– Ник…
Но я ее перебиваю:
– Не начинай, ладно?
– Но…
– Амали! – Я по-прежнему весь взвинчен, поэтому, когда замечаю, как она скуксилась от моей грубости, хочу ударить себя, да посильнее. – Извини. Просто… отдайся своим желаниям, ладно? Я не настаиваю на том, чтобы ты принимала это, но мне бы не хотелось остаться в одиночестве в такой момент.
Сотня разных эмоций накрывает ее с головой. Сначала я вижу гнев, потом разочарование, затем обиду и в конце искушение. Амелия не против разделить со мной этот порошок, но боится.
Откупорив бутылку, разливаю виски по стаканам и протягиваю один Амелии. Его она принимает с охотой, что неудивительно. Кажется, она слегка побаивается меня, видя в таком состоянии, поэтому несколько глотков для успокоения ей не помешают.
Мы пьем дорогой алкоголь и смотрим вдаль, туда, куда тянется океан. Это место – словно мой запасной дом. Я на одной волне с толщей соленой воды, ночным небом, луной и ветром. Одеяло не слишком спасает от холода, но виски разливается по телу, заставляя кожу становиться горячее, пока мы полностью не согреваемся.
Сделав две дорожки из «сладкого» порошка, смотрю на Амелию. В ней столько неуверенности, и я все понимаю, ведь на ее месте я бы тоже, наверное, сомневался в правильности происходящего.
– Ты не превращаешься в Нелли, – шепчу я Амелии на ухо. Она смотрит на меня, ее лицо искажено от грусти, которая ей совсем не идет.
– Это неправильно.
– Мы – это неправильно. А вот это, – я указываю на наркотик, не сводя с нее глаз, – наше спасение.
– Спасение от чего? – ее голос такой тонкий, слабый, кажется, еще чуть-чуть – и он вовсе пропадет.
– От того, что с нами происходит, от окружающего мира.
Амелия ломается и сдается. Мы одновременно вбираем в себя яд, который считаем лекарством. Я чувствую сильную боль, беспощадно сдавливающую грудь, потому что понимаю: то, что я делаю с Амелией, медленно ее уничтожает. Так чем же я лучше Джордана? Разве я не превращаю ее в худшую версию Нелли?
Амелия станет моей первой жертвой.
Сигарета двадцать первая
Амелия
Я снова делаю это. Снова позволяю себе принять эту дрянь. Почему я не могу отказать Нику, когда он убеждает меня в правильности наших поступков? Почему я вообще позволяю ему прикасаться ко мне, целовать мои губы? Неужто я теряю контроль рядом с ним? Он дурно на меня влияет, но благодаря Нику я словно становлюсь самой собой, словно наполняюсь жизнью до краев.
Даже сейчас я разрешаю ему обнимать себя, поглаживать. Мне нравится его ласка, грубая, но в то же время нежная, осторожная. Это полнейшее безумие, но мне нравится словно утопать в нем. С каждым прикосновением я начинаю хотеть Ника все сильнее и сильнее. В последнее время мы много целуемся, но я готова делать это постоянно.
– Я бы с легкостью мог взять тебя прямо на этом покрывале и на этом пляже, – шепчет Ник, нежно проводя рукой по моему бедру. Он много выпил и, кажется, машину придется вести мне, что может вызвать немало проблем.
Я игнорирую его лепет, так как пугаюсь, что он поймет, какую дрожь вызывают эти слова. Пляж пустой и выглядит вполне привлекательно, но рисковать я не собираюсь, потому что не хочу отпускать Ника после того, как мы отдадимся друг другу. Мне хочется побыть рядом с ним еще немного.
– Почему ты молчишь, Амелия? – продолжает шептать он.
Повернув голову, я вглядываюсь в черты его лица. Он только что назвал меня нормальным именем? Боже, как сладко оно прозвучало. Я закусываю губу, борясь с желанием вновь поцеловать его. Кажется, Ник замечает, какую реакцию вызывает мое имя. Он опускает голову, улыбается, а затем снова смотрит на меня. Перекатившись, Ник нависает надо мной.
– Амелия… Амелия… Амелия… – тихо говорит он. – И почему я раньше не догадывался, как прекрасно твое имя. Интересно, насколько круто оно будет звучать, когда мы запутаемся в простынях обнаженные и вспотевшие?
– Ник, хватит, – строго прерываю я, положив руки ему на грудь и отвернувшись. Но он не позволяет мне смотреть куда-либо еще. Схватив меня за подбородок, Ник поворачивает мое лицо в свою сторону и наклоняется еще ниже. Я чувствую его дыхание, которое щекочет мои губы.
– Насколько сладким оно станет, когда я подойду к финалу и выкрикну его, Амелия?.. – Ник ухмыляется и встает на колени, обхватывая бедрами мои ноги.
Когда он снимает верхнюю одежду, мои глаза расширяются. Что он творит? Откинув ее, он берет плед и накрывает им нас. Расставив руки по обе стороны от моей головы, Ник наклоняется к моим губам. Я чувствую предвкушение, но в последний миг он снова отстраняется, заставляя меня разочарованно всхлипнуть.
– Еще рано, Амали. Припасем твое полное имя на лучшие времена. Давай поучим тебя русскому?
Что? Он серьезно? Ник всегда действует по системе «заведи девушку – обломай девушку».
– За каждое правильное произношение ты будешь получать поцелуй, договорились? – Я охотно киваю, это уже интереснее. – Скажи слово «доска».
– Помедленней, – рявкаю я, на что он хмыкает.
– «Доска», Амали…
Я пытаюсь сказать это слово, не зная, что оно вообще значит, но у меня не получается выговорить его так же прекрасно, как выходит у Ника. Психуя, после третьего раза я закрываю ладонями лицо и, вздохнув, пробую еще раз.
– Хм, ужасно, – мямлит Ник. – Давай дальше, скажи «я люблю тебя, Ник».
Я уже открыла рот, но быстро захлопнула его и от злости ударила Ника по бедру.
– Я знаю эту фразу. Да кто ее не слышал? Не буду этого говорить, – сложив руки на груди, противлюсь я.
Раскатистый смех Ника пролетает над пляжем, охватывая все пространство. Отвернувшись, я по-прежнему хмурюсь. Неожиданно Ник наклоняется, продолжая смеяться, и оставляет поцелуй на моей щеке.
– Хорошо, сделаю вид, будто ты просто не хочешь признаваться в этом. Поехали дальше. – Несколько секунд мы проводим в тишине. Я с интересом наблюдаю за задумчивым выражением лица Ника. – Перечисли мне все ругательства, которые знаешь.
– Зачем? Какое это имеет отношение к русскому?
– Ты будешь говорить на английском, а я на русском, – пожимает плечами он.
– Нет, я отказываюсь, это некрасиво. Ты знаешь французский? Нет? Ну так давай его учить. Пришла моя очередь. – Ник даже не успевает что-либо сказать.
Я толкаю Ника в грудь так сильно, что тот валится на спину. Встав над ним на колени, я накрываю нас одеялом точь-в-точь, как делал до этого он. Ник сразу кладет руки мне на талию и начинает ее поглаживать.
Дрожащими пальцами я берусь за пуговицу на джинсах, отчетливо чувствуя, как Ник наблюдает за моими действиями. Он не пытается ни спросить, что я делаю, ни остановить меня.
Приспустив джинсы вместе с резинкой трусов, я указываю на маленькую строчку, которая находится на бедре.
Chacun est entraîné par sa passion[4].
Ник протягивает руку и поглаживает буквы большим пальцем. Его глаза блестят при свете луны. Так приятно чувствовать его прикосновения на своей коже, что я прикрываю глаза от удовольствия.
– Почему я раньше не замечал этой татуировки? – спрашивает он, не отрывая от нее взгляда.
– Тобой двигала страсть, – улыбаюсь я.
– Именно о страсти и говорится в этой надписи, да? – Я киваю, растворяясь в нежных и одновременно грубых движениях его рук.
– Знаешь французский?
– Немного. Моя сестра им интересуется. – Он останавливается и застегивает «молнию» и пуговицу на моих джинсах.
– А что движет тобой? – интересуюсь я, намекая на значение своей татуировки.
– Страсть к жизни, в которой я ни в чем себе не отказываю.
– Знаешь, за последние двадцать четыре часа я не увидела, чтобы твоя страсть хоть чем-то сдерживалась.
Он смеется, понимая, что я имею в виду. Мне приятно доводить Доминика Даниэля Крамберга до смеха, и не просто смеха, а искреннего, настоящего.
Протянув вещи, я велю ему одеться, потому что не хочу, чтобы он заболел из-за сильного холода. После нашего познавательного разговора мы лежим плечом к плечу и смотрим, как луна исчезает за плотным слоем облаков, которые постепенно сливаются, становясь одной большой тучей.
Рука Ника находится под моей головой, заменяя мягкую подушку. Лежа в тишине, я думаю о том, насколько сильно сблизилась с ним. Я даже не знаю, как назвать наши отношения, потому что для друзей мы проводим время слишком фривольно. Парой нас уж точно нельзя назвать, потому что, во-первых, понятное дело, что это не так, а во-вторых, я не желаю встречаться с Ником. То, что происходит сейчас, устраивает нас обоих, но все же какое-то определение нам нужно дать.
Если бы Ник не захотел сыграть в такого рода игру, что бы я сейчас делала? Сидела бы в номере, страдая из-за Нелли, и смотрела бы в окно, мечтая о том, чтобы мои родители изменились и меня приняли такой, какая я есть. Я всего лишь хочу быть любимой, нужной и счастливой. Ник дарит мне то внимание, которого раньше не хватало даже в общении с Нелли, поэтому я к нему привязалась.
Наступит день, когда мы станем одним целым, сольемся душой и телом, но что будет потом? Неужели после того, что мы вместе пережили, ему ничего не будет стоить уйти, забыв обо мне, как о каком-нибудь сне? Это будет больно – это я знаю точно.
– О чем задумалась? – спрашивает он.
– О том, что будет со мной, когда ты уйдешь, – признаюсь я. Мне легко говорить ему правду.
– Зачем ты это делаешь, наслаждайся тем, что сейчас я рядом.
– Ты не понимаешь, – говорю я, горько посмеявшись. – Мне не привыкать к страданиям, но ты, Ник… ты причинишь мне самую сильную боль, когда уйдешь. Я привыкла к твоему обществу, к твоей дерьмовой поддержке, нежности и грубости. Я привыкла к твоему присутствию в моей жизни. Тяжело осознавать, но это действительно так.
Ответа я не получаю. Да и что он может сказать? Ник не откажется от задуманного, как бы я на это ни надеялась. Муки мне обеспечены.