– Я не виноват… – Лудадвен стучал зубами и обливался по́том. – Мы разорились, а мне понадобились деньги на лечение, услышь меня Хальнор, для ребенка моей содержанки. Она меня шантажировала, некуда было деваться…
– Шантажировала, так как знала о том, что ты и раньше подделывал долговые расписки! – Судья Когг с торжеством воздел вверх толстый восковой палец. – Ты замышлял ее убить! Я тебя приговариваю…
– Замышлял, но не убил ведь, – перебил негромкий мальчишеский голос. – У него был выбор – поступить совсем дерьмово или ограничиться мелким мошенничеством. Он выбрал второе – меньшее из зол, так что ты должен оставить его в покое.
– Кто ты такой?! – продребезжал призрак, повернувшись к Рису.
– Не знаю. Не имеет значения.
Тибор покрылся холодной испариной, а сердце бухало о ребра тяжко и с перебоями. Перед живым противником он бы не сплоховал, но Когг – нежить, и Риса теперь не выручить. Если бы парень держал язык за зубами, еще можно было надеяться, что праведный Судья, забрав свою добычу, не обратит внимания на остальных, а теперь пиши пропало.
– Ты… Ты… – Призрак двинулся было к мальчишке, но вдруг замер, а потом подался назад. – Ты неправильный! Если кто-то совершил преступление и не был осужден, я вершу над ним праведный суд, а с тобой почему-то все наоборот… Я не могу к тебе подойти!
Рису бы стушеваться и вознести благодарственные молитвы всем богам без разбору, а он вместо этого шагнул вперед и очутился между Судьей и обреченным фальсификатором.
– Тогда ты его не возьмешь. Я уже сказал, почему.
– Ты мне запрещаешь?
– А ты не сможешь нарушить мой запрет? – прицепился к словам мальчишка.
– Не смогу, – неохотно проворчал Когг.
– Значит, запрещаю.
Да он же маг, с облегчением вспомнил Тибор, магической братии наверняка известен какой-то сохраняемый в тайне способ защиты от Неподкупного Судьи из Хиалы. Иначе в Ругарде давно уже не осталось бы ни одной высокопоставленной персоны, и в сопредельных государствах то же самое… Мунсырех не знает такого способа, но он однозначно существует, и Рис то ли слышал о нем краем уха, то ли интуитивно угадал, что нужно сделать.
Облегчение оказалось преждевременным.
– Убийца! – Мутноватые, как протухший студень, гляделки призрака уставились на него. – Много раз убивал за деньги. Я свершу над тобой суд…
– Нет, – Рис шагнул вбок и теперь заслонил Тибора. – Он убийца, но не изувер, и он меня спас. Не трогай его, я запрещаю.
– Этот человек твой?
– Ага, мой, и я его тебе не отдам.
– Ты главнее меня, и с тобой все шиворот-навыворот, – недовольно констатировал Когг. – У тебя я ничего не смогу отнять. Может быть, дозволишь взять этого? Пятнадцать лет назад он был воином на службе у своего господина, участвовал в нападении на соседнее княжество и убил девушку, которая пыталась от него убежать.
Чувствуя, как трясутся колени, да и руки тоже – несколько мгновений назад он окаменел, а сейчас как будто рассыпался на множество мелких камешков, – Тибор попятился и привалился к стене. Готов побиться об заклад, в волосах прибавилось седых прядей… А саргафский феодал, на которого обратил свой студенистый взор праведный судья, превратился в живую статую с отяжелевшим и в то же время беспомощным лицом.
– Нет, – Рис опять встал между призраком и его жертвой. – Все эти пятнадцать лет он терзался, вспоминая ту девушку, и никогда больше не поступал плохо с другими девушками, даже со своими рабынями. Он сам себя судит, и я запрещаю тебе его забирать.
Рис заступался за каждого – за купцов, за трактирщика, за конюха, за крестьянина, привезшего на постоялый двор молоко и зелень. Со стороны это смахивало на фарс: Неподкупный Судья Когг с его короткими пухлыми ручками, носом-пуговкой, дребезжащим голосом – и тощий Рис, так и не сбросивший маску надменного молокососа из благородных. Можно подумать, два балаганных актера изображают пререкания между заносчивым принцем и сварливым пожилым чиновником.
– Этот, – Когг показал на младшего из служилых грамотеев, – терзает и убивает каждое существо, которое не может дать ему отпор. Кошек, собак, кроликов, кур. Год назад убил супружескую чету – двух престарелых рабов, которых купил по дешевке нарочно для этого. Одна небогатая женщина, живущая с ним по соседству, ударила его ножом за свою замученную собаку, тогда он пошел к мировому судье и добился, чтобы соседку бросили в тюрьму, как за разбой. Его тоже не отдашь?
– Я не собираюсь его защищать, – еще сильнее сузив глаза, так что одни щелки остались, процедил Рис.
И демонстративно отошел в сторону.
– А?.. Нет, нет… – растерянно выдавил доморощенный палач, ожидавший, что за него заступятся так же, как за всех остальных.
Призрак издал удовлетворенный смешок и увеличился в размерах, словно разбухающий столб дыма.
– Постой! – глядя на него с тревожным любопытством, произнес Рис. – Если ты называешь себя Неподкупным Судьей, почему до сих пор не разделался с Гонбером?
– Не могу, – проворчал Когг. – Сам попробуй.
– Я же человек, а человека нельзя с собакой равнять… – бормотал мужчина, которого Рис отказался защищать, мелкими тряскими шагами отступая к просвету меж двух обмазанных известкой сараев. – Людей я не трогал, услышь меня Хальнор, я же знаю, что за людей к ответу притянут, я всегда это помнил… А те старики воняли и не могли больше работать, я за них честно заплатил, это же рабы… Я не сделал ничего плохого!
– Да свершится праведное правосудие! – взвыл окончательно преобразившийся Когг.
Клубящимся облаком он надвинулся на свою жертву, вместе с ней выплыл за ворота и исчез – только пыль закрутилась, как от порыва ветра, но тут же улеглась.
Тибор четко понимал одно: отсюда надо немедленно уносить ноги. Лошади почти готовы, хорошо… Окружающие выглядели потерянными, пришибленными, избегали смотреть друг на друга. Трактирщик велел кому-то из слуг тащить вина. Сейчас все напьются вдрызг и постараются забыть, что здесь произошло, хотя бы частично забыть, насколько получится, чем не выход? А ему напиваться с ними за компанию не с руки, да он и не стал бы, даже при другом раскладе. Потом, у себя в лагере, он приложится к фляжке с полынной настойкой, это всенепременно.
– Почтеннейший, – хозяин вынес большую холщовую суму. – Не побрезгуйте, от чистого сердца…
Копченые колбасы, лепешки, сыр, вяленые персики, орехи с изюмом. Неплохое изъявление благодарности… Свой гостинец трактирщик вручил Тибору, хотя благодарить следовало Риса, но на парня даже не глядели в открытую – косились не то с благоговением, не то с тихим ужасом. Как и следовало ожидать, Рису от этого стало совсем неуютно, и он тоже был не против поскорее отсюда убраться.
Проехав по Бычьему тракту, пока постоялый двор не скрылся из виду, они повернули на восток – мимо виноградников, усадеб за глинобитными стенами, рощиц, пастбищ. Оба молчали. Когда сельскохозяйственные угодья остались позади, а простор впереди вздыбился громадными глинистыми холмами, расцвеченными неприхотливой растительностью, Рис растрепал зачесанную челку, чтобы слипшиеся от масла волосы упали на глаза. Истолковав это как готовность к общению, Тибор поинтересовался:
– Что ты сделал с бесовым призраком?
– Ничего.
– Эффективное у тебя «ничего».
– Я, правда, не знаю, как это получилось. Может быть, Мунсырех поймет, он ведь шаман.
«Насчет тебя Мунсырех понимает не больше моего».
– Ты угадывал те подробности, которые приводил в оправдание, или импровизировал? – спросил он вслух.
– Чувствовал. Ну, можно сказать, угадывал. Я делал то же самое в Эонхо, когда надо было решить, можно что-то украсть без большого вреда или нет. Я еще увидел, что происходит с теми, кого Судья Когг забирает.
– И что же?
– Это похоже на соты вроде пчелиных… Вместо меда они заполнены холодным серым студнем и находятся внутри Когга. В каждой ячейке заперт осужденный наедине с тем, что он сделал. – После паузы Рис добавил: – Мне было страшно.
Тибор вдыхал запах нагретой солнцем пустоши, чесночной колбасы – от притороченной к седлу сумы с провизией, лошадиного пота, расклеванной стервятниками дохлой собаки. Ощущал тряску, жар послеполуденного солнца, бьющий в лицо теплый ветерок. Он жил, и даже если они так и не доберутся до Гонбера и обещанные за упыря золотые горы так и останутся в сослагательной области, все равно его дикая непрофессиональная выходка с лихвой окупилась. Эти соображения успокаивали несказанно. Оправдавшийся расчет – это, простите за тавтологию, все оправдывает. Иначе придется считать, что он то ли спятил хуже Дохрау, то ли, как давешний праведный призрак, попал под действие чар непонятного существа, которое, как выяснилось, главнее Неподкупного Судьи Когга. Последнее, кстати, позволяло надеяться, что Рису и Гонбер окажется по зубам, так что золотые горы, скорее всего, тоже будут.
«Я корыстный авантюрист, и ничего больше», – подумал Тибор, впитывая эту мысль, как целебный бальзам.
Кариштом оказался таким, как Гаян и представлял себе по рассказам и книжным описаниям: страна черных скал, ущелий до того глубоких, что при взгляде вниз сердце замирает, быстрых речек в каменистых руслах и зачарованных тропок.
– Если бы мы замышляли недоброе против чародеев Кариштома, эти дорожки завели бы нас в тупик или сбросили в пропасть, – менторским тоном объяснила Венуста. – Нас пропускают, даже незаметно подстраховывают на опасных участках. Здесь все подвластно чародеям-хозяевам, так что Гонбер сюда не сунется.
Бурливые речки впадали в Кальенару, Кальенара – в Анву, Анва – в Осьминожье море, поэтому дети Лиузамы с драгоценным грузом добирались до места назначения под водой. Когда пути пересекались, лоснящиеся черные амфибии выныривали, чтобы показаться на глаза своей родительнице. Судя по всему, их тоже пропускали беспрепятственно.
– Еще б не пустили, с такими-то гостинцами! – прокомментировала это Лиум. – Чай, уже поняли, что мы чистый прибыток несем, и все будет честь по чести.