– София… Индсорит умерла. – Борис положил руку ей на плечо.
Горло сжалось, вулканический пол камеры закачался под ногами. Она устояла, но от потрясения не могла произнести ни слова, лишь с ужасом смотрела на продолжавшего что-то объяснять Бориса.
– Мне очень жаль. Ее уже казнили. Провели еще одно голосование и решили сначала казнить ее, а не вас обеих сразу. Растянуть представление… Хрр!
София схватила Бориса за шею, мускулы, привыкшие иметь дело с более крепким материалом, чем кости и плоть, напряглись, Борис выпучил глаза… А затем она отшвырнула его, рухнула на койку и закрыла лицо руками.
А чего еще она ожидала? Что Борис достанет демона из кармана, пожелает им счастливого пути и София с Индсорит отправятся навстречу новым приключениям? Драть-передрать…
– Я понимаю вашу печаль, – пробормотал Борис из мира, оставшегося где-то далеко от затуманенного чудовищным горем разума Софии. – Но если мы собрались идти, то это нужно сделать прямо сейчас.
Куда ей идти? Почему она должна куда-то идти? Что ей нужно в этом мире? Почему бы не остаться здесь и не принять то, что ей уготовано? Почему бы сразу не покончить со всем этим?
Почему?
Потому что мир как раз и хочет, чтобы она сдалась, и пошел он в жопу, этот мир.
– Идем, – сказала она, пошатнувшись и сделав босыми ногами шаг к блаженствующим на полу охранникам. Выбрать, у кого из этих недоносков самые лучшие сапоги, обуться и быстро на выход – в таком порядке. – Я поклянусь сделать все, чего ты пожелаешь, Борис, как только выведешь меня из этой дыры.
Она забрала вересковую трубку из безвольной руки охранника, затем сняла с его пояса кисет, чтобы было в чем хранить свое богатство.
– Хорошо, – сказал Борис. – Хорошо. Но приберегите клятвы, пока мы не вернем вашу собаку. Не обижайтесь, но одно дело – просто слово, и совсем другое – клятва своим демоном.
– Мордолиз? – обернулась к Борису София. Почти угасшая свеча в ее груди снова вспыхнула высоким пламенем. – Он жив?
– Я этого не говорил, – испуганно произнес Борис. – Но знаю, где держат то, что от него осталось, и хочу, чтобы вы забрали это с собой. В городе и так достаточно призраков.
Глава 8
Даже отсюда, из-за леса шипов, что венчал крепостную стену Дарниелла, невозможно было разглядеть новую непорочновскую стену далеко на востоке, но вид, несомненно, открывался ошеломляющий. Послеполуденное солнце отражалось в голубых водах пролива, сияя над многочисленными бурыми островами и багряными азгаротийскими парусами, столпившимися у входа в бухту. Флот Дарниелла был не таким большим, как у Диадемы, но, глядя на черные корабли у причалов и толпу цепистов, все еще заполнявших набережную, Марото решил, что в этом случае можно говорить о превосходстве качества над количеством. На азгаротийских фрегатах и шлюпах плавали настоящие моряки, тогда как в имперском флоте мало кто успел побывать в серьезных переделках до того, как отправился к Джекс-Тоту. Куда больше здесь было церковников и толстосумов, чем матросов и солдат, а в трюмах хранились не оружие и припасы, а предметы искусства, изысканные вина и другие сокровища. Вороненая Цепь словно бы собиралась переселиться в Затонувшее королевство, а не вести с ним войну, в чем убеждал святой престол азгаротийскую элиту.
Но даже если бы у Марото изо рта вытащили кляп, прежде чем воткнуть кол в задницу, он бы не стал тратить последние вздохи на попытку что-то объяснить это людям, которые все равно не станут слушать. Уж лучше оправдаться перед Бань, Ники Хюн и Донг Воном, а когда из этого, конечно же, ничего не выйдет, хотя бы извиниться за то, что потащил их за собой. Можно было бы и догадаться, что, как только он раскроет свое имя святому престолу, цеписты всерьез заинтересуются остальными тремя потерпевшими кораблекрушение, которые приплыли вместе с ним с Джекс-Тота.
Вот что сейчас терзало его сердце – вместо того чтобы пойти ко дну самому, он погубит в придачу и друзей. Вероятно, без Марото, загадившего все вокруг, Звезда станет чище, но эти пираты были добрыми людьми… Ну хорошо, они все же были пиратами, но по пиратским меркам… На самом деле, судя по их собственным рассказам, они были редкостными засранцами даже по пиратским меркам. Но по крайней мере для Марото они оставались друзьями и со временем, набравшись мудрости, могли бы действительно стать добрыми людьми, хотя тут он не мог полагаться на личный опыт.
Если, конечно, предположить, что добрые люди вообще существуют в сем говенном мире. Среди собравшихся их точно не было. Главная азгаротийская плакальщица с часами на траурной шляпе оставила свою излишне театральную свиту на нижнем ярусе, а здесь, на смотровой площадке, только она и прикованные к каменному кольцу пленники портили общее веселье. По тому, как перемешались кардиналы с чиновниками и сенаторами Дарниелла, а также с особами из младших ветвей королевского дома, никто бы не догадался, что во всех гражданских войнах эта провинция неизменно принимала сторону Короны, а не Цепи. Столы были уставлены закусками и плодовыми винами, какой-то балбес с лютней пытался развлечь толпу, и никто, казалось, не жаловался на ужасную вонь разлагающихся трупов, от которой не спасают свежий ветер с моря и дымящиеся в курильницах благовония. Глядя на выбеленный солнцем скелет, что висел сразу на нескольких шипах, словно ранипутрийский факир, спящий на гвоздях, Марото решил, что следует только приветствовать намерение Джекс-Тота уничтожить этот мир. Смертные по определению должны умереть, но если они лишают друг друга даже капли милосердия, не говоря уже о почестях, почему бы не погасить огни и не опустить занавес, покончив с гнусным спектаклем?
Донг Вон вздохнул сквозь кляп и посмотрел на друзей. Ники Хюн уставилась на пушистые облака и замурлыкала под нос, и Донг Вон подхватил мелодию. Марото не узнал ее – то ли это была непорочновская морская песня, то ли какой-то религиозный гимн. Бань то и дело трясла головой, отгоняя кусачих мух, что преждевременно слетелись на вечеринку, но, когда Марото придвинулся к ней, сразу прекратила. Вместо того чтобы встретить его холодным равнодушием, позволила остаться рядом, а затем наклонилась и потерлась потным лбом о его потную волосатую грудь.
Слезы покатились по щекам Марото, прежде чем он успел подумать о том, как их сдержать. Они падали в потускневшие волосы, которые он окрасил в кровавый коралловый оттенок, когда и он, и остальные еще были потерпевшими кораблекрушение пиратами. Бань доверяла ему, а он привел ее к гибели. Даже больше чем доверяла – она пришла спасти его, после того как он попал в плен к монстрам на хребте, с которого рассматривал древний город Затонувшего королевства. Донг Вон все рассказал ему, когда они снова встретились в утробе Джекс-Тота. Он вспоминал, как капитан Бань Лин объявила его членом команды. Эта женщина могла бы насильно завербовать на корабль даже отца с матерью, будь это ей выгодно, но она никогда не бросала в беде своих матросов. И вот теперь, когда уже все кончено, она прощает Марото и трется о его грудь, словно кошка, не знающая, как еще выразить хозяину свою любовь.
– Бесполезный?
Толстый край выплюнутого кожаного кляпа прижался к груди Марото. Должно быть, Бань пыталась разгрызть его всю дорогу от набережной. Стоя совершенно неподвижно, чтобы плетеный ремень, зажатый между ее щекой и его грудью, не свалился на пол, Бань прошептала: